Натюрморт из Кардингтон-кресент - Энн Перри

Однако Юстас не мог допустить, чтобы кто-то прерывал его философствования, особенно речами про каких-то там бедняков.

— Конечно, вы правы, дорогая, но разве беднякам нужны дети? Их же не волнует вопрос наследования, продолжения рода, передачи титула… Простому человеку сыновья не особо нужны в отличие от богатого. — Юстас неодобрительно покосился на Уильяма. — И чем больше, тем лучше, если вы хотите, чтобы ваш род благополучно продолжался и далее.

Джордж откашлялся и вопросительно поднял брови. Его взгляд скользнул сначала по Сибилле, затем по Уильяму, после чего снова переместился на тарелку. Лицо Уильяма сделалось каменным.

— Слабое здоровье не мешает женщинам рожать детишек, — возразила Тэсси, и ее щеки пошли красными пятнами. — Я не считаю здоровье особой добродетелью. Это великий дар, и он чаще обнаруживается у людей состоятельных.

Юстас сделал шумный вдох, затем выдох, всем своим видом выражая несогласие.

— Моя дорогая, вы слишком молоды, чтобы рассуждать на эту тему. Это предмет, который вы, пожалуй, никогда не поймете, да вам его и не следует понимать. Он слишком груб для девушки вашего положения, так же как и для любой воспитанной женщины. Ваша матушка не посмела бы даже помыслить такое. Но я уверен, что мистер Рэдли меня поймет. — С этими словами Юстас улыбнулся сидевшему напротив него Джеку. Тот вопросительно посмотрел на него, явно не зная, как к этому отнестись.

Тэсси еще ниже склонила голову над тарелкой с тостом. Ее лицо пылало. Она была явно задета покровительственным тоном Юстаса и одновременно смущена: отцовский намек был намного грубее того, что она имела в виду.

Однако Юстас не проявил никакого снисхождения и в течение всего завтрака упрямо гнул свою линию. К теме еды и здоровья были добавлены его взгляды на воспитание, благоразумие, покорность и даже человеческий нрав, а также соответствующие умения занимать собеседников светской беседой и вести домашнее хозяйство. Единственной темой, которой он не коснулся, было богатство, поскольку разговор о деньгах, разумеется, был бы вульгарен. Для него это вообще была щекотливая тема. Его мать происходила из прекрасной знатной семьи, промотавшей все свое состояние, и перед ней стояла дилемма: либо урезать расходы на красивую жизнь, либо выйти замуж за представителя семейства, сколотившего богатство в годы Промышленной революции[5] на шахтах и ткацких фабриках Манчестера. Или, как тогда говорили, на «Деле». Скрепя сердце, она предпочла второе, ибо первое было для нее просто немыслимо.

Юстас удовлетворенно кивнул и заговорил дальше:

— Когда я думаю о собственном счастье с моей любимой женой, да упокоят небеса ее душу, я понимаю, как способствовало ему все, что я только что перечислил. Какая прекрасная женщина! Я ежесекундно лелею воспоминания о ней, хотя вам, уверен, это даже невдомек. День, когда она отошла в лучший из миров, был самым душераздирающим днем в моей жизни!

Эмили посмотрела на Уильяма. Тот еще ниже опустил голову над тарелкой, чтобы скрыть выражение лица, и случайно перехватила взгляд Джека Рэдли, в котором уловила насмешливые огоньки. Джек комично закатил глаза и улыбнулся ей. Это был светлый, полный участия взгляд, из чего Эмили сделала вывод, что ее старания последних дней не пропали даром, и если они не сработали в отношении Джорджа, то превосходно удались в том, что касалось Джека Рэдли.

Но это было горькое удовлетворение, и оно мало чего стоило; разве что было способно пробудить в муже ревность. Эмили улыбнулась Джеку в ответ, правда, без излишней теплоты, но с легким намеком на заговорщическое понимание.

Джордж, как ни странно, был поглощен разговором с Юстасом. Последний беседовал с ним весьма дружелюбно: выслушивал его мнение, выражал свое восхищение им, что лично Эмили сочла крайне неуместным. В данный момент Джордж был последней персоной в этом доме, у кого можно было просить совета относительно сути семейного счастья. Однако Юстас, преследовавший собственные интересы в отношении Джека Рэдли и Тэсси, не замечал чувств остальных людей, не говоря уже о том, что ставил их в неловкое положение.

Все утро Эмили провела за написанием писем матери, кузине, которой давно собиралась ответить, и Шарлотте. Сестре она рассказала о Джордже, вложив в свое послание всю боль, ощущение утраты, удивившее ее саму, и одиночество, которое раскрылось перед ней мрачной плоской пустыней, простиравшейся едва ли не до горизонта. Перечитав, она порвала письмо и, зайдя в уборную, спустила клочки в унитаз.

Ленч прошел даже хуже, чем завтрак. Все собрались в столовой с красными шторами. Отсутствовала лишь тетушка Веспасия, решившая навестить кого-то из знакомых в Мейфэре.

— Отлично! — Юстас потер руки и по очереди оглядел сидевших за столом. — Итак, что мы собираемся делать днем? Тэсси? Мистер Рэдли?

— Для Тэсси у меня есть кое-какие поручения, — оборвала его миссис Марч. — У нас есть определенные обязанности, Юстас. Мы не можем бесконечно праздно проводить время и развлекаться. Моя семья имеет вес в обществе, да и всегда его имела. — Впрочем, никто не понял, была ли эта фраза выражением собственного тщеславия или предназначалась Джеку Рэдли — этакий намек на то, что их положение в обществе одинаково.

— Насколько я понимаю, эту ношу неизменно взваливают на Тэсси, — неожиданно произнес Джордж с не свойственным ему злорадством.

Взгляд миссис Марч сделался ледяным.

— Почему бы нет, смею вас спросить? Ей нечего делать. Это ее долг, ее призвание, Джордж. Женщина должна постоянно чем-то заниматься. Вы хотите отказать ей в этом?

— Конечно же, нет! — Чувствовалось, что Джордж начинает злиться, и Эмили, несмотря ни на что, ощутила гордость за него. — Но я мог бы перечислить куда более приятные для нее вещи, нежели необходимость поддерживать в обществе реноме семейства Марчей.

— О, да! — Голос старой леди легко мог дробить камни, даже надгробья, если судить по выражению ее лица. — Хотя вряд ли это нечто такое, что полагается слышать юной леди, не говоря уже о том, чтобы ей это делать! Я буду весьма вам признательна, если вы не станете травмировать ее обсуждением подобных вещей. Тем самым вы лишь расстроите ее и внушите ей идеи, неподобающие молодым женщинам.

— Верно, — поддакнул Юстас. — Они вызывают жар в крови и ночные кошмары. — С этими словами он взял с блюда увесистый кусок куриной грудки и положил себе на тарелку. — И мигрени.

Джордж оказался в щекотливой ситуации, одновременно терзаясь яростью и пытаясь сохранить самообладание. Эти противоречивые чувства открыто отразились на его лице. Он бросил взгляд на Тэсси. Девушка осторожно прикоснулась к его руке.

— Я вовсе не против встречи с викарием, Джордж. Да, он ужасно самодовольный, у него длинные, как у кролика, зубы, но он абсолютно безобиден…

— Анастасия! — Вспыхнув гневом, Юстас резко выпрямился. — Так не подобает говорить о мистере Бимише! Это в высшей степени достойный человек и заслуживает большего уважения со стороны такой юной особы, как ты!

Тэсси широко улыбнулась отцу.

— Верно, папа. Я всегда питала к мистеру Бимишу самые теплые чувства. — Немного помолчав, она добавила: — Ну, или почти всегда.

— Ты зайдешь к нему сегодня, какое-то время спустя, — холодно произнесла миссис Марч, — и предложишь, если это необходимо, свою помощь. Есть несколько менее счастливых людей, чем мы, которых необходимо навестить.

— Непременно, бабушка, — покорно проговорила Тэсси.

Джордж вздохнул, решив, что лучше не спорить.

Эмили провела весь день с Тэсси, занимаясь добрыми делами. Если ей самой тяжко на душе, почему бы не поднять настроение кому-то другому? Кстати, это оказалось очень даже приятное занятие. Тэсси нравилась ей все больше и больше, а встреча с женой викария вышла короткой и необременительной. Гораздо дольше они пробыли у его помощника — это был крупный, но очень даже приятный молодой человек по имени Мунго Хейр, который покинул горы родной Шотландии и перебрался в поисках лучшей доли в Лондон.

Мунго отличали неукротимая энергия и весьма смелые взгляды, причем слова он, как правило, подкреплял делом. Надо сказать, поступки эти действительно приносили облегчение страждущим и обездоленным. В общем, в Кардингтон-кресент Эмили вернулась по-настоящему довольная собой. А еще она искренне обрадовалась, узнав, что Сибилла весь день провела в обществе миссис Марч, нанося визиты знакомым, и, по всей видимости, изнемогала от скуки.

А вот Джорджа по возвращении Эмили не увидела; так же и после того, как переоделась к ужину. Из гардеробной не доносилось ни единого звука, туда только раз за чем-то зашел лакей и тут же вышел. После его ухода к ней вернулось прежнее ощущение одиночества.

Ужин поверг Эмили в еще большую тоску. Сибилла потрясающе выглядела в малиновом платье — такой цвет могла осмелиться надеть только она. Кожа ее лица была безупречна. На скулах играл еле заметный румянец, и, несмотря на ее нынешнее состояние, она была все так же стройна и изящна. Глаза ее как будто были подернуты легкой дымкой. Временами они казались карими, временами — золотистыми, как бренди в бокале, через который смотрят на свет. Ее черные, как смоль, волосы были густыми и шелковистыми.