Плавни - Борис Крамаренко

— Вот неожиданная встреча! Мой бригадный писарь, а теперь начальник продотряда! — И уже серьезно спросил: — Ну, Васька, расскажи мне, как ты председателя революционного комитета из его комнаты выгнал, на посмешище бандитам, и занял ее под свою спальню?

— Товарищ Семенной! Ей–богу, напрасно. Он сам мне свой кабинет уступил. Верно, папаша? Поясни товарищу комбригу. Ведь сам отдал?

— Он тебе не папаша, а председатель ревкома. Ну, некогда мне сейчас с тобой балакать. Убирайся вон, а вечером придешь доложишь, чем ты тут занимаешься.

Начальник продотряда не заставил себя упрашивать и, схватив кожанку, исчез из кабинета.

Андрей подошел к окну, выходящему в ревкомовский сад, и распахнул его.

— Хороший сад. Цветет. Ровно в снегу стоит, а небо голубое, голубое… Хорошо!

Председатель удивленно посмотрел на него и не мог понять, зачем приехал сюда этот командир и что ему от него нужно.

— Вот что, я прислан сюда председателем ревкома и комиссии по борьбе с бандитизмом, а ты отзываешься в Ейск.

Предревкома обрадованно воскликнул:

— Вот спасибо! Вот выручил! — Потом недоумевающее развел руками. — Трудно мне… И что ты с этим народом сделаешь? Никому ничего не скажи. Никто никого понимать не хочет…

— Иногда надо не говорить, а приказывать… Звони–ка военкому, пусть сейчас же идет сюда.

— Не пойдет он.

— Посмотрим. Звони.

Председатель подошел к телефону, взялся за трубку.

— Дайте комиссариат. Это ты, товарищ военком? Да, да, здравствуй, дорогой. Приди, пожалуйста, ко мне, дело есть. Что? Что?

Он повернулся к Андрею.

— Говорит, занят.

— Дай–ка мне. — Андрей взял трубку. — Военком? Говорит председатель комиссии по борьбе с бандитизмом комбриг Семенной. Вы чем заняты? Совещание? Отложите. Немедленно явиться в ревком!

В комнату вошел Хмель,

— Товарищ Семенной, конная сотня прибыла к ревкому.

— Бабич принял сотню?

— Так точно.

— Бывшие командиры арестованы?

— В подвале. Начальника гарнизона арестовать?

— Немедленно. Да вот и он.

Петров, бледный, немного растерянный, быстро вошел в комнату и, увидев Андрея, подошел к нему.

— Я начальник местного гарнизона. С кем имею честь разговаривать?

Андрей подчеркнуто вежливо козырнул.

— Председатель комиссии по борьбе с бандитизмом комбриг Семенной.

У Петрова от волнения дрогнули губы. Глаза с плохо скрываемой ненавистью смотрели в упор на Андрея.

— По какому праву вы распоряжаетесь моим гарнизоном, смещаете командиров и назначаете новых?

Андрей холодно ответил:

— Я сместил также и вас за организацию расстрела заложников. Потрудитесь сдать оружие.

— Меня?! Разоружить?! — Петров, не сдерживаясь больше, выхватил наган, но на его плечо легла чья–то тяжелая рука.

— Легче, легче браток! Ишь, какой нервенный? Андрей улыбнулся.

— Товарищ Бабич, разоружите его и обыщите.

— Слушаюсь, товарищ комбриг.

Два рослых казака сорвали с Петрова оружие. Бабич обыскал его карманы и положил на стол кожаный бумажник и серебряный портсигар. Петров посмотрел на Андрея, как затравленный волк.

— Товарищ комбриг. Я погорячился. Извините меня. Честное слово, я не виноват: я лишь исполнял распоряжение военкома.

Андрей, не отвечая, просматривал содержимое бумажника. Найдя там маленькую записку, он развернул ее и стал читать. Петров, следивший за каждым его жестом, побледнел и закусил губу. По мере чтения глаза Андрея загорались холодным блеском, а ноздри тонкого, с горбинкой носа расширились. Кончив читать, он бережно сложил записку и сунул ее в карман.

— Так вот вы кто, господин есаул!.. Бабич!

— Я, товарищ комбриг.

— Уведите арестованного, посадите его в отдельное

помещение и поставьте надежный караул.

Петрова увели. Андрей прошелся по кабинету, подошел к столу и сел в кресло.

— Так что ты скажешь, товарищ председатель, о расстреле заложников и об окружающих тебя людях?

Тот удрученно опустил голову. Потом глухо сказал:

— Самого меня шлепнуть надо. И где мне тут было разобраться… Что ни казак, то и бандит.

— Ну, ну! Поосторожней, я ведь тоже казак. Вот что, дай–ка мне ключи да собери заведующих отделами. Кстати, и комиссар пришел… Ты что же, комиссар, Советскую власть не признаешь? Ты кому здесь подчиняешься?

— Да я, товарищ комбриг, не…

— Я тебя спрашиваю, кому ты здесь подчиняешься?

— Ревкому…

— Ревкому? А когда тебя председатель ревкома вызывает, ты как ему отвечаешь?.. Где председатель ячейки?

— Сидит в подвале.

— Сидит… Эх ты, комиссар! Расстрел заложников ты утвердил?

— Так то ж бандиты.

— Бабы беременные — бандиты? Я спрашиваю, ты приговор утвердил?

— Я…

— Вот ты сам бандитом и оказался.

— Товарищ Семенной!

— Молчи. Кто тебе такие полномочия давал? Еще после этого комиссаром себя называешь. Комиссары — это лучшие люди нашей партии, а ты…

— Товарищ Семенной!

— Какой я тебе, бандиту, товарищ! Клади на стол оружие!

Андрей подошел к комиссару, снял с его головы фуражку и сорвал с нее красную звезду, положив на стол, и позвонил в колокольчик. В комнату вошел Бабич.

— Уберите арестованного.

— Товарищ Семенной! Не сажай. Пошли на любое дело… Заслужу, вот увидишь, заслужу!

Андрей стиснул зубы и отвернулся. Комиссара увели. Следом за ним вышел председатель ревкома с перекошенным от страха лицом.

Андрей остался один. Он взял ключи, оставленные председателем ревкома, и отпер ящик стола. По коридору раздался звон шпор и громкий уверенный голос. В комнату, широко распахнув дверь, вошел комбриг Сухенко.

— Рад, очень рад познакомиться. Слышал, как ты тут воюешь, и зашел.

Андрей удивленно посмотрел на Сухенко и встал.

— Комбриг Сухенко?

— Он самый. Молодец, ей–богу. — Сухенко протянул Андрею обе руки. — Так их, прохвостов, и надо. Особенно комиссара. Пьяница и сукин сын. Если помощь нужна, ты не стесняйся. Бери мою конвойную сотню… полк понадобится, полк дам.

Андрей с открытым недоверием взглянул на Сухенко, но, встретив его смелый взгляд и приветливую улыбку, крепко пожал протянутые руки.

— Спасибо. Понадобится помощь, приду. Садись. Твой штаб в Староминской?

— Да, пока здесь. Ведь мы на отдыхе. — Он достал вышитый шелковый кисет и сел в кресло возле стола.

— А я тебя, Семенной, помню. Под Харьковом ты мою бригаду здорово трепанул… Насилу ушел от тебя. — Сухенко расхохотался. — Ох, и зол я на тебя тогда был! — Он встал и серьезно посмотрел в глаза Андрею. — Мы были врагами, теперь мы друзья? Навсегда, надеюсь?

— Конечно, что за вопрос!

…Сухенко порывисто обнял Андрея.

4

Андрей сидит за столом и внимательно вслушивается в голос докладчика.

— …Водяная мельница, когда мы ее приняли…

«Где я слышал этот голос?» — напряженно пытался вспомнить Андрей, не отрывая пристального взгляда от докладчика.

— …Своими силами мы ее полностью отремонтировали и к началу сезона можем вполне обеспечить бесперебойный обмолот зерна для всего станичного юрта. — Худощавый, маленький старичок в грязноватом френче оглядел поверх очков присутствующих, словно ожидая одобрения.

«Фу, черт, да где я с ним встречался?!» — Андрей с досады сломал карандаш и, вытащив из серебряных ножен кинжал, стал осторожно срезать стружки.

Совещание кончилось поздно. Андрей подписал акт приемки дел и наконец остался один. Он сидел на подоконнике и смотрел, как в темном небе зажигались звезды. Вспомнилась юность. Вот такая же кубанская станица… то же ночное небо… такие же звезды… и песни любимой девушки.

Вспомнилась первая присяга и отправка на фронт. В Тифлисе дивизии был смотр. Седобородый генерал в серебристой черкеске, объехав фронт, обратился к казакам с напутственной речью. Грудь генерала была увешена крестами и медалями. Золотистый дончак нетерпеливо перебирал ногами, готовый каждый миг умчать седока.

Генерал говорил о войне, о славе казачьей, о долге казака… «Постой… нет, это немыслимо. — Андрей потер ладонью разгоряченный лоб. — Нет подстриженной бородки, орденов, дорогой черкески, но голос, голос… мягкий, красивый баритон, с легкой хрипотцой… Да нет, чепуха! Не может того быть. Ну, конечно, померещилось. А вдруг и вправду?»

Андрей порывисто подошел к телефону и взялся за ручку. Потом оставил ее с жестом досады.

— Нет, это просто нервы… Скоро черт знает что будет мерещиться, — проговорил он громко и, отойдя от телефона, сел в кресло, зевнул. «Однако пора спать, уж скоро полночь». Его потянуло домой. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Зевнул еще раз и, склонив голову на руки, незаметно для себя задремал.