Потому что я – отец - Михаил Калинин

Он предупредил, будет в восемь. В нашем распоряжении достаточно времени, жена работала допоздна. Я неспешно приготовил ужин. Достал бутылку на всякий случай хотя, конечно, сын за рулём. Последний час перед его приходом неподвижно просидел за столом. Страшно.

Наконец он пришёл. Опоздал на пятнадцать минут…

– Ох ни хрена себе, какая здоровенная…

– Это карп.

– Ты всё-таки сходил на рыбалку… Рад за тебя.

– Нет, в магазине купил. Аккуратно, не торопись. Костей хватает.

Он набросился на еду, слушал невнимательно, а я ждал подходящего момента.

– Отец, если ты долго меня расспрашиваешь о танцах, значит, точно хочешь поговорить о чём-то другом.

– Ты прав, есть что обсудить.

– Мама опять попросила мозги мне промыть? Мало времени дома провожу, как-то не так с ней разговариваю?

– У вас с мамой, конечно, сейчас не лучший период, но я не об этом.

– Тогда что случилось?

– Такие разговоры начинать сложно.

– Непривычно видеть тебя нерешительным.

– С решительностью всё хорошо. Вот видишь, осмелился же поговорить. Больше тянуть нельзя. Собраться бы с мыслями раньше.

– Давай. Не уверен, что порадуешь, но, похоже, этого не избежать.

– Ты, наверное, догадывался о чём-то, но лучше ты услышишь это от меня.

– Так…

– Ладно, хватит юлить. В общем, дорогой, я всегда хотел и старался быть лучшим отцом. Я рядом с первого дня твоей жизни, даже раньше, когда мать вынашивала тебя…

– И…

– Но я не твой отец.

– Что?

– …

– Но как? Тебе мама изменила?

– Нет, всё гораздо сложнее. Дело в том…

– Подожди. На сегодня, пожалуй, хватит… Так… А мама?

– Вы родные.

– Понятно…

– Прости, что скрывал, я…

– Не извиняйся. Надо подумать над всем этим. Может быть, мне стоит сказать, что для меня ты настоящий отец. Но извини, не могу. Я не могу, слышишь? Надо всё это переварить. Не подходи!

– Э-эх… Ты самый любимый. Биология меня не волнует.

– Но её нельзя отрицать. Я живу чужой жизнью… Стоп. Давай остановимся. Не хочу говорить. Продолжим в другой раз.

– Самое главное…

– Это не важно. Всё. Я ушёл. Поговорим потом.

Он начал собираться. Я попытался его остановить – пацан посмотрел на меня новым взглядом. Глаза волка. Так выглядит независимость.

Я отступил. Сел за стол. Щёлкнул дверной замок, наступила тишина. Сын проигнорировал звонок и сообщение. Я сидел и монотонно стучал пальцами по столу.

Наш разговор не окончен. И не известно, как всё сложится дальше. Но мне стало легче. У нас больше нет тайн. Двадцать лет я тащил тяжеленный рюкзак за спиной, в этот вечер повесил его на плечи молодого.

Вскоре вернулась с работы жена.

– Не молчи, я ведь вижу, что-то случилось.

– Всё. Отстрелялся я. Больше в нашей семье нет секретов.

– Вот как… Серьёзный, мальчики, вы устроили вечер. Как он?

– Время покажет.

– Мне б твою смелость.

– Ничего особенного.

– Ты в порядке?

– Примерно так же, как после той дискотеки…

– Но ведь тогда всё хорошо закончилось. Получилось так, как ты хотел.

– И это вселяет надежду.

Глава III. Слишком правильный для неё

* * *

– Я люблю тебя.

– …Прости.

– За что?

– Мне тебе нечего сказать… Ты очень хороший…

– Но?

– …Не люблю. Ты слишком правильный для меня.

– Не торопись, я от тебя не жду ответа прямо сейчас.

– Время не поможет.

– Я готов ждать, сколько потребуется.

– Тебе будет больнее.

– Я не боюсь боли.

– Ничего не изменится. Прости.

– Не проси прощения. Это совсем не нужно. Дай мне шанс.

– Зачем тебя обнадёживать, если у нас точно не получится? Я пойду. Пока.

– Ты будешь моей. Я тебе обещаю: ты будешь моей. Слышишь?!

Под нетленную It`s my life Доктора Албана она гордо уплывала от меня в шум школьной дискотеки. Стройная и красивая. Она не страдала безвкусицей, как подруги, и обходилась без вульгарных мини-юбок и красной помады. С подлинной красотой так всегда – не надо тыкать пальцем, её находят без помощи указателей.

А я, только что вытащивший сердце из раскуроченной своими же руками груди и бросивший к её ногам, поковылял с открытой раной домой. Стойко принимавший десятки ударов за тренировку, проверенный жестокостью уличных драк, я стоял около своего подъезда и плакал. В шестнадцать лет физическая боль не мучила – закаляла. А её слова меня прибили к земле.

Плюнул на асфальт. Вытер слёзы. Прорычал на весь двор. Стало немного легче. Больше, чем проигрывать, я терпеть не мог только одного – сдаваться.

* * *

Говорить не с кем. С лучшим другом обсудили всё вдоль и поперёк. Он устал от замкнутого круга моей рефлексии и даже перестал повторять свой совет: «Хватит биться головой об стену. Найди девчонку попроще. Их миллионы, ты – один». Откровенничать с матерью неловко. От отчаяния пошёл к отцу.

– Папа, как добиться женщины?

– Для начала не ныть.

– У тебя на любой вопрос один ответ.

– Это помогает.

– Ладно, проехали.

– Если тебе не нравится ответ, это не значит, что он тебе не может пригодиться.

– Боюсь, ничего нового не услышу. Зря начал разговор.

– Не зря. Не важно, чего или кого ты хочешь добиться. Думай головой. Выжидай свой шанс. Возможно, он будет один. Через пять или даже десять лет. Но если это действительно важно, терпи, готовься к нему. Не испорти всё раньше. Когда шанс выпадет, не отступай, бейся. И не упрекай никого, кроме себя. Тогда всё получится.

– Это очень общие фразы, папа. Я и говорить с ней толком не могу, запинаюсь, как пьяный.

– Значит, учись говорить с другими.

– Я постоянно делаю что-то не так.

– Тогда перестань делать, пока не поймёшь, как надо. Но сначала: хватит ныть.

– Я не ною.

– Ты ничего не понимаешь. У тебя голос жалобщика с самого начала нашего разговора. Не растеряй себя из-за одной девицы. Ты сильный человек, не превращайся в воск.

Все эти слова он говорил, не глядя в глаза. Крепко сжимал ручку кружки с горячим растворимым кофе, смотрел на стену перед собой. Думаю, эта обозлённая тирада предназначалась не мне, а ему самому. В прошлом. Где боль и обида на себя. Там, где бился, но отступил.

Нет, отец, я понял. Надо ждать свой шанс. И быть готовым к нему. Я ждал. Надеялся. И получил его. Ты почти угадал – через четыре года. Жаль, что ты так это и не оценил. Я же способный ученик, пап!

* * *

У лучшего друга был шанс изначально, хоть он и утверждал,