Вильгельм (СИ) - Лисина Александра

Тогда он ушел. Молча. Не став ни обвинять ее, ни чего-то требовать. Заперся в лаборатории, с головой ушел в какие-то исследования. Оборвал все связи с семьей. Отослал к дальним родственникам подрастающего сына. А через несколько лет вдруг бесследно исчез. И вскоре после этого Арриола получила письмо, в котором брат сухо сообщал, что навсегда покидает империю. Но перед отъездом нашел способ снять с себя проклятие и сделал так, чтобы оно перекинулось на создателя.

«Если это была не ты, тебе не о чем волноваться, — с беспокойством прочитала тогда колдунья. — Но если ты с самого начала знала, на что меня обрекла, что ж… значит, я правильно тебя наказал».

В тот самый день она долго не могла уснуть. Все ворочалась, сомневалась и мысленно спорила с упрямцем-братом, упорно доказывая ему, что не виновата. Когда же наступило утро и она привычно подсела к зеркалу, чтобы привести себя в порядок, то оказалось, что вместо молодой и красивой леди на нее в ужасе уставилась безобразная старуха.

«Ты потеряешь все, — в шоке перечитала Арриола попавшееся на глаза вчерашнее послание, в конце которого проступила короткая приписка. — Все, что тебе было дорого. Все, что делало тебя счастливой. В пределах этого дома твоя красота еще будет тебя радовать, но стоит только выйти за порог, как все это мгновенно улетучится. Самостоятельно снять проклятие ты не сможешь. Я об этом позаботился. А ключом к нему сделал артефакт, который забираю с собой. Прощай, Арриола. У тебя больше нет будущего. Ты уничтожила себя сама».

С тех пор прошло шестьдесят лет… целых шесть проклятых десятилетий, на протяжении которых она не знала покоя.

Кариур не обманул: Арриола действительно утратила все самое дорогое, что у нее когда-то было — магический дар, на который возлагались большие надежды, талант проклинателя и, что самое страшное, красоту.

При этом, пока она находилась в доме, ее внешность оставалась совершенно обычной, и о проклятии ей могли поведать только зеркала. Но стоило лишь выйти за порог, как проклятие проявлялось в полной мере, и тогда любой желающий мог взглянуть на постаревшую, обрюзгшую, жутковато изменившуюся колдунью, которую обрек на эти ужасные мучения ее же собственный брат.

Разумеется, Арриола не сдалась, поэтому в первые несколько лет после предательства Кариура в ее особняке побывали все известные колдуны. Однако никто из них не смог ей помочь. Заключение магической комиссии было однозначным: полная утрата магического дара. А что касается внешнего вида, то единственным спасением Арриолы от позора стало самое обычное затворничество.

Удостоверившись, что за пределами особняка она превращается в жуткую уродину, Арриола вскоре перестала выходить на улицу. Оборвала все связи. Разбила все зеркала в доме. Заперлась на тысячу замков и надолго погрузилась в отчаяние.

— Проклятая… проклятая… — шептались дети, украдкой пробегая мимо ее погруженного в траур дома.

— Видать, грешна была, раз богини отмерили ей такую кару, — со знанием дела добавляли старики.

Это бесило Арриолу еще больше и заставляло ненавидеть брата так, что, останься у нее хоть капля магии, Кариура должно было испепелить на месте.

Из-за него все ее планы рухнули, былые надежды осыпались прахом. И даже о магической практике ей пришлось забыть. Конечно, семья какое-то время ее поддерживала, да и старые знакомые… особенно мужчины… не оставляли своим вниманием. Со временем Арриола даже научилась извлекать из этих визитов пользу. Смогла наладить старые связи. Поддавшись на уговоры, занялась торговлей редкими артефактами. Нашла, можно сказать, отдушину. И вот после этого дела ее потихоньку пошли в гору.

Со временем о магической «лавке не для всех» узнала вся столица. Частично это реабилитировало несчастную узницу в глазах магического сообщества и помогло поправить финансы. Но собственная беспомощность и отсутствие свободы до сих пор доводили Арриолу от исступления.

Кариура она, само собой, искала. Долго, упорно, не скупясь оплачивая работу ищеек и наемных убийц.

Поняв, что брат по-прежнему остается недосягаемым, она даже вознамерилась отыграться на племяннике. Однако незадолго до совершеннолетия у поганца все-таки открылся магический дар. Причем сильный, не хуже отцовского. Ну а поскольку других наследников в роду не осталось… Арриолу проклятие брата в довершение всего сделало еще и бесплодной… то тронуть мальчика она не рискнула. Зато добилась того, чтобы пацан рос под ее присмотром, в ее доме и под ее влиянием. И это хоть как-то примиряло ее с мыслями о его отце.

Еще одной хорошей новостью стало то, что оракулы все же сумели определить предмет, к которому хитрый колдун привязал свое проклятие. Вернее, метку, которую тот предмет должен был на себе иметь. Это оказалась та самая персональная метка, которой артефакторы клеймили все свои творения. Уникальный знак. Магическое клеймо. Так что, по идее, Арриоле мог подойти любой предмет из тех, что были зачарованы братом. Да только вот беда — старые артефакты из его лаборатории ей не подошли, хотя она сумела разыскать и выкупить их все. Все его метки на них угасли. А новых за столько лет он больше не создавал. Точнее, не продавал. Хотя верные Арриоле люди годами выслеживали их в надежде, что однажды Кариур все-таки не выдержит и как-то обозначит свое присутствие.

Увы. Кариур знал, что делал, когда уходил. И за несколько десятилетий едва ли пара-тройка человек смогли вспомнить, что когда-то и где-то они действительно его видели.

Он исчез. Испарился. Забрался в какую-то берлогу и до самой смерти носа оттуда не казал, словно задавшись целью свести сестру с ума и не дать ей ни единого шанса избавиться от унизительного плена.

Когда же в один из дней старый семейный артефакт сообщил, что Кариур все-таки умер, у Арриолы опустились руки.

Смерть брата означала крах всех надежд. Обрекала нестарую еще колдунью на мучительное дожитие в стенах опостылевшего дома. Выйти на улицу она не могла. Даже ненадолго. Даже в плаще. Повисшее над ее головой проклятие неизменно срывало с ее лица все покровы, иллюзии и даже одежду.

Однако сегодня Арриоле улыбнулась удача. В лице невесть как попавшего в ее дом мальчишки. Если бы не артефакт на его груди и не интерес, который он проявил к защите, она бы и разговаривать с ним не стала. Но когда Арион… Кариур, на свое счастье, не знал, кто именно воспитывал его внука… сообщил, что странный мальчик безошибочно назвал его эртом, то отчаявшаяся леди все-таки заинтересовалась. А спустя какое-то время едва смогла сдержать нервную дрожь.

Это было невероятно… немыслимо… чтобы спустя двадцать лет после смерти Кариура нашелся человек, который хотя бы косвенно мог что-то знать. Мальчишка не лгал — это ей подсказал припрятанный в кармане камень правды. А когда сопляк неосторожно продемонстрировал флягу с той самой меткой, которой Арриола грезила несколько десятилетий…

Вопреки ожиданиям, Кариур не стал ее прятать и, помимо магии, продублировал свой персональный знак прямо на старой коже. Словно насмешка… как изощренное издевательство над бывшей эртой, которая теперь могла увидеть эту метку лишь слабым человеческим зрением.

Пожалуй, если бы не близость внука, она накинулась бы на разглагольствующего пацана прямо там. В гостиной. И вырвала бы из его слабых ручонок тот самый долгожданный артефакт, о котором даже внук ничего не знал.

Ее терпения хватило лишь на то, чтобы отвести от себя подозрения на случай, если пацана все же кто-то подослал. Изобразить сначала оскорбленную невинность, а затем грусть-печаль по без вести пропавшему брату. Она даже одинокую слезинку пустила, поняв, что ее лицедейство принято за чистую монету. Заодно осторожно расспросила мальчишку, усыпила его бдительность лживыми заверениями и убедилась, что тот не утаил в каком-нибудь тайнике еще один подобный артефакт.

Детали ее уже не интересовали. Ни сомнительные сведения о помощи, которую ушлый братец якобы кому-то пообещал. Ни уловки, которыми пацан пытался скрыть имя человека, от которого ему стало известно о Кариуре…