Дорога в лето - Эмери Лорд

В какой-то момент мне кажется, будто Мэт Финч прожил мою жизнь и перенёс события оттуда в свою песню. Я знаю это чувство. Знаю его слишком хорошо. Когда мир слишком жесток к тебе, твой мозг кричит: «Я человек, я истекаю кровь, прекрати это!». Его голос красивый, но надломленный — будто он снова чувствует ту боль, о которой поёт.

Я чувствую, что за мной наблюдают. Ди уже проснулась и смотрит на меня.

Вынимаю наушники. Она прищуривается, глядя на меня, и мне кажется, что меня поймали в момент слабости.

— Эм… — Я закрываю веб-сайт, будто пряча улики. Стыд мешает мне думать о чём-либо, и я даже не пробую соврать. — Это Мэт Финч, вообще-то. Его сольный альбом.

— Оу… да?

— Ага. Он … эмм… — я останавливаюсь, подбирая слова. — Довольно хорош.

— Да, это так. — Глаза Ди смотрят в другую сторону от меня, будто её мысли летают по комнате. — Я плакала, когда впервые услышала песню «Человек». — После момента тишины она сосредотачивается на мне: — В любом случае, он тебе понравится. Мэт просто хороший, понимаешь? Не такой, как все в шоу-бизнесе.

Эта случайная колкость в адрес её людей заставляет меня улыбнуться. Ди ложится обратно и, закрывая глаза, говорит:

— Он знает, что делать.

Спустя пять долгих часов мы приезжаем в Ричмонд, штат Виргиния. Я и Ди остаёмся в автобусе до тех пор, пока техперсонал не «окружит периметр» и не начнёт распаковывать вещи. Я остаюсь рядом с Ди на диване в ожидании Мака, который должен нас забрать. В отеле спокойно, поэтому мы заходим через боковую дверь, но я содрогаюсь от вспоминания о репортёрах перед прошлым отелем. Губы Ди сжаты в тонкую линию, и я даже не замечаю, что она что-то ищет в телефоне, пока не становится слишком поздно.

— Отдай. — Я выхватываю телефон из её руки, когда дверь лифта открывается. Поворачиваясь к Маку, говорю:

— Спасибо, дальше мы сами.

Когда дверь за нами закрывается, глаза Ди снова наполняются слезами.

— Всё очень плохо. — Она всхлипывает.

Я смотрю на экран телефона, который только что отобрала. Она искала информацию о себе, и, конечно же, за последние несколько часов ситуация ухудшилась. Так всегда бывает со слухами. «Скандал о Лайле Монтгомери: существует ли видео?» И с историей, в которой «надёжные источники» спекулируют на тему: не перестанут ли спонсоры вкладывать деньги в тур Ди. Сайт журнала «Старгейзер» опубликовал язвительную статью, хотя всего неделю назад они напечатали интервью с Ди. Фу, какие ненадёжные фанаты.

Статья ещё раз заставляет меня понять, почему я должна быть сильной опорой для Ди. После катастрофы приходит время, когда лучшие друзья должны выйти на первый план, чтобы защитить своих близких.

Я хватаю Ди за руку, как только двери лифта открываются на нашем этаже, потому что внезапно всё понимаю. Эта фотография не только порочащая честь Ди, и это не только распространение личной информации. Карьера моей лучшей подруги может полностью разрушиться. За два года её возрастающая популярность казалась неприкасаемой. У неё не было запасного плана. Музыкальная карьера — это всё, чего она когда-либо хотела, ради чего работала не покладая рук. Её спонсоры, фанаты, будущее — всё зависит от мнения сумасшедших репортёров и мамочек, которые перестанут покупать билеты на концерты Ди своим дочерям.

Пич ещё нет в комнате, но наши чемоданы доставлены на блестящей повозке. Ди идёт к ближайшему дивану и ложится на него, сворачиваясь как кошка.

— Как бы я хотела тебе чем-то помочь… — Я сажусь рядом, слегка склонившись над Ди, будто моё тело может укрыть её подобно щиту.

— Ты помогаешь, — говорит она. — Тем, что ты здесь, рядом со мной.

Я сажусь на диван, и она кладёт ноги мне на колени.

— Представь, если бы я была здесь одна, — произносит подруга. — Это было бы ужасно.

— Что плохого было в прошлом туре с Пич?

Она пожимает плечами:

— Мне иногда было одиноко.

— Нам следовало упаковать меня в твой чемодан, как мы и хотели. — Я двигаю коленом, подбрасывая её ноги. — Помнишь?

Слегка улыбаясь, она поворачивается в мою сторону. В её глазах проскальзывает интерес к моей идее, после чего взгляд Ди скользит от меня к огромному чемодану у двери. Я знаю, о чём она думает, и раньше я бы ни за что этого не сделала, но сейчас мне нужно её развеселить.

— О, давай же, — умоляет она.

— Ладно, — говорю я, махая рукой.

Через мгновение она уже тащит за собой чемодан к дивану. Он с грохотом приземляется на пол, и Ди быстро его раскрывает. Мы обе наклоняем его, и вся её повседневная одежда: старые джинсы, штаны для йоги и нижнее бельё, — сваливается в кучу на пол номера.

Я чувствую себя глупо, но всё-таки залажу в чемодан, пытаясь впихнуть ноги. Ди начинает хихикать, пока снимает мои сандалии, чтобы мне помочь. Я умираю с того, как Ди смеётся. Во время интервью она смеётся мелодично, полностью контролируя свой смех. Но её настоящий смех — это самое смешное явление в мире.

Когда ей нужно вдохнуть воздуха во время хохота, звук, с которым она это делает, похож на тот, который издаёт гусь.

Головой я ложусь в угол, мой собственный смех сотрясает стенки чемодана.

— Подожми ноги сильнее, — произносит она сквозь дикий хохот. — Я бы хотела, чтобы ты увидела, как это смешно.

Я складываю руки под собой, мой гипс упирается мне в живот, поэтому мне приходится сменить позу таким образом, чтобы моё колено оказалось на дне чемодана. Джинсы облегают тело во всех правильных местах, но в них совсем неудобно сгибать ноги.

— Я полностью влезла?

— Да! — Голос Ди тяжело разобрать сквозь её смех и стенки чемодана. — Это случится!

Она закрывает замок, оставляя немного места. Я выставляю голову, чтобы увидеть, как Ди сгибается пополам от смеха. Может, это смешно, потому что мы уставшие и нам нужно повеселиться. Но я смеюсь так сильно, что мне становится больно. Я бы не перестала смеяться, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Смех Ди напоминает мне те времена, когда нам с ней было по одиннадцать лет и на девичниках мы своим смехом будили её маму. «Девочки, — говорила миссис Монтгомери, — пора успокоиться и идти спать», — даже если она сама пыталась спрятать улыбку.

— Возьми мой фотоаппарат, возьми мой фотоаппарат, — говорю я. Ди достаёт его из сумки и держит трясущимися руками. Подруга успокаивается, когда делает фото, поэтому я очень надеюсь, что она не окажется размытой.

Я испугалась ритмичного стука в дверь, а Ди чуть не уронила на пол мою камеру. Я до сих пор достаточно беспечна, чтобы беспокоиться о благополучии своей камеры. По какой-то причине факт того, что персонал отеля увидит меня в чемодане, смешит нас ещё больше.

Ди расстёгивает чемодан для того, чтобы я смогла вытащить руку, и я продолжаю выползать оттуда самостоятельно, пока она бежит открывать дверь. Ди смотрит в глазок и с энтузиазмом открывает дверь.

Парень в дверях выглядит немного старше нас, у него каштановые волосы, которые слегка закручиваются возле его ушей. Если это консьерж, то он самый сексуальный в мире. А я тут сижу в чемодане, босая. Я встаю, поправляя волосы до того, как он сможет меня увидеть.

— Привет, маленькая леди, — говорит парень, разводя руки в стороны для объятий.

Он выглядит знакомо. Я стараюсь вспомнить его, но слишком занята, пытаясь обуться.

— Мэт! — Ди обнимает его за шею, и он поднимает её.

Конечно. Мэт Финч. Я даже не узнала его повзрослевшего. Выпрямившись во весь рост, проклинаю себя за то, что была такой распущенной. Когда Мэт ставит её на землю, Ди говорит:

— Так хорошо увидеть здесь друга. Спасибо, что согласился.

Он трясёт головой.

— Слишком много шумихи из-за одной фотографии.

— Ой, и не говори. — Она показывает рукой в мою сторону, и взгляд Мэта следует за ней. — Это Рейган, моя лучшая подруга.

Когда он смотрит на меня, в его глазах мелькает узнавание, будто он меня где-то видел. Я смотрю в ответ, быстро его оценивая. Он хорош собой и одет достаточно просто — тот тип парня, что не против посмотреть романтическую комедию и отдать свою толстовку, если ты замёрзла.

Я вытягиваю вперёд здоровую руку, чтобы поздороваться с ним в деловой манере. Он ведь может оказаться врагом, пешкой в игре Лиссы.

— Приятно познакомиться.

— Рейган зависает со мной всё лето, — говорит Ди.

— Правда? — Глаза Мэта по-прежнему на мне. — Группи[6], а?

— Может быть, но только для Ди.

Мой тон резок, даже если я борюсь с вожделением к нему. Он казался милым, даже когда мы были младше, но у него было детское личико. Теперь у него красивые скулы, широкие плечи, а его белая футболка обтягивает грудь, в то же время свободно болтаясь на талии.

Он приподнимает бровь.

— Всё понятно.

Цвет его глаз граничит между голубым и серым, его волосы — помесь светлого и тёмного, и я нахожусь на границе между враждой и вожделением.