Ангел-стажёр (СИ) - Ирина Буря

Через мгновение я обнаружил, что раньше меня она не вставала — она просто вообще не ложилась. Ее половина дивана была не расстелена. Моя, как выяснилось, тоже. Выходит, я проспал всю ночь в одежде, на покрывале — как бедный родственник, которого из жалости на пару часов отдохнуть пустили? В моем собственном доме? Который я заработал тяжким хранительским трудом и чудесами изобретательности перед лицом дисциплинарной комиссии?

Татьяна! — возмущенно рявкнул я, принципиально отказываясь идти ее искать.

Реакции не последовало. Никакой. У Игоря в спальне, небось, сидит — ждет, пока ненаглядное чадо проснется, чтобы пожалеть его, тираном-отцом обиженного…

— Татьяна! — еще громче заорал я, вспомнив размеры честно заработанных апартаментов.

Опять тишина. Полная тишина. Если бы она в душе была, я бы шум воды слышал. А если она на кухне — не Игоря жалеть, а меня завтраком задабривать собирается? Там после вчерашнего застолья много чего, по-моему, осталось, но она ведь даже если подогревать что-то возьмется — все испортит.

Меня словно вот тем ледяным ветром с кровати сдуло.

Домчавшись до кухни, я резко затормозил, чтобы войти в нее с подобающим случаю строгим видом. Все усилия пропали даром — в кухне никого не оказалось. Завтрака на столе тоже. Ну все, теперь пусть оба не обижаются…

— Я очень хотел бы узнать… — холодно начал я, рывком открывая дверь в комнату Игоря.

Вот именно — я очень хотел бы узнать, куда они все подевались, подумал я совсем не холодно, в полном ступоре осматривая пустую комнату нашего сына с также нетронутой кроватью.

Через пару минут моя квартира уже не показалась мне такой большой — именно столько времени мне понадобилось, чтобы всю ее обыскать. Я галопом пронесся по коридору, обеим ванным, снова гостиной, снова кухне — их нигде не было. В доме никого не было.

Я присел к столу на кухне, лихорадочно размышляя. Неужели Игорь все-таки уехал? Да нет, не мог он машину без спроса взять. А, да, с ним же Дара … нет, Дарина … ладно, некогда выговаривать — Дара была, принцесса его темная. Эта его могла на что угодно подбить. А Татьяна за ними, что ли, увязалась — вместо того, чтобы твердо запретить ему самовольничать, или хотя бы меня разбудить, чтобы я это сделал? Ну, не дай Всевышний, я машину сейчас во дворе не обнаружу…

Я рванулся к окну. Первым делом в глаза мне бросился любимый вид. Сейчас заваленный снегом, конечно, но лента реки отлично просматривалась между заснеженными деревьями на ее берегах. Чего не скажешь про машину. Та часть двора, где я ее обычно парковал, из кухни была не видна. Ладно, я сейчас с балкона… Мне вдруг очень захотелось глотнуть морозного зимнего воздуха, чтобы в голове хоть чуть-чуть прояснилось.

В гостиной я рванул дверь балкона на себя. В смысле, попытался рвануть. Ее ручки не поворачивались. Совсем. Я остолбенело уставился на них. Мне, что, вторая серия снится? Или это они их заблокировали, чтобы время для побега выиграть? Так я на улицу сбегаю, меня сейчас ногами быстрее, чем лифтом, снесет…

Я ринулся к входной двери, схватив на бегу, не глядя, куртку с вешалки. Поймал я, однако, пустоту — куртки на вешалке не оказалось. Ах, она ее еще и спрятала! Решила, что без нее я не выйду, побоюсь простудиться? Не дождется! Сейчас я точно не заболею — меня вон уже так трясет, что все вирусы поотскакивают.

Замки на двери тоже не поворачивались. Так, это у меня руки трясутся. Нужно взять себя в руки. Как можно взять себя в трясущиеся руки? Ничего, в трясущиеся руки можно взять что-нибудь другое. За все эти годы никакого особого инструмента у меня так и не накопилось, но молоток точно где-то в кладовке был.

Молотка в кладовке не оказалось. В смысле, я не знаю, может, он там и был, только ее дверцы тоже не открывались. А также дверцы шкафа, в который Татьяна могла мою куртку спрятать. А также дверцы всех других шкафов. А также шкафчиков на кухне. А также холодильника.

Уже ничего не соображая, я принялся лихорадочно нажимать на все кнопки всех приборов, которыми Татьяна нашу кухню напичкала. Ни одна из них не нажалась. Вот кто бы мне еще вчера сказал, что я буду целостность своего рассудка всякими чудесами техники проверять…

Господи, телефон! Обхлопав себя по всем карманам с абсолютно ненужной силой, я обнаружил мобильный именно там, где всегда носил его — в заднем кармане джинсов. От облегчения у меня прямо ноги подкосились. Ненадолго, правда. Кнопка телефона нажалась, но на экране это никак не отразилось. Ну, понятно, я же на нем спал — включил во сне случайно, вот он и разрядился.

Ящик стола, в котором лежала зарядка, тоже не открылся.

Я медленно вернулся на кухню и подошел к окну, чтобы если не вдохнуть морозного воздуха, то хоть посмотреть на знакомый и любимый пейзаж — для прояснения сознания. Чуть-чуть прояснившись, сознание тут же подсказало мне, что что-то не так.

Понятно, зима, новогодние праздники, метель — но чтобы за пять минут ни одна машина по дороге не проехала, ни один человек не прошел, ни одна собака не пробежала, ни одна птица в небе не пролетела? Присмотревшись, я заметил, что и свинцовые тучи в небе не движутся. Передо мной была абсолютно застывшая картина. Словно нарисованная. Очень реалистично нарисованная.

И вот тут-то на меня … чуть не сказал, озарение снизошло. Не озарение это было, а осознание, и не снизошло оно на меня, а рухнуло махиной вот этих самых свинцовых небес.

Никакой это был не сон. Ни тогда, когда я проснулся, ни сейчас. Это была самая что ни есть реальная реальность — страшнее, чем в любом кошмаре или фильме ужасов.

Я отчетливо, во всех деталях, вспомнил вчерашний скандал с Игорем, наш ночной разговор с Татьяной, когда Игорь с Дарой легли спать, ее внезапное решение преподнести урок самоуверенным детям, нашу поездку утром к ее родителям, усиливающуюся метель, брыкающуюся у меня под руками машину, грузовик, идущий нам навстречу…

Мы погибли, столкнувшись с тем проклятым грузовиком.

В смысле, меня, конечно, срочно эвакуировали в родные пенаты, а вот Татьяна погибла. Я изо всех сил стиснул зубы, чтобы не заорать, словно это меня в той аварии искалечило. Нет, все-таки