Благие намерения - Ингмар Бергман

Эбба. Какой же он миленький, малыш Хенрик. Странно только, что они осмеливаются показываться голышом.

Беда (Эббе). Я вынула розовое. (Передергивается.) Розовое!

Эбба. Нет, не хочу. Хочу цветастое. Которое с розами и кружевами.

Беда. Да ну! В нем ты еще страшнее.

Эбба. Ты сейчас явно сказала какую-то гадость, я видела.

Бленда. А сама-то вырядилась так, словно собралась выступать в Королевском театре.

Беда. А чем тебе это платье не угодило, позволь спросить?

Бленда. Да тут дело не в платье.

Беда. Я хочу быть красивой ради мальчика. Ему, пожалуй, не помешает полюбоваться красотой и элегантностью.

Бленда (смеется). Ха-ха-ха!

Эбба. Кто взял мои духи! (Трубит.) Мои духи!

Беда. Такой старой карге духи ни к чему. Это непристойно!

Эбба. Опять ты сказала какую-то гадость. Где моя слуховая труба?

Беда. Если речь и вправду пойдет о деньгах? Неужели нам обязательно быть такими твердокаменными?

Бленда. Непременно, дорогая Беда! Сейчас тяжелые времена, и надо учиться жить по средствам.

Беда. По ним видно, что им несладко приходится.

Бленда. Альма никогда не умела распоряжаться деньгами. Помнишь, мы ей послали 50 крон, когда отец Хенрика умер? И знаешь, на что Альма их истратила! Купила элегантные туфли к траурному платью. Она сама сказала! Разве так можно вести хозяйство? Я просто спрашиваю.

Эбба. Они уже направляются к дому. Господи помилуй, как ласково он смотрит на мать. Очень милый мальчик.

Гостиная под углом соединена со столовой, большое окно смотрит на закат. Здесь все в светлых тонах: легкие летние шторы, белая мебель ручной работы в духе Карла Ларссона, желтые обои, большие плетеные кресла, пианино, зеленый, цвета цветущей липы, буфет, яркие лоскутные коврики на широких, тщательно выскобленных досках пола. На стенах — что-то вроде современного искусства: женщины, как цветы, и цветы, как женщины, деревеньки и девушки в белом, неопределенно глядящие в прекрасное будущее.

Сестры вплывают гуськом: Эбба, Беда и Бленда. Альма с Хенриком уже на месте, мать в чересчур тесном фиолетовом шелковом платье, измученная туго затянутым корсетом, Хенрик в опрятной, но залоснившейся пиджачной паре, при крахмальном воротничке и при галстуке. Бленда сразу же приглашает к столу, и, после того как все рассаживаются, нажимает скрытую от глаз кнопку электрического звонка. Тут же появляются два юных ангела с дымящейся супницей и подогретыми тарелками: суп из крапивы с половинками яйца.

После обеда общество пьет кофе на веранде. Альму и Хенрика усаживают на плетеный диван, Бленда расположилась в качалке, стратегически стоящей вне горизонтально падающих солнечных лучей. Беда устроилась на лестнице террасы. Она курит сигарету в элегантном мундштуке. Эбба сидит спиной к саду со слуховой трубой наготове.

Итак, момент настал. Альма дышит с присвистом — от напряжения или от вкусной еды и превосходного вина, сказать трудно. Хенрик бледен, пальцы плотно сцеплены.

Бленда. Мы предполагаем, что Альма с Хенриком проделали весь этот длинный путь не только из родственной любви. Насколько я помню, последний раз вы были здесь три года назад. Причиной тогдашнего визита был денежный заем для покрытия расходов на учебу Хенрика.

Бленда, осторожно раскачиваясь в качалке, смотрит на Альму с холодной любезностью. Беда, закрыв глаза, подставила лицо последним лучам заходящего солнца. Эбба, посасывая вставную челюсть, держит наготове слуховую трубу.

Альма. Деньги кончились. Все очень просто.

Бленда. Вот как, деньги кончились. Их должно было хватить на четыре года, а не прошло еще и трех.

Альма. Все подорожало.

Бленда. Вы сами назначили сумму. Не помню, чтобы я торговалась.

Альма. Нет, что вы, вы были очень щедры.

Бленда. А теперь деньги кончились?

Альма. Я рассчитывала, что дед Хенрика нам поможет, поскольку Хенрик все же продолжит семейную традицию и станет священником.

Бленда. А дед Хенрика не помог?

Альма. Нет. Мы канючили целый день. И получили только 12 крон на железнодорожные билеты. Чтобы вернуться в Сёдерхамн.

Бленда. Какая щедрость.

Альма. Трудные времена настали, Бленда. Я даю уроки музыки, но это крохи, и кое-кто из учеников отказался от занятий.

Бленда. И теперь вы хотите получить новый заем?

Альма. Мы с Хенриком подробнейшим образом обсуждали, не бросить ли ему учебу и не поступить ли работать на новый телеграф в Сёдерхамне. Это был единственный выход. Но тут кое-что произошло.

Эбба. Что-что?

Альма. Кое-что произошло.

Эбба. Что она сказала?

Бленда. Случилось что-то приятное.

Альма. Пусть лучше Хенрик сам расскажет.

Хенрик. Я, значит, сдавал экзамен по церковной истории наводящему на всех ужас профессору Сюнделиусу. Нас было трое, и только я один справился. После экзамена профессор попросил меня остаться. Угостил сигарой и был чрезвычайно любезен. Совершенно не похож на того саркастического человека, каким он обычно бывает.

Альма (потрясенно). Он угостил Хенрика сигарой.

Хенрик. Я уже это сказал, мамочка.

Альма. Прости, прости.

Хенрик. Ну вот, мы поговорили немного о том о сем. Между прочим, он сказал, что хорошее знание церковной истории свидетельствует о прилежании, отличной памяти и самодисциплине. По его мнению, я показал блестящие способности, разобравшись в апостольской символике. Это довольно сложный вопрос, требующий определенной научной систематизации.

Эбба. Бленда, что он говорит?

Бленда. Не сейчас, Эбба, (трубит), потом, позже.

Хенрик. Он предложил мне научную карьеру. Мне следовало бы написать докторскую диссертацию. Профессор сказал, что с удовольствием будет моим научным руководителем. Потом я наверняка смогу стать доцентом. Он сказал, что большинство богословов были идиотами, и надо беречь редкие таланты.

Альма. Вы понимаете, Бленда, как это лестно для Хенрика. Профессор Сюнделиус не сегодня-завтра станет архиепископом или министром.

Хенрик. И тогда я ответил, как обстоят дела, — у меня нет средств. У меня даже не хватит денег, чтобы получить сан священника. На это профессор сказал, что мне надо продержаться самостоятельно только первые годы, поскольку потом я смогу получить так называемую аспирантскую стипендию. Это весьма приличные деньги, тетя Бленда. Почти все аспиранты женаты, имеют детей и прислугу.

Бленда. Черт возьми!

Альма (вклинивается). И теперь мы приехали к вам, чтобы попросить еще об одном беспроцентном займе в шесть тысяч крон. Профессор Сюнделиус подсчитал, что потребуется приблизительно столько.

Бленда. Черт возьми.

Альма. Мы хотели сперва поговорить с вами. Я имею в виду — прежде, чем обратиться в Уппландсбанк. Профессор обещал написать рекомендательное письмо. Возможно, он даже подпишет поручительство, сказал он.

Бленда. Что скажешь, Беда?

Беда (смеясь). У меня нет слов.

Эбба. О чем вы говорите? О деньгах?

Бленда. Хенрик будет профессором! И ему нужно еще шесть тысяч, кроме тех двух, которые мы ему уже одолжили. Понимаешь?

Эбба. А у нас есть столько денег?

Бленда. В этом-то и вопрос.

Бленда хрипло хохочет. Беда из-под приспущенных длинных черных ресниц с улыбкой смотрит на Хенрика. Хенрик из бледного сделался пунцовым. Альма тяжело дышит. Внезапно Бленда встает и хлопает в ладоши.

Бленда. Если делать что-то, так лучше сразу. Альма и Хенрик, пожалуйста, пройдите со мной в кабинет.

В довольно тесный кабинет Бленды ведет дверь из прихожей. Полки завалены конторскими книгами. Посередине стоит конторка, у окна письменный стол и несколько стульев из мореного дерева. В углу — кожаный диван и кресло, круглый стол с латунной столешницей и курительными принадлежностями. Бленда зажигает электричество, снимает с золотой цепочки на шее маленький ключик, открывает средний ящик стола, берет блестящие ключи и отпирает сейф, притаившийся за ширмой у двери.

Ни Альма, ни Хенрик не видят, чем она занимается за ширмой. Она появляется оттуда с пачкой купюр в правой руке. Кладет деньги на стол, запирает в ящик ключи от сейфа и вновь надевает ключик на тонкую цепочку. После чего принимается считать: шесть тысяч риксдалеров в банкнотах. Пересчитав, она протягивает деньги Альме, которая застыла, точно пораженная молнией.