Красный свет - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А запах моря и сосен тоже плод воображения? А шорох в траве, который он принял за прыжки белки?
Он пошарил вокруг рукой в надежде коснуться шелковистой травы, но нащупал лишь изношенную ткань, которой покрывают сиденья в машине.
Он внезапно, с вызовом раскрыл глаза, и его ослепил небывало яркий утренний свет.
В интервалах между машинами, всякий раз обдававшими его струей свежего воздуха, наступала тишина, нарушаемая лишь пением птиц, и Стив растрогался, убедившись, что рядом с ним действительно побывала белка: теперь она сидела на середине золотистого ствола сосны и поглядывала на человека быстрыми круглыми глазками.
Теплые испарения летнего дня окутывали землю дымкой, она преломляла солнечные лучи, и они с такой силой били Стиву в глаза, что голова у него закружилась и он ощутил во рту тошнотворный привкус виски.
В машине, кроме него, никого не было, и сидел он за рулем, а не на месте пассажира, на которое рухнул, когда влез в автомобиль. Шоссе было широкое, гладкое, блестящее, как бы нарочно проложенное для триумфаторов, и белая разметка делила его на три полосы в каждом направлении; по обочинам до самого горизонта тянулись сосновые леса, а справа над ними, там, откуда, очевидно, рукой подать до белой каймы прибоя, набегающего на песчаный берег, раскинулось перламутрово-синее небо.
Он попытался распрямить скорченное тело, но сверлящая боль вновь пронизала его затылок со стороны открытого окна, и, даже не ощупав кожу, он убедился, что не ранен. Его просто продуло. Рубашка до сих пор была влажной от ночной сырости. Он нашел в кармане сигарету и раскурил, но вкус у нее был такой мерзкий, что Стив заколебался — не бросить ли, но все же не сделал этого. Держа ее в зубах, вдыхая дым, а потом привычным движением отбрасывая окурок, он чувствовал, что возвращается к жизни.
Прежде чем вылезти, он дождался интервала между машинами, шедшими не так, как вчера на выезде из Нью-Йорка или минувшей ночью, а спокойно и равномерно. На всех номера штата Массачусетс, водители и пассажиры одеты в светлое: мужчины в полосатых рубашках, женщины в шортах, некоторые в купальниках. На верхних багажниках — клюшки для игры в гольф и байдарки. Идут машины, видимо, из Бостона и направляются к ближайшим пляжам.
Воздух был теплый, но Стив никак не мог согреться.
Ни твидовой куртки, ни габардинового плаща он так и не нашел. В чемодане у него была другая куртка, полегче.
Обогнув машину, он открыл багажник, и лицо его выразило изумление и разочарование.
Тоска, охватившая его в это утро, была беспредельной, почти комической. Чемодан исчез, но, прежде чем его унесли, оттуда вытряхнули вещи Ненси: белье, сандалеты, купальник — все это валялось вперемежку с инструментом. Несессер, в котором помимо прочего лежали его расческа, зубная щетка и бритвенный прибор, тоже исчез.
Он даже не пробовал осмыслить случившееся. Он был только очень опечален и дорого бы дал, чтобы события не приняли столь мерзкий оборот.
Захлопнув багажник, он заметил, что спустило правое заднее колесо. До сих пор он не задумывался, отчего машина остановилась на обочине.
Прокол был на том же колесе, что и в первый раз. Ничего удивительного: запасная покрышка настолько старая, что он и не собирался отдавать ее на вулканизацию.
Он ничего не слышал. Хэллиген не потрудился разбудить его, а если и пытался, не смог. Да и зачем? Он унес чемодан, для облегчения выбросив из него женские тряпки, и предосторожности ради, чтобы остановившаяся на обочине машина не привлекала внимания, перетащил Стива на водительское место.
Нет ли поблизости какой-нибудь маленькой железнодорожной станции? А может быть, Хэллиген просто «проголосовал» на шоссе? Чемодан в руке внушает доверие к человеку.
В конце шоссе, у самого горизонта, виднелась озаренная солнцем красная кровля; то, что сверкает ниже нее, — это, конечно, заправочные колонки. Туда далеко — полмили, если не больше. Чувствуя себя не в силах одолеть такое расстояние, он встал рядом со своей потерпевшей аварию машиной и повернулся влево, поднимая руку перед каждым проходящим автомобилем.
С полдюжины не остановились. Наконец какая-то красная автоцистерна притормозила, водитель знаком показал ему — прыгай на подножку — и на ходу открыл дверцу.
— Прокол?
— Да. Там станция обслуживания?
— Похоже.
Стив чувствовал, что весь побелел: от толчков грузовика его тошнило и голова раскалывалась от боли, словно по ней били молотком.
— Далеко до Бостона? — спросил он.
Рыжий детина за рулем недоуменно и даже чуть подозрительно уставился на него.
— Вам в Бостон?
— Собственно говоря, в Мэн.
— Бостон в пятидесяти милях сзади. Сейчас мы в Нью-Гэмпшире.
Они подъехали к строению, действительно оказавшемуся станцией обслуживания. Совсем рядом был кафетерий.
— По-моему, чашка кофе чертовски пойдет вам на пользу.
Дело ясное. Каждому видно, что он с похмелья. Во всех проезжающих в столь ранний час машинах сидят люди, которые провели ночь в постели, недавно побрились, переменили белье.
Он чувствовал себя грязным даже внутри. Движения его не обрели еще обычной четкости, и, когда, выходя из кабины, он распахнул дверцу, ему было стыдно, что у него дрожат руки.
— Желаю удачи!
— Благодарю.
Он даже не предложил водителю сигарету. Продолжай идти дождь, будь погода пасмурной и ветреной, ему, пожалуй, было бы не так тяжело. Но новенькая станция обслуживания сияла безупречной чистотой, заправщики щеголяли в белоснежных фартуках. Он подошел к одному из незанятых.
— У меня авария. Машина недалеко отсюда на шоссе, — выдавил Стив таким унылым тоном, каким говорят разве что нищие.
— Пройдите в контору к хозяину.
Ему пришлось пройти мимо открытой машины, где трое молодых людей и три девицы в шортах уже лакомились трубочками с мороженым. Они с интересом посмотрели на Стива: одежда измятая, на лице щетина. Когда он вошел в помещение, в углу которого громоздились новые покрышки, хозяин в жилетке и с сигарой во рту подождал, пока заговорит посетитель.
— У меня авария. Машина в полумиле отсюда в направлении на Бостон. Прокол.
— Я пришлю вам человека. Это займет самое меньшее час.
Стив увидел телефонную будку, но решил повременить со звонком — сначала он выпьет кофе.
Он не сердился на Хэллигена за его бегство, понимая, что у того не было выбора. Но он не мог простить Сиду разочарования, которое тот вызвал в нем.
Если вдуматься, ему стыдно за себя, особенно теперь, когда в памяти начали восстанавливаться отрывочные воспоминания о том, что лучше бы забыть навсегда.
— Ключ зажигания при вас?
— Нет, в машине.
Брякнув это, он сообразил, что ничего толком не знает, так как последним вел машину не сам. Что если Хэллиген захватил ключ с собой или просто забросил в кусты?
— Вы, надеюсь, подождете здесь?
— Да. Я ехал всю ночь.
— Из Нью-Йорка?
— Да.
Что означает недоуменная мина хозяина? Очевидно, он убежден, что добраться сюда из Нью-Йорка можно побыстрее чем за ночь и что Стив не раз останавливался по пути.
Стив счел за благо ретироваться.
«Ты же мне как брат!»
Эти слова, лейтмотив его ночных разговоров, казались ему сейчас особенно унизительными. А тогда, забившись в угол, утопая в темноте, он, должно быть, блаженно улыбался. Доказывал попутчику, что счастлив, как никогда в жизни.
Может быть, он все-таки наболтал меньше, чем воображает? Во всяком случае, делал он это занудным голосом, еле ворочая тяжелым, одеревеневшим языком.
«Как брат! Тебе этого не понять!»
Почему, выпив, он неизменно внушает себе, что его никому не понять? Не потому ли, что наружу, поражая и пугая его, вырывается нечто скрытое в тайниках души, такое, чего он не знает и не хотел бы знать в обычное время?
Он предпочитал думать, что это не так. Нет, это невозможно. Он говорил о Ненси. Он много думал о ней — не как муж или любовник, но как незаурядная личность, которой до мелочей известны истинные мотивы человеческого поведения.
«Она живет жизнью, какой хотела, какую сама себе создала. Что ей до того, что я…»
Он не сразу решился войти в кафетерий, опасаясь, как бы там его опять не стали разглядывать с головы до пят.
В помещении находились большая подковообразная стойка с привинченными к полу табуретами, кофейные автоматы из хромированного металла и кухня.
— Желаете позавтракать?
Он уселся за стойку. Официантки были в белых форменных платьях и наколках. Все три свеженькие, миловидные.
— Прежде всего дайте кофе.
Нужно позвонить в лагерь, но Стив пока что не осмеливался. Подняв глаза, он поразился: на электрических стенных часах уже восемь утра.
— Часы идут? — спросил он.
Молодая веселая девушка задорно отпарировала:
— А по-вашему, который час? Вам все кажется, что еще вечер?
Какая, однако, здесь чистота! Запах яичницы с беконом, смешанный с ароматом кофе, напомнил ему их дом в Скоттвилле весной, когда утреннее солнце проникает в кухню. Столовой у них нет. Перегородка на уровне окна делит кухню пополам. Так уютнее. Дети, с заплывшими от сна глазами, выходят к завтраку в пижамах, и у мальчугана в этот час мордашка какая-то странная, словно черты лица стерлись за ночь. Сестра дразнит его: