Человек в белом шарфе - Евгения Минаева

фильм. «Континум». Я прислонилась к нему плечом, и он не возражал. А во мне плескалось три коктейля, и уже через полчаса я лежала у него на коленях, гладя его ладонь.

У него были такие маленькие руки, такие чуткие, длиннопалые…

В какой–то момент он погладил меня по волосам, я повернулась к нему…

– Тебе лучше уйти, – сказал он.

Сначала я подумала, что ослышалась, но он повторил:

– Тебе лучше уйти.

– Почему? – спросила я недоуменно.

Но я знала ответ! Это был момент его душевной слабости, это был момент, когда он был готов дать мне то, чего я хотела! Ну, или почти то… Я знала точно – его потянуло ко мне, он пожелал меня, но не хотел удовлетворять это желание.

Он увидел, что я его поняла. Ему не нужно было произносить ни слова – за него все сказало его тело. Его бастионы падали.

Я должна была успеть этим воспользоваться.

Я вскочила с дивана и, почти прокричав:

– Ты меня вынуждаешь! – стянула через голову платье.

Я гордилась своей фигурой. Я помнила прекрасно, как любовался ею Андрей, как восторгался моей талией, моими ногами.

Я не видела этого восторга в глазах Стаса… Слушай, я была для него словно одушевленным куском мяса, но он шагнул ко мне…

Поднял мое платье с пола, протянул и сказал:

– Тань, нам есть о чем поговорить.

Все. Что еще мне было нужно, чтобы закончить этот непонятный полу–роман? Можно ли было унизиться больше?

Я не думала об этом. Натянула платье и пошла следом за ним на кухню. Он взялся готовить чай – он волновался, руки у него дрожали, и я видела, что он по большому счету тоже человек, человек, который может испытывать эмоции. У него не выходило открыть свежую упаковку, и он взял нож – слишком большой для маленькой упаковки, полоснул им, чай посыпался на пол.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он.

Я опешила.

– А разве не ясно?

– Мне – не ясно. Таня, мне безумно хорошо рядом с тобой. Мне интересно, а мне редко с кем бывает интересно, и я дорожу тобой… Но так больше нельзя. Сколько раз мне нужно сказать тебе «нет», чтобы ты поняла?

Я молчала. Слезы градом катились по щекам, а он словно этого не замечал.

– Я не могу. Я тебя не люблю, я тебя не хочу.

Его слова, будто нож в руках, кромсал мое сердце.

– А я не хочу быть с человеком, к которому ничего не испытываю. Даже секс для меня должен быть… одухотворенным, что ли, сопровождаться чувствами. Чувствами с моей стороны! Я не готов совершать механические телодвижения в угоду тебе. Я не хочу тебя терять, и я надеюсь, ты сможешь меня понять, и мы останемся друзьями.

– Но сегодня… – начала я.

Он меня прервал:

– Сегодня я видел, что тебе плохо, я пошел тебе навстречу, и вот, к чему это нас привело, – он в раздражении швырнул нож на стол. – К ругани.

Я, все еще непонятно на что надеясь, подняла к нему заплаканное лицо:

– Ты уверен?

– Больше чем когда–либо. Таня, то что ты подумала сегодня… Я просто давно один. Я не хочу, чтобы между делом между нами двоими что–то случилось. Я слишком дорожу тобой.

– Не заметно.

Я спорила с ним. Я не хотела уходить с этой кухни, из его квартиры, из его жизни, я мечтала продлить эти мгновения рядом…

– Но это так.

– Мог бы хотя бы раз меня поцеловать.

Он задумался. В голове у него происходила какая–то работа… а потом он сделал шаг ко мне…

Да, это было. Я столько раз представляла это себе в мечтах, но ни одна мечта не могла сравниться с тем, как это было по–настоящему… Что толку описывать его губы, его запах…

Это длилось пару секунд, а потом Стас отстранился. А у меня появились новые силы для борьбы.

Если он уступил мне раз, он уступит и второй. Да и потом… я знаю людей, отношения которых начинались с дружбы.

– Это больше не повторится, – предупредил он меня, но я не верила.

Закипел электрический чайник, и он отвернулся, говоря:

– Я пошел тебе навстречу, но больше так не сделаю. Ты слишком дорога мне, чтобы вот так тебя терять. Я повторяюсь… Таня… Пожалуй, я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было в этом мире… Правда. Ты не веришь?

Я помотала головой.

Он закусил губу, раздумывая…

– Таня, чтобы между нами не оставалось недомолвок, я расскажу тебе одну вещь, о которой никогда никому не говорил. Надеюсь, не надо упоминать, что эту тайну следует унести с собой в могилу. Я говорю только потому что доверяю тебе. Фактически, я вручаю тебе свою жизнь.

Я была заинтригована. Мне бы бежать, бежать прочь из квартиры, из города, от него, от его секретов…

Дура я, на что я рассчитывала?

– Это было три года назад… – сказал он, и мир мой снова рухнул в пропасть.

Ему было стыдно смотреть мне в глаза, и он отвернулся к окну. Не будь на окне занавесок, он увидел бы меня, выражение моего лица… все остальное. Он не видел. Смотрел в темноту за окном и говорил, говорил…

Не слышал, как я встала, взяла нож со стола. Не слышал моих шагов.

Я до сих пор помню его скорее изумленный, чем испуганный вскрик, помню, какими глазами он смотрел на меня.

Я, плача, сказала:

– Это я была той девушкой…

Лезвие глубоко вошло ему в горло, заливая мои руки кровью человека, которого я любила, человека, которого так желала, человека в белом шарфе…

Матвеева замолкла. Молчал Абрамов, переваривая услышанное.

– Один поворот не в ту сторону, понимаешь? Всего один, но сколько всего он изменил… Мы каждый день делаем повороты, не задумываясь, что ждет нас за ними. То, что я сделала – это тоже был поворот. Я не могла поступить иначе. Помнишь, я клялась, что накажу убийцу Андрея?

– Ты задумалась? Хоть на секунду?

– Нет. Я слушала его. Про то, как он попал в плохую компанию. Про то, как то, что они творили на улицах, казалось ему развлечением. Чем–то крутым. Про то, как однажды они напали на ту семейную пару, а затем – на нас… Не было раздумий. Было… Да много чего. Боль. Сожаление. Облегчение. Ведь самого начала было ясно, что эта любовь – любовь– страдание…

– Но ты любила его!

– Да. Но я любила и Андрея.

Огромные глаза Татьяны, пустые как вычерпанные