Донал Грант - Джордж Макдональд

«Слава Богу, — подумал Донал, — что в мире есть и другие люди вроде моих отца с матерью!»

Он уселся в предложенное ему кресло.

— Садись к столу Эндрю, — сказала старушка, — если, конечно, можешь хоть на минутку отложить свою книжку. Пусть душа пока отдохнёт, пора и про тело подумать… Ой, сэр, боюсь, не будь меня рядом, он вообще бы позабыл и про еду, и про питьё!

— Эх, Дори, — ответил старик, — разве я тоже тебя иногда не кормлю? Особенно когда попадётся кусочек получше да повкуснее?

— Кормишь, кормишь, Эндрю, а если бы не кормил, не знаю, что бы сталось с моей душой. Наверное, то же самое, что с твоим телом, если бы я тебя от книжек не отрывала и к столу не звала. Вот видите, сэр, мы с Эндрю — как тот Джек Спрэт со своей женой, из детской считалки! Знаете, наверное? [6]

— Это точно! — улыбнулся Донал. — Вы так друг другу подходите, что любо — дорого смотреть!

— Слава Богу! — вздохнула Дори. — Только, наверное, было бы ещё лучше, будь у меня ума чуть — чуть побольше.

— Господь знал, кому что давать, когда сводил вас вместе, — ответил Донал.

— Это вы хорошо сказали, сэр! — проговорил сапожник. — Если Господь доволен тем, что Он тебе дал, и я тоже доволен, почему ты сама жалуешься?

А, Дори? Вот ответь — ка мне на это! Ну ладно, давайте лучше чайку попьём… Да, сэр, нельзя ли мне спросить, как вас зовут?

— Меня зовут Донал Грант, — ответил Донал.

— Очень приятно, мистер Грант. От нас вам почёт и уважение, — кивнул старик. — Не откажетесь ли вы помолиться перед едой?

— Может быть, сначала вы, а потом я?

Сапожник произнёс краткую молитву, и они принялись за еду — сначала за овсяные лепёшки, которые напекла Дори, а потом за пшеничный каравай.

— Вы уж простите, сэр, но нет у меня ни варенья, ни сладостей, чтобы вас угостить, — снова вздохнула Дори. — Мы люди простые. Нам и того довольно, чтобы только свои бренные жилища поддержать в добром здравии, пока Господь не призовёт.

— И хорошо, что мы об этом помним, — сказал Эндрю с непонятным огоньком в глазах. — Вот настанет срок, мы отправимся к себе домой, а жилища наши обрушатся, и нам уже не придётся о них думать да платить за ремонт. Кабы они сразу не разрушались, глядишь, в них бы бесы поселились. И тогда что?

— Да что ты, Эндрю! — воскликнула Дори. — В Писании ничего такого не говорится!

— Эх, Дори! Да откуда ты знаешь, чего нет в Писании? — ответил Эндрю. — О том, что в нём есть, ты знаешь много, этого у тебя не отнимешь. Но ты ведь ничего не знаешь о том, чего в нём нет!

— Но разве не лучше знать то, что в нём написано?

— Конечно, лучше!

— Ну и что я тебе говорила? — задорно откликнулась Дори с шутливым торжеством в голосе.

Донал понял, что попал в дом к настоящим святым чудакам, и сердце его возрадовалось. Он и сам был из таких же чудаков — то есть из тех, кто живёт ближе всех к священной простоте жизни.

Они ещё немного поговорили, и разговор их так разительно отличался от обычных пересудов за столом, что простой человек, пожалуй, поднял бы на смех и хозяев, и их странного жильца. Эндрю Комен никогда не стал бы в подробностях расспрашивать гостя о том, кто он такой, перед тем, как решить, стоит сдавать ему комнату или нет. Но теперь, когда Донал сидел за его столом, не поинтересоваться жизнью и историей своего нового постояльца было бы для старика такой же вопиющей неучтивостью. Поэтому спустя какое — то время сапожник сказал:

— А вы, сэр, сами чем занимаетесь в Божьем Царствии?

— По — моему, я понимаю, что вы имеете в виду, — ответил Донал. — Моя мама разговаривает ну точь — в–точь, как вы, так же забавно и необычно.

— Ну, это необычное — не такое уж и необычное! — заметил сапожник.

Все немного помолчали, и он продолжал:

— Если вы, конечно, хотели бы пока помолчать, подождать, пока узнаете нас с Дори получше, то это ничего. Можете считать, что я у вас ничего не спрашивал.

— Да нет, — улыбнулся Донал. — Я с радостью расскажу всё, что вы захотите обо мне узнать.

— Тогда расскажите, что сочтёте нужным, сэр, а чего лучше пока не говорить, оставьте при себе.

— Вырос я на Глашгаре, с детства пас овец да коров, — начал Донал. — Долгие годы чуть ли не жил на самой горе. Наверное, даже дома бывал меньше, чем на холмах и в долинах. Но ведь в горах Бог остаётся тем же, что и во дворцах!

— А в горах — то, наверное, ещё лучше узнаешь про ветер, про облака и про пути Господни на земных просторах! Мне — то самому больше известно, как Бог управляется в Своём доме, то есть в сердце человеческом. А вот как Он держит в порядке всё, где не живёт Сам, я почти и не ведаю.

— Но вы же не думаете, что Бога там нет? — воскликнул Донал.

— Конечно, не думаю! Я же знаю Его немного, — ответил сапожник. — Но ведь вы согласитесь, что лисья нора не так глубока, как жерло огненного вулкана? Где мелко, там даже Сам Господь глубины не найдёт. Так уж, наверное, не может Он так же глубоко проникнуть в ветер или в облако, как в человеческое сердце, хоть ветры и облака Ему и повинуются.

— А — а! Теперь я понял! — сказал Донал. — Может быть, поэтому — то Христу и понадобилось запрещать ветру и волнам [7], словно они разбушевались по своей воле, а не по воле Того, Кто их сотворил и научил летать по миру и плескаться о скалы?

— Может, и так. Но мне надо ещё подумать, прежде чем сказать наверняка, — ответил Эндрю.

Они немного помолчали. Потом Эндрю задумчиво произнёс:

— Сначала, когда я вас увидел, то подумал было, что вы из города. Ну, приказчик какой из лавки или этот… Как их там? Ну, которые сидят за конторкой, деньги считают да счета выписывают.

— Нет, благодарение Богу, я не приказчик, — засмеялся Донал.

— А и были бы приказчиком, отчего Бога не поблагодарить? — заметил Эндрю. — Он всему хозяин. А то вы ещё начнёте благодарить Бога за то, что не стали сапожником, как я! Хотя отчего бы вам так не думать? Вы же не знаете, какое это славное призвание!

— Вот что я вам скажу, — ответил Донал. — В городах народ часто думает, что лучше иметь дело со счетами, чем с овцами, только я не таков. Во — первых, овца — существо живое. Знаете, я вот легко могу себе представить, как ангел небесный пасёт овец вместе с моим отцом! Эх, как им было бы хорошо вдвоём! Тут бы ему всё пригодилось: и ноги, и руки, и крылья; иначе за ягнятами не уследишь. А представьте себе, как тот же ангел стоит за конторкой да считает. Крылья ему придётся сложить да убрать; к чему они в конторе? Он, конечно, всё равно останется ангелом, и даже не падшим, а обыкновенным. Только для того, чтобы работать в лавке, кое о чём ему придётся позабыть.

— Но сейчас — то вы уже не пастух? — спросил Эндрю.

— Сейчас нет, — сказал Донал. — Хотя, можно сказать, что я и остался пастухом, только теперь ищу себе иных ягнят. Один мой друг — его зовут сэр Гибби Гэлбрайт, может быть, вы слышали? — помог мне получить образование, и теперь у меня есть диплом Ивердаурского университета.

— Так я и думала! — торжествующе воскликнула миссис Комен. — Только сказать тебе, Эндрю, не успела. Так я и думала, что он из какого — нибудь колледжа. Поэтому — то с головой у него и лучше, чем с обувкой!

— Башмаки у меня тоже есть, — смеясь, заверил её Донал. — Только в сундуке, а его пока не привезли.

— А он не слишком у вас большой, сундук — то? Как вы его будете вверх по лестнице затаскивать?

— Да нет, тут всё будет в порядке. Правда, я хочу оставить его внизу, пока у нас с вами всё не решится, — сказал Донал. — Если вы не против, то я, пока в городе, поживу у вас, больше никуда не пойду.

— Вы, наверное, и по — гречески читаете как по — писаному! — с мечтательным восхищением в голосе проговорил сапожник.

— Ну, не так хорошо, как по — английски, но достаточно, чтобы всё понимать.

— Эх, вот чему я завидую, так это греческому! Нет, сэр, вы не подумайте чего, я по — хорошему завидую, и дай вам Бог ещё больше учёности. Но вот бы и мне так выучиться! Читать на том же языке, что и Сам Господь, Само воплощённое Слово!

— Ну, Он — то как раз ставил дух закона выше его буквы, — возразил Донал.

— Это правда. Только сдаётся мне, что как раз здесь нет ничего плохого в том, чтобы алкать, жаждать и даже чуть — чуть завидовать! У кого есть дух, тому и буквой хочется овладеть. Ну да ладно! Вот увидите, я за него сразу примусь, как только взберусь по Божьей лестнице на Небеса — если будет на то Его воля.

— Вы только послушайте его! — всплеснула руками Дори. — Да зачем тебе там греческий? Вот увидишь, там весь народ, а может, и Христос будет говорить по — шотландски! А почему бы и нет? Зачем он там нужен, этот греческий? Чтобы все над ним корпели с утра до ночи и головы себе зазря ломали? Её муж весело рассмеялся, но Донал сказал:

— А ведь вы, пожалуй, правы, миссис Комен. Я думаю, там будет один большой и чудесный язык, который когда — то породил все остальные и потом снова вберёт их в себя. Так что мы будем понимать его даже лучше, чем свой собственный, потому что он будет больше и выше, чем все наши родные языки, вместе взятые!