Неверное сокровище масонов - Сергей Зацаринный

— Теперь нам предстоит с максимальной тщательностью выяснить всё, что происходило с февраля 1917 по февраль 1919 года в треугольнике, ограниченном городами Симбирск — Сызрань — Кузнецк. Это территориально. Возьмёте карту и выпишите список более мелких населённых пунктов. Отдельно составьте список тех, которые находились в округе 25 километров от усадьбы, — дядя разлил водку, но горчицу не открыл. Значит, разговор не окончен, — Теперь, воинские части. Нас интересует первая революционная армия, пятнадцатая Инзенская и двадцать четвёртая Железная дивизии, а также белые отряды Каппеля и чехословаков. Именно они вели боевые действия в интересующем нас районе.

Выстроенная диспозиция была стройной и исчерпывающей. Я покосился на закрытую баночку с горчицей и поинтересовался:

— А почему крайней датой указан февраль 1919?

— Потому что в марте весь регион был охвачен страшным крестьянским восстанием. Тогда уже всем было не до сокровищ.

Дядя открыл горчицу и поднял рюмку. Он словно помолодел лет на тридцать.

— За удачу!

Я прикрыл глаза и негромко повторил:

— За ветер удачи! За ветер добычи!

Мы словно ощутили себя флибустьерами, отправлявшимися в море в поисках несметных сокровищ. И пусть наши моря — это пока что моря книг. Всё равно, тайна всё так же манит, а надежда окрыляет. «Не теряй надежды — сын земли!»

Ржаной хлеб с горчицей был невероятно вкусен, в камине догорал огонь. Дядя задумчиво добавил:

— Вам предстоит продираться через самые дремучие дебри, какие только могут быть на свете — через дебри истории. Что только не делалось, чтобы сбить с пути человека, отважившегося пуститься в этот неверный путь в поисках истины. Более поздние историки всё искажали в угоду политическому моменту, у очевидцев была у каждого своя правда, да и какая может быть правда в гражданской войне?

Дядя замолчал и долго глядел на огонь.

— Я дам вам нить Ариадны, которая не даст заблудиться в этом лабиринте правд. Можно говорить неправду, писать неправду, но петь неправду нельзя. Узнай, что поёт человек, и ты поймёшь, что у него на душе. Знаете, какая песня была самой популярной в годы гражданской войны? Думаете «Интернационал» или «Боже, царя храни»? «Трансвааль». Помните, ещё в школе проходили. В романе «Разгром». «Трансвааль, страна моя ты вся горишь в огне». Она написана была за восемнадцать лет до этого во время англо-бурской войны, а вот запела её вся Россия в гражданскую. О горящих селениях, о сыновьях, уходящих на войну. Люди пели не о Южной Африке, они пели о России.

Мне подумалось, а что поют в современной России? И, с ужасом, поймал себя на мысли, что ничего не поют. Мне стало не по себе. Так, может быть, уже и нет больше никакой России? Просто мы не замечаем этого? Ведь исчез же вот так внезапно могучий и страшный всему миру Советский Союз. И мы удивились даже, а был ли мальчик?

Я спросил об этом дядю. Он грустно улыбнулся:

— Современникам не дано понять свою эпоху. Большое видится на расстоянии. Вспомни бритву Оккама — не строй версий, когда не хватает информации. Помни главное, что бы не случилось, нужно жить для людей. Смотрел «Белое солнце пустыни»? В чём секрет его популярности? Да потому что нет там никакой лишней идеологии. Отставной, обрати внимание, отставной, то есть частное лицо, красноармеец Сухов, басмач Саид да бывший таможенник с ухватками белогвардейца Верещагин защищают совершенно чужих им женщин. Даже знаменитая фраза: «За державу обидно!» звучит там явно в ироническим контексте. Плевали они все на эту самую державу. Сгинула она, ну и чёрт с ней. А дружба, честность, порядочность и доброта никогда не исчезнут. Я это понял слишком поздно, когда уже ничего нельзя исправить. Не было возле меня рядом в молодости старика Оккама, который сказал бы: «Не ищи второстепенного, когда есть главное!»

Перед тем, как лечь спать, я достал чётки, подаренные некогда памирским шейхом. Может этот мудрый человек спас меня, сказав однажды истину, открытую за шесть веков до него английским философом. Только сформулировал он её немного иначе: «Легко умереть за идею — трудно найти такую идею, за которую стоило бы умирать».

V. Золотой ключ

Вы видите перед собой человека, который, проработав над географией двадцать лет в качестве кабинетного учёного, наконец решил заняться ею практически…

Любой человек, которому хотя бы раз приходилось искать что-нибудь, наверняка запомнил чувство растерянности перед невероятным количеством возможных вариантов, возникающее при этом. Когда я впервые проводил обыск в какой то комнате, так вообще минут десять топтался в недоумении, напряжённо размышляя с чего начать. Потом мне на помощь пришёл бывалый прапорщик, наставительно пробурчавший: «Обыск в помещении проводиться от входа и дальше по часовой стрелке». Как просто и эффективно!

Потом я провёл в неустанном поиске большую часть своей жизни. От меня прятали следы, людей, улики. Запутывали, выдавали чёрное за белое или окружали завесой молчания. А я, как легавый пёс, искал добычу. И уже тогда понял — нет ничего хуже, чем догонять. Хороший зверь всё равно уйдёт. Он всё продумал заранее и когда закрутиться горячая круговерть погони, у преследователей будет слишком мало времени, чтобы распутать его закрученный след. Нужно было оказаться хоть на шаг впереди.

Ну, а для этого надо хорошо знать повадки. Прошло время, и я постиг, что почти весь путь человека уже предопределён его предыдущей жизнью. Практически никому не дано вырваться из прежнего круга знакомств, возможностей и привычек. Всмотришься внимательно в биографию очередного беглеца и понимаешь: мир велик, а ему, бедолаге, кроме двух-трёх мест и податься некуда. Там обычно и заканчивалось его недолгое пребывание по эту сторону колючей проволоки.

Собственно, сейчас дядя Боря предлагал сделать почти то же самое. Только искать предстояло не человека, а сокровище. Наверняка, в усадьбе было не так уж много мест, где можно было быстро, надёжно, а главное незаметно припрятать барское столовое серебро и прочие безделушки. Если взять в руки план и поставить себя на место управляющего, то круг поиска сразу сведётся к считанному десятку объектов. После чего проверить их металлодетектором — дело техники. Я видел в Москве целый магазин, полный всяких подобных приборов, что называется, на все случаи жизни.

И не нужно забивать себе голову ни славным боевым путём Железной дивизии или ходом революционных событий где-нибудь в Сызрани или в Симбирске. Своими соображениями я поделился с дядей. Он ничуть не удивился. Взглянув на меня печально, как смотрят на бестолкового ученика, в голову которого уже отчаялись вбить что-либо полезное, старый преподаватель неторопливо и обстоятельно стал размышлять:

— Твой план, Леонид базируется на двух предположениях. Первый — что клад всё-таки имеется, второй — что тебе удастся обнаружить план усадьбы. Твоя поездка в Ульяновский архив вполне может закончиться получением информации, что в том месте, где ты собираешься искать сокровища, никогда и ничего не было. Скотный двор, гумно и пара амбаров. Ведь вся информация о ценностях исходит лишь из рассказа твоего сызранского старичка. Нелишне проверить её документально.

Да и, согласись, если ты прибудешь в архив с командировкой уважаемой юридической фирмы для генеалогических изысканий, а сам будешь интересоваться лишь планами усадеб, это будет выглядеть странно. Так что придётся покопаться в делах с недельку хотя бы для отвода глаз.

Крыть было нечем.

— Второе. Плана вполне может не оказаться, а тогда может пригодиться любая косвенная информация. Но, чтобы не пропустить чего-нибудь важного, ты должен прибыть туда соответствующим образом подготовленным. Для этого и нужны все те теоретические штудии, которые мы задумали. Собственно, это самая лёгкая часть. Посидишь недельки три в библиотеке, почитаешь книжки в своё удовольствие. Тебе их даже искать не придётся, этим займётся Алексей.

Дядя умолчал о том, что он явно не полагался только на меня. В его кабинете уже были заготовлены карандаши, книжные закладки и листы бумаги, старый теоретик собирался заниматься выискиванием закономерностей закапывания кладов параллельно со мной.

А я готовился к возвращению в сладостный мир детства. На этой даче, некогда прошли все мои школьные каникулы. Мы всегда на лето уезжали сюда, и я от души использовал это время для того, чтобы всласть начитаться. Все почему-то считали, что учение и чтение две разные вещи и учебный год посвящался целиком тому странному процессу, который именовался получением образования. Теперь, по прошествии лет, я думаю, что если правда, что образование это те знания, которые остаются в голове после окончании школы, то учёба моя протекла как раз здесь в дедушкиной библиотеке.