Совсем другая история - Вера и Марина Воробей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Галь! Да ведь очевидно, что она обычная попрошайка, да еще с дырявой крышей… Впрочем, не исключено, что просто косит под блаженную. Ей бабок надо было срубить по-быстрому, не зря же она ловит тех, кто от Евдокимова выходит! К нему-то с просьбами идут, с сокровенными, поняла? Дура дурой, а соображает получше цыганок, где клиентов найти, – продолжал кипятиться Валентин.
– Не трогай ее, Валик, – неожиданно вступилась за «елку» Галина. – Кому от нее хуже? И что значит какой-то полтинник, когда Игорь… Тут, знаешь, за самое невероятное схватишься, как за соломинку.
– Только не говори, что ты ей поверила, Галь! – взмолился Валентин. – А то я подумаю, будто и у тебя крыша поехала! Может, это заразно, а?
– Да не поверила, конечно, – тяжело вздохнула Снегирева. – Но ведь так хочется поверить, хоть на секундочку…
Они подходили к метро. Галине очень не хотелось разлучаться с Валентином, со своим, как выяснилось, надежным и единственным другом. Она боялась остаться наедине с собой, со своими невеселыми мыслями, которые вертелись в голове, как карусель.
– Ты куда сейчас? – спросил Валентин.
Поднявшийся ветер гнал по тротуару пустые пластиковые бутылки, обрывки газет, окурки и разный мелкий мусор. На душе у Снегиревой было смутно и тревожно, просветленность, навеянная «елкой», исчезла, уступив место гнетущему беспокойству.
– Надо заехать в больницу, – тоскливо сказала она. – Поехали со мной, а? Знаешь, мне страшно… Страшно переступать порог его палаты, не зная, что могло произойти, пока меня не было рядом…
– Нет, Галь, извини, но поезжай одна. Да ты сама подумай: приятно ему будет меня видеть? Стопудово нет! – Валентин заботливо поднял капюшон Галиной куртки и натянул ей на голову. – Вы уж там сами, без меня… Ладно? Созвонимся вечером, ты держи меня в курсе. Хорошо?
Галина хотела сказать Валентину, какой он хороший и как она благодарна ему за все, но он, помахав рукой на прощание, торопливо сбежал вниз по ступенькам перехода.
«Зайду домой, надо поесть и с мамой повидаться, – наметила Галина план действий. – А потом поеду к Игорю. Нет, сначала позвоню Льву Николаевичу, узнаю, как дела… Или нет, поеду сразу, он наверняка у Игоря сидит».
Валентин ехал в многолюдном вагоне метро и размышлял. Он не понимал сам себя. Помогает своему сопернику, бегает по каким-то незнакомым людям, что-то выдумывает… Но ведь он делает это не ради Игоря, а ради Гали. А как он относится к Гале на самом деле? Кто он ей? Только лишь друг или нечто большее? И вообще, может ли быть дружба между ним и Галиной – вот такая, без тайной корысти, без скрытых желаний и неосознанных надежд? Да, Галя ему нравится. Нравится. Но как кто? Как добрый, отзывчивый, умный человек или как привлекательная девушка?
Валентин не находил ответа почти ни на один вопрос. Три месяца назад он предложил ей своеобразный выход из той ситуации, в которую она попала. Вернее, думала, что попала. Но так или иначе, а он предложил ей пожениться и усыновить ее ребенка. Или удочерить, не имеет значения. Тогда он не мог поступить по-другому. А сейчас? Что вообще заставило его снова помогать Галине, когда, казалось бы, отношения между ними закончилось навсегда?
Все это время, что они были в ссоре, Валик переживал обиду. Обиду от того, что Галя его обманывала, продолжая встречаться с Игорем, хотя уверяла его в обратном. А может, это вовсе не обида была, а ревность? Обычная ревность, умело маскирующаяся под различные человеческие чувства. И спрятана она так глубоко в душе, что фиг докопаешься. А если он, Валентин, ревнует Галину, то, значит, он просто неравнодушен к ней? И сейчас он пытается спасти Игоря, своего счастливого соперника, не из большого человеколюбия к нему, а чтобы быть рядом с Галей?
Валентин совсем запутался. Да, сейчас Игоря трудно назвать счастливым… А с другой стороны, ведь это его любит Галя Снегирева, а не Валентина. И к нему она пришла не потому, что соскучилась, а только ради Игоря своего ненаглядного.
Валентин заерзал на кожаном сиденье вагона. Бред какой-то лезет в голову. Ну, спрашивается, на фига ему приспичило копаться в причинах своих поступков? Разве плохо ему было сегодня, когда они с Галей провернули две такие, казалось бы, безнадежные авантюры? Нет, ему было хорошо. И ведь что совсем непостижимо, никто не сказал им категорическое «нет». А дядя Гриша вполне мог вежливо их отослать, не говоря уже о Евдокимове. Для него, племянника, Григорий Арсеньевич, безусловно, сделал бы все возможное. Это и к бабке не ходи. А Галя и ее возлюбленный ему вообще параллельны, но тем не менее он пообещал помочь… И этот предвыборный кандидат тоже.
Валентин протиснулся к выходу. Поезд подъезжал к его станции.
«Пусть все остается как есть, – принял решение Валик. – Ведь я не сержусь на Галку, ни капельки уже не сержусь. А помочь ей мне жутко хочется. Значит, так и будет. И нечего огород городить».
6
Галя приоткрыла дверь восьмой палаты. Гулко билось сердце. Что там, за этой дверью? Всю дорогу в больницу она гнала от себя страшные навязчивые мысли… Но они все возвращались и возвращались, словно бумеранг, и избавиться от них не было никакой возможности.
Игоря в палате не было. Там вообще никого не было, только на тумбочке сиротливо торчали из стеклянной банки увядшие стебельки цветов. Галина почувствовала, как чья-то ледяная рука медленно сжимает ее горло и в сердце заползает липкий, безудержный страх. В эту минуту она в самом деле почувствовала, как волосы зашевелились на голове от этого неумолимого страха.
Она растерянно обводила взглядом больничные стены, словно ожидала, что ее любимый материализуется прямо из воздуха. Силы стремительно покидали ее, и, чтобы удержаться на ногах, ей пришлось ухватиться за спинку стула. Внезапно дверь резко распахнулась, в палату вошел Лев Николаевич и едва не налетел на Галину, стоявшую в потрясении посреди палаты.
– Галя? Ты давно здесь? На тебе лица нет! – всполошился отец Игоря. – На вот, попей водички…
Он налил минеральной воды в стакан, стоявший на тумбочке, и протянул девушке.
– Что с Игорем? Где он? – прошептала Снегирева, отталкивая его руку со стаканом.
– Так его на анализы какие-то повезли, тебя, что, дежурная не предупредила? Скоро уже закончат, – пояснил Лев Николаевич.
– А-а… ну да… – облегченно пробормотала Галя, постепенно возвращаясь к действительности. – Нет, я не видела медсестры. Там за столом вообще никого не было… Я, в общем, так и подумала… про анализы, – слукавила она. – Просто жарко тут, вот мне и стало немножко нехорошо… Уже все нормально, правда! Можно, я подожду Игоря здесь?
– Ну, естественно, жди, – вздохнул Лев Николаевич. – Все возят его, смотрят, анализы делают, а толку никакого. Я где только не был! Во всех инстанциях. Спасибо хоть на очередь поставили, вот и вся подвижка. А чтоб без очереди, деньги нужны огромные. Вот пытаюсь собрать… Часть занять, часть в кредит в банке взять… Только долго это все, боюсь, не успею… – Отец Игоря запнулся на полуслове и отвернулся к окну.
Галине ужасно хотелось немедленно рассказать Льву Николаевичу о своих маленьких победах, подбодрить его, но она отчетливо понимала, что делать этого нельзя. Ведь все еще абсолютно не ясно, призрачно, да и не победы это вовсе, а так… просто крохотные удачи, которые вполне реально могут закончиться ничем. И обнадеживать Льва Николаевича, а тем более Игоря она не имеет права.
Отец Игоря снова исчез, прихватив с собой минеральную воду. Галина сняла куртку и небрежно бросила ее на подоконник. В палате действительно было жарко. Девушка, почувствовав страшную усталость, присела на стул, ожидая возвращения любимого, и погрузилась в воспоминания. Они были светлыми и добрыми, правду же говорят, что вспоминается только хорошее, а плохое… Нет, плохое не забывается, хотя иногда очень хочется вычеркнуть его из памяти навсегда. Просто, видимо, так человек устроен – его мозг просеивает события словно через сито, а потом прячет по закоулкам памяти то, что вспоминать неприятно или больно.
Вот и сейчас Гале вспомнились самые счастливые моменты их с Игорем любви. Как она увидела его в первый раз в инвалидной коляске, какие глаза у него тогда были – чуть напряженные и словно ожидающие чего-то… Как стихи свои ему читала, как он с нежностью гладил ее волосы, как выиграла конкурс молодых поэтов и получила первую премию, как волновалась под дверью операционной, когда Игоря оперировали… И счастье, и любовь в его глазах, когда он смог встать и пойти, как раньше. Галя вспоминала все то прекрасное, что было у них до их первой и единственной ночи. А потом… Та ночь перевернула все в их отношениях, расколола время на «до» и «после». То было начало конца, но никто из них еще об этом не подозревал.
Галина зажмурилась и потрясла головой, чтобы избавиться от ненужных воспоминаний, причинявших ей боль. Потом достала из сумки маленькое зеркальце. Сейчас привезут ее любимого, а она сидит тут как клуша! Ну, так и есть – волосы растрепаны, под глазами круги, лицо утомленное… Она принялась наводить красоту: чуть подрумянила щеки, расчесала волосы, попыталась улыбнуться самой себе. Улыбка вышла жалкой и натянутой. Нет, она просто обязана взять себя в руки! Игорь не должен видеть ее унылую физиономию ни в коем случае! Ему и без нее хватает причин для тоски.