Брежнев - Леонид Млечин

Никита Сергеевич еще не осознал, что его намерены отправить в отставку, и выражал готовность работать «насколько хватит моих сил». Слово, как и договаривались, взял Шелест. Во время его выступления Хрущев подавал реплики. Петр Ефимович несколько раз довольно резко ему отвечал. От его былой почтительности не осталось и следа, а под конец невежливо оборвал первого секретаря:

— Никита Сергеевич, мы слушали вас много раз — послушайте один раз нас.

По очереди высказались все члены высшего партийного руководства.

Разговор шел на повышенных тонах. Члены президиума требовали, чтобы Хрущев добровольно ушел в отставку, а он сопротивлялся. Его заявление об уходе необходимо было для того, чтобы избежать прений на пленуме ЦК. Если бы Хрущев настаивал на своей правоте, он теоретически имел бы право получить слово на пленуме.

Разумеется, это ничего бы не изменило. Члены ЦК, видя, на чьей стороне преимущество, проголосовали бы за его смещение. Но, возможно, нашлись бы двое-трое из старых друзей Никиты Сергеевича, кто выступил бы в его защиту. А задача состояла в том, чтобы избежать полемики на пленуме, добиться единодушного одобрения отставки Хрущева, показать, что это воля всей партии.

Заседание президиума ЦК закончилось поздно вечером. Решили продолжить на следующий день.

Никита Сергеевич отправился к себе на Ленинские (Воробьевы[1]) горы. Он еще был первым секретарем и главой правительства. Но фактически его отрезали от внешнего мира. Об этом позаботился Семичастный. Никита Сергеевич не смог позвонить ни своей жене, которая лечилась на чехословацком курорте Карловы Вары, ни дочери Юле в Киев.

Личную охрану первого секретаря Семичастный сменил. Начальник Девятого управления КГБ полковник Владимир Яковлевич Чекалов без колебаний подчинился Семичастному.

Никита Сергеевич не выдержал давления со стороны недавних товарищей. Ему было слишком много лет, и он устал. Промаявшись всю ночь, утром 14 октября Хрущев появился на заседании президиума уже сломленным.

Первым выступил Полянский, который буквально набросился на Никиту Сергеевича. Затем говорили Косыгин, Микоян, Подгорный. Только Анастас Иванович Микоян предложил оставить Хрущеву какую-нибудь должность, использовать его опыт в общей работе. И ему досталось за это предложение.

Брежнев вновь взял слово. Текст этого выступления он после заседания отдал своему помощнику Андрею Михайловичу Александрову-Агентову.

— Вы, Никита Сергеевич, — говорил Брежнев, — знаете мое к вам отношение. В трудную для вас минуту я честно, смело и уверенно боролся за вас, за ленинскую линию. У меня тогда был инфаркт миокарда, но, будучи тяжело больным, я нашел силы для борьбы за вас. Сегодня я не могу вступать в сделку со своей совестью и хочу по-партийному высказать свои замечания… Если бы вы, Никита Сергеевич, не страдали такими пороками, как властолюбие, самообольщение своей личностью, верой в свою непогрешимость, если бы обладали хотя бы небольшой скромностью, вы бы не допустили создания культа своей личности. Вы поставили радио, кино, телевидение на службу своей личности. Вам понравилось давать указания всем и по всем вопросам, а известно, что ни один человек не может справиться с такой задачей — в этом лежит основа всех ошибок…

Из всех речей, произнесенных Брежневым, эта, пожалуй, лучшая. И самая искренняя. Хотя написал он ее лично, без помощи перьев, которые потом будут готовить его выступления. Речь хороша тем, что она разумна. Но как быстро сам Леонид Ильич, заняв хрущевский кабинет, забыл то, в чем укорял своего предшественника!

Спросили секретарей ЦК — Леонида Федоровича Ильичева (идеология), Александра Петровича Рудакова (промышленность), Виталия Николаевича Титова (партийные кадры), Петра Ниловича Демичева (химизация народного хозяйства), Юрия Владимировича Андропова (соцстраны) и председателя Комитета партийного контроля Николая Михайловича Шверника, согласны ли они с предложением созвать пленум и рекомендовать освободить Хрущева от его обязанностей. Все согласились.

После этого предоставили слово Хрущеву. Он был подавлен.

— Я рад за президиум, что он такой зрелый, — сказал Никита Сергеевич. — Все, что сейчас делается, это победа нашей партии. Я уйду и драться с вами не стану — идеология и основа у нас с вами одна. Я понимаю, что это моя последняя политическая речь — лебединая песня. На пленуме я выступать не буду, но хотел бы обратиться к пленуму с просьбой.

Ему отказали. На глазах у Хрущева появились слезы:

— Напишите заявление о моем уходе, о моей отставке, я его подпишу. Я полагаюсь на вас в этом вопросе. Скажите, где мне жить. Если нужно, я уеду из Москвы.

Кто-то откликнулся:

— Зачем это делать? Не нужно.

— Если у вас пойдут дела хорошо, — сказал Хрущев, — я буду только радоваться и следить за сообщениями газет. Спасибо за совместную работу, за критику.

От имени Хрущева Гришин и Ильичев составили заявление:

«ЦК КПСС

Товарищи члены ЦК КПСС, кандидаты в члены ЦК КПСС, члены Центральной ревизионной комиссии КПСС!

В связи с преклонным возрастом и учитывая состояние моего здоровья, прошу ЦК КПСС удовлетворить мою просьбу об освобождении меня от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС, члена президиума ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР.

По изложенным выше причинам я не могу исполнять ныне возложенные на меня обязанности.

Обещаю Центральному комитету КПСС посвятить остаток своей жизни и сил работе на благо партии, советского народа, на благо построения коммунизма».

Никита Сергеевич поставил свою подпись.

Сразу же приняли постановление президиума ЦК:

«Признать, что в результате ошибок и неправильных действий т. Хрущева, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства, в президиуме ЦК за последнее время создалась совершенно ненормальная обстановка, затрудняющая выполнение членами президиума ЦК ответственных обязанностей по руководству партией и страной.

Тов. Хрущев, занимая посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР и сосредоточив в своих руках большую власть, в ряде случаев стал выходить из-под контроля ЦК КПСС, перестал считаться с мнением членов президиума ЦК и членов ЦК КПСС, решая важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения.

Проявляя нетерпимость и грубость к товарищам по президиуму и ЦК, пренебрежительно относясь к их мнению, т. Хрущев допустил ряд крупных ошибок в практическом осуществлении линии, намеченной решениями XX, XX1 и XX11 съездов КПСС.