Власть без славы. Книга 2 - Фрэнк Харди

— Ценю вашу искренность, доктор Дженнер. Однако справится ли наше правительство, если мы будем взваливать на него такое количество государственных предприятий?

— Но ведь партия, к которой принадлежим мы с вами, ставит себе целью положить конец капиталистической эксплуатации, не так ли?

— Да, конечно. Но прежде чем бегать, надо научиться ползать. Правительство чрезвычайно ценит вас, доктор. Мы довольны вашей работой. Я позабочусь, чтобы вам дали повышение и увеличили жалованье. Я устрою так, что вы пройдете в парламент. Нам здесь нужны такие люди, как вы, но все-таки я бы желал, чтобы вы взяли свой доклад обратно.

Доктор Дженнер вздрогнул, словно от неожиданного удара. Его снова пытаются подкупить, и опять так же неуклюже, как и Рэнд, год назад пытавшийся в Чиррабу сунуть ему взятку. — Значит, все, что вы можете предложить, — это повышение по службе и прибавка жалованья? Ну, знаете, Рэнд был более щедрым, да. Он обещал мне четвертую часть доходов вашего маленького синдиката, если я представлю благоприятное заключение.

Тэргуд побледнел. — Моего синдиката? Что вы хотите сказать? Эти рудники арендует Рэнд. Я к ним не имею никакого отношения.

Дженнер встал. — Ни к чему продолжать этот разговор, — сказал он, поглаживая поля шляпы. — Я решительно против выдачи субсидии. Причины я объяснил в докладе.

Тэргуд сбросил с себя маску. Он встал и поглядел Дженнеру прямо в глаза. — Я премьер этого штата, и как я скажу, так и будет, — крикнул он. — А я говорю, что Рэнд должен получить субсидию. Приказываю вам взять доклад обратно.

— Не пытайтесь меня запугать. Доклада я не возьму.

Тэргуд побагровел. — Вы возьмете его обратно или вылетите из министерства горной промышленности!

— Ничто не заставит меня отказаться от доклада. Я не вижу оснований пересматривать свои выводы, вполне соответствующие политике лейбористской партии.

— Что вы понимаете в политике? Политику лейбористской партии определяю я! — Тэргуд ударил себя кулаком в грудь. — Я, Тед Тэргуд!

— Возможно, но вам не удастся дать Рэнду субсидию.

— Неужели вы думаете, что ваш дурацкий доклад может мне помешать?

— Нет, но казначей штата не даст разрешения.

— Ну, вы, конечно, знаете, как поступит казначей!

— Да, знаю. Он мне сказал, что, пока он занимает свой пост, Рэнд не полу гит субсидии.

— Значит, вы за моей спиной настраиваете против меня членов моего кабинета?

— Я говорил с казначеем еще до того, как вы стали премьером. Мы с ним друзья и состоим в одной партии. Мой доклад передали ему на рассмотрение. В том, что я с ним беседовал, нет ничего незаконного.

Тэргуд вышел из-за стола. У доктора Дженнера мелькнула мысль, что Тэргуд сейчас бросится на него, но тот только открыл дверь. — Слушайте, Дженнер, — понизив голос, сказал он угрожающим тоном, — запомните мои слова: Рэнд получит субсидию. Если вы не откажетесь от своего заключения, то лишитесь места. А теперь — убирайтесь!

Дженнер надел шляпу и направился к двери, но Тэргуд заступил ему дорогу. — И советую вам не распускать про меня клевету. Я не имею никакого отношения к этим рудникам, слышите?

Доктор быстро прошел мимо него. — Я не сплетник, но когда я соберу достоверные факты, мне ничто не помешает говорить о них там, где следует и когда следует.

После ухода Дженнера Тэд Тэргуд несколько минут шагал взад и вперед по комнате, ударяя кулаком по ладони, потом подошел к внутреннему телефону.

— Позовите, пожалуйста, мистера Мак-Коркелла. Это ты, Билл? Слушай, у меня только что был Дженнер. Он не хочет нам помочь… и знаешь, Рэнд, как всегда, треплет своим длинным языком. Зайди-ка сейчас ко мне.

Джон Уэст сдержал свое обещание и помог устроить процессию в день святого Патрика. Он не пожалел ни времени, ни денег. Вскоре архиепископ Мэлон убедился, что Джон Уэст обладает недюжинным организаторским талантом и несомненной склонностью к интригам.

Однажды утром архиепископ медленно опускался с холма по направлению к Джексон-стрит, думая о предстоящей процессии. Чем меньше времени оставалось до дня святого Патрика, тем больше ему приходилось сталкиваться с враждебностью, такой же ожесточенной, какая окружала его во время войны. Протестантская федерация и в газетах, и с церковных кафедр кричала об «иезуитском заговоре» и требовала, чтобы «чудовище из Мэйнута» было немедленно выслано или брошено в тюрьму, а процессия запрещена как явно нелояльная.

Мэлон отвечал на это логическими доводами и уничтожающим презрением. Не обращая внимания на истерические вопли протестантов и даже на то, что многие влиятельные католики отходили от церкви, он организовал огромное массовое движение. Он не упускал случая высказаться но ирландскому вопросу и увлекал за собою церковь и ее прессу. Под его влиянием церковь все еще с большой терпимостью относилась к русской революции. Католические газеты старались внушить своим читателям, что они защищают большевиков, и намекали на то, что теперь Ватикану, быть может, удастся ввести в России католическую веру, которую жестоко преследовал царь, поддерживающий греко-православных отступников.

— Доброе утро, ваше преосвященство. — Голос Джона Уэста прервал размышления Мэлона.

— Доброе утро, мистер Уэст. В такое прекрасное утро хорошо жить на белом свете.

Они медленно пошли по мосту через Ярру.

— Я придумал, как сделать, чтобы лорд-мэр и полиция не пытались помешать процессии, — сказал Джон Уэст. — Давайте соберем по всей Австралии ветеранов войны, награжденных Крестом Виктории, и пусть они возглавляют процессию на боевых конях в качестве вашей почетной охраны.

— Но во имя господа бога и его пресвятой матери, скажите, как это можно осуществить?

— Очень просто. Я напишу им всем письма, предложу оплатить расходы, да еще дать каждому по пятьдесят фунтов. Многие из них нуждаются в деньгах.

— Если это удастся, нам, конечно, не откажут в разрешении. Славная мысль, ничего не скажешь! Тогда трусы из Протестантской федерации и всякие масоны уже не посмеют и заикнуться о нелояльности и перестанут требовать запрещения процессии.

— Да, ваше преосвященство, а если даже ее и запретят, то мы можем не подчиниться. Полиция не посмеет вмешаться. Толпа будет на стороне награжденных ветеранов.

— Конечно, не хотелось бы никаких уличных столкновений, но если эти ветераны, или хотя бы некоторые из них, согласятся идти с нами, то процессия будет вполне легальной.

— Я напишу всем награжденным, какие только есть в Австралии. Как вам известно, Дуайр, председатель Общества ветеранов войны, работает у меня. Я достану у него описок награжденных Крестом Виктории. Сегодня разошлю письма и попрошу всех ответить с обратной почтой. А потом мы снова обратимся к лорд-мэру.

Они прошли мимо дома, где когда-то помещалась чайная лавка Каммина. Теперь здесь была мастерская гробовщика. Иезуиты позаботились о том, чтобы прошлое Джона Уэста не осталось для архиепископа тайной. Дружба этих двух людей не доставляла им никакого удовольствия.

— Кажется, где-то здесь находился ваш… как это называется — тотализатор, не правда ли?

Интересно, много ли он обо мне знает, подумал Джон Уэст. — М-м… да, где-то здесь, — ответил он.

Архиепископ лукаво усмехнулся. — Жаль, что вы теперь не держите тотализатора, — вы могли бы привлечь для его охраны всех награжденных Крестом Виктории.

Джон Уэст бросил на него острый взгляд, но ничего не ответил.

Результат писем, разосланных Уэстом ветеранам, награжденным Крестом Виктории, оказался более чем удовлетворительным: двенадцать человек согласились участвовать в процессии.

Тогда Джон Уэст устроил собрание бывших солдат-католиков и пригласил на него и некатоликов. Архиепископ Мэлон, выступивший с речью, выразил свою радость по поводу того, что австралийские воины готовы помочь делу освобождения Ирландии. Джон Уэст обратился ко всем присутствующим с просьбой принять участие в процессии и уговорить своих друзей сделать то же самое. Это будет достойным ответом на выпады тех, кто утверждает, будто католики нелояльны. Он, Уэст, гордится тем, что он католик и отпрыск ирландских королей. Услышав, что в жилах Уэста течет королевская кровь, присутствующие разразились приветственными криками. Собрание закончилось в атмосфере дружбы и энтузиазма.

Мельбурнскому лорд-мэру и муниципальным советникам пришлось перейти от наступления к обороне и в конце концов дать разрешение на процессию.

Дэниел Мэлон был чрезвычайно доволен.

Джон Уэст превзошел всех католиков в своем восхищении Мэлоном, «великим ирландским патриотом и великим гражданином Австралии». Сам круглый невежда, Джон Уэст восхищался образованностью других. Одному из лечивших его врачей, сыну покойного Девлина, он преподносил в подарок акции разных предприятий. В глубине души он уважал Фрэнка Эштона больше, чем кого-либо из знакомых ему политических деятелей. «Это я выдвинул Эштона в парламент», — часто говорил он с гордостью. Его очень огорчила смерть Дэвида Гарсайда, умершего незадолго до войны. Для него Гарсайд был не «крючок», обманывающий правосудие, а человек умный, знающий, блестящий оратор. Но никто еще не внушал Джону Уэсту такого уважения, как архиепископ Мэлон. В его представлении этот просвещенный ирландец, с его лукавым юмором, ученостью и знанием богословия, был наделен почти сверхчеловеческими качествами.