На земле и под землей - Лариса Неделяева

Лариса Неделяева

На земле и под землей

Когда ужасный час пробьет,Мы все пойдем ко дну.И злых и добрых — всех сметет,Не выжить никому.

Я слышу жуткий скрип и вой,Погибель на часах.Нам нечего делить с тобойНи здесь, ни в небесах.

Отхватит каждый свой кусок,да толку ни на грош —Ни крошки, — выйдя эа порог,С собою не возьмешь!

Зачем последние годаБессмысленной борьбеНам отдавать, когда однаСудьба тебе и мне?

Не знаешь ты, не знаю я,Никто не знает, брат.Но каждый каждого, любя,Колотит невпопад!

Но каждый каждому, любя,Как шалый бес вредитИ верит, ближнего гнобя,Что правда победит.

Но побеждает не она,А запертая дверь…Так было в прежни времена —Так будет и теперь.

ОТ АВТОРА

Когда я стала бомжом, я подумала: «Вот, наконец-то я могу ничего не делать, а просто сидеть себе в уголке и горько плакать! А когда, я умру под забором, как и предсказывала, мне любящая родня, то все злые раскаются и скажут: «Да! Какого человека мы потеряли!»… Вот что я подумала, когда стала бомжом.

С тех пор прошло много лет. Мои мечты сбылись. Но не все. Даже у самого завалящего уголка, как прояснилось, есть хозяин. Бывало только усядешься в уголок и соберешься поплакать — а хозяин уж тут как тут. «Уходи, — говорит, — это мой уголок!» Мечта умереть под забором сбылась частично. То есть умирала-то я раз десять (на большее в моем городишке заборов свободных не хватило). Но злые не раскаивались, а совсем даже наоборот. «Так ей и надо!» — говорили они над моим трогательным трупиком. И говорили еще кое-что, для моего ума совсем уж недоступное: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!» Слыша эти слова, я пыталась представить себе утопающего, который сам себя за волосы хватает и шустренько из воды себя вытаскивает… Не сбылась и моя мечта ничего не делать. Постоянно находился кто-нибудь, заставлявший меня ходить, есть, спать, производить шум и осуществлять чужие планы. И сказки, которые ты прочтешь в этой книжке, я, конечно, не по собственной воле сочиняла — меня заставили. А дело было так. Пришел ко мне дяденька милиционер с большой дубинкой и говорит: «А ну живо сказки мне сказывай, не то поколочу!» И пока я сказывала, он так и стоял надо мною, держа дубинку. И чувствовала я себя натурально Шахерезадой. А уж жить-то как хотелось!

ИНСПЕКТОР ЛАПУШКИН

Я притворялся дураком,А истинный дуракНа петухе сидел верхомИ банный веник держал в руках.

Я ждал, когда на сухих ветвяхЛипкие почки в лист пойдут,А дурак петуху, который был на сносях,Побежал искать ворон-повитух.

Я читал про книги, про песни пел,А дурак лепестки ромашки листал.Я мечтал натворить чудесных дел —А дурак, напившись мертвецки, спал.

Он умеет писать, научили его.Но поскольку рогатый всегда начеку,Так и ждет, чтобы кто-то чертил за него,Дурень косит под падаль: мол, я писать — не мог.

Ни писать не могу, ни читать не могу,Ничего не могу, потому что — дурак!Даже самое легкое я никак не пойму —У меня и клеток-то нету в мозгу!

Я притворялся дураком,А истинный дуракНа петухе сидел верхомИ банный веник держал в руках.

Чертов ребенок

В далекие времена, когда люди боялись бандитов больше, чем милиционеров, жил-был участковый инспектор Лапушкин, имевший один недостаток, мешавший ему продвигаться по службе: он был слишком жалостлив. Но как раз эта-то слабость помогла инспектору Лапушкину спасти от гибели все человечество. Однажды вечером инспектор вдвоем с другим милиционером обходил свой участок. В маленьких городках спать ложатся рано — на часах не было и десяти, но в большинстве домов свет уже погасили и на улицах совсем не было прохожих. Участок Лапушкина располагался на окраине и дома здесь стояли маленькие, как в деревне. Милиционеры дошли уже до последней улицы, с конца которой открывался вид на поле и черневший за ним лес, когда все собаки в округе вдруг разом взвыли, будто им прищемило хвосты в дверях. Ничего подобного милиционеры отродясь не слыхали и, xoтя и были у них пистолеты с самыми настоящими патронами, изрядно перепугались. Собачий вой оборвался, и не успели инспектор и его товарищ дух перевести от страха, как земля у них под ногами задрожал, да так сильно, что в домах тоненько задребезжали стекла. И тут же все стихло. А в конце улицы, всего в каких-нибудь ста метрах от милиционеров, появилось темное пятно. Разумеется, Лапушкин и его напарник пошли посмотреть, что же это за пятно такое. И, подойдя поближе, они сразу увидели, что на дороге лежит закутанный в какие-то темные тряпки ребеночек, совсем махонький. Уже само по себе это было из ряда вон. Ведь маленький городок — это не то что большой. Здесь детишки, как говорится, на улицах не валяются. К тому же оба милиционера могли бы побожиться, что еще минуту назад улица была совершенно пуста! Если б Лапушкин строго выполнял инструкции, он, конечно же, отнес бы свою находку в отделение милиции. Но он подумал, что Малыш должно быть очень замерз и проголодался, а отделение — это ведь не санаторий для младенцев. Мелькнула у него мысль отнести малыша «до выяснения обстоятельств» напрямки в детскую больницу, где за ним могли бы как следует присмотреть. Но больница находилась на другом конце городка, а домик инспектора, где ждала его с дежурства супруга Марья Степановна, был совсем близко. И Лапушкин отправил в отделение напарника, а сам с младенцем на руках пошел домой. Марья Степановна, увидев сверток с ребенком, сразу засуетилась и запричитала: «Это какие-же звери такого махонького да на мороз бросили!» (дело-то было зимой). Но еще удивительнее им стало, когда, развернув ребенка, они обнаружили, самого что ни на есть негритянского мальчика. Да-да, он был черненький-пречерненький с головы до пяточек! Пеленки малыша были совсем мокрые — ведь малыши обожают мочиться в пеленочки и терпеть не могут делать это в горшок. Мальчика завернули во все чистое да сухое, напоили теплым молоком и уложили спать на диванчике, к которому сбоку придвинули кресло (это для того, чтобы малыш ночью не свалился на пол). А в это время в Аду, глубоко под землей, поднялся прямо адский переполох: у одного очень важного чиновника, самого Министра адской безопасности, пропал его единственный и горячо любимый сын! Можешь себе представить, как этот Министр разбушевался! Ты, конечно, знаешь, что любимое занятие бесов — делать всяческие гадости людям. Но ты наверное не знаешь, что в свободное от работы время бесы частенько развлекаются тем, что пакостят друг другу (а иногда, когда никого нет поблизости, даже и самим себе). Это у них что-то вроде спорта: кто больше навредит соседу, тот и молодец. Но все знали, что вредить самому Министру безопасности — дело очень опасное. И тем не менее, налицо был ужасный факт: кто-то похитил у грозного Министра его драгоценное дитятко! Безопасность под землей работает так же быстро, как и на земле. Не прошло часа, а двое дюжих чертей уже втащили в кабинет начальника злостного похитителя. И когда министр, Почетный Подлец, Заслуженный Негодяй и кавалер ордена Черной Чумы третьей степени, вгляделся в изрядно покалеченное лицо преступника, сердце Министра сжалось от страха (хочешь, верь, хочешь нет, а и чертям бывает тошно). Похитителем оказался старый черт, у которого были серьезные причины желать гибели всему потомству Почетного Подлеца аж до седьмого колена. Когда-то давным-давно, сразу по вступлении в должность, молодой еще Министр, желая показать подчиненным, какой он твердый да непреклонный, за ничтожную провинность жестоко наказал вот этого старика: он сослал всю его семью Наверх, пожизненно и без права переписки. А надо сказать, наказание это-для чертей самое страшное. Черти, энамо дело, выходят на поверхность земли, у них же там работа, люди тоже иногда спускаются под землю по своим делам (шахтеры, например). А теперь представь, каково человеку, ежели спустить его в шахту пожизненно, да еще и без права переписки, представил? Вот то-то и оно, дружок. Понимаешь теперь, до какой же степени ненавидел Министра одинокий старый черт? Ведь там, Наверху, сгинули бесследно его жена и дюжина ребятишек! А поскольку мстительность у чертей распространена почти так же, как и у людей, то черт и отомстил Министру на полную, как говорится, катушку. Подручные Министра уж как только не пытали старика, но так и не вызнали, куда же он спрятал похищенного ребенка. Но когда обшарили весь Ад снизу доверху, вдоль и поперек, а малыша так и не отыскали, Министр понял, что негде ему быть, кроме как Наверху. И вот целая армия чертей полезла Наверх, чтобы там, на нашей милой земле, отыскать любимое чадо грозного начальника. Особенно много чертей «прочесывали» Африку и Америку, где полным-полно черненьких детишек. Какие-то невидимки врывались в дома, приюты и детские больницы, сдергивали с малюток одеяльца и тормошили малышек невидимыми, но очень горячими лапами (перед выходом Наверх черти натираются специальной мазью невидимости, потому-то, дружок, мы их и не видим). А раскутывали чертяки малышей для того, чтобы посмотреть, нет ли у кого-нибудь из них на попочке большого родимого пятна в виде перевернутого крестика — уж такая у маленького пропавшего чертенка была особая примета! Но ни в Африке, ни в Америке ребенка не нашли, и огорченные черти ни с чем вернулись в Ад. И только один из них, отличавшийся большим служебным рвением, решил на всякий случай поискать драгоценного младенца в северных странах. И вот он появился в маленьком русском городке. Но его, конечно, никто не видел, кроме одной старой-престарой бабуси, которая, узря хвостатого на улице, завопила что есть мочи: «Смотрите, черт!» Но ей никто не поверил, все сказали, что бабка от старости из ума выжила, вот ей черти и мерещатся. А в это время в Аду черти докладывали Министру о своих безуспешных поисках. И министр, рассудок которого прямо помутился от горя, приказал напустить на землю Адский Туман. Этот туман для людей смертелен, как яд. Зато чертям в нем так хорошо, что лучше и не бывает. Отдавая этот приказ, Министр думал только о том, чтобы сыночку его, ежели он еще жив, на земле дышалось так же хорошо, как дома. И в тот миг, когда Министр отдавал свой смертельно опасный для людей приказ, а догадливый черт шел по улице маленького русского городка, участковый инспектор Лапушкин как раз выходил из дома с тепло укутанным мальчиком на руках. Он собирался отнести малыша в больницу, так как опасался, не заболел ли тот часом — уж слишком грустная мордашка была у мальчонки поутру. Рогатый глянул на лицо ребенка, едва видневшееся в толстом одеяльце, и тотчас же догадался (ведь это был умный черт!), что этот черненький ребеночек и есть сын всесильного Министра. И в самом деле, какой другой чернокожий ребенок мог бы оказаться в этом северном городке, где отродясь ни одного негра не бывало, даже с дружественным визитом? И не успел Лапушкин глазом моргнуть, как что-то невидимое выхватило ребенка у него из рук и тут же будто сквозь землю провалилось. Через какое-то мгновенье ретивый черт уже стоял на пороге министерского кабинета с мальчуганом на руках. Министр ужасно обрадовался, тут же отменил приказ напустить на землю Адский Туман, а героического черта пожаловал десятью бочками смолы и дюжиной (разумеется, чертовой) ящиков серы. А теперь представь, что было бы, если б инспектор отнес малыша ночью не к себе домой, а в отделение милиции, как и полагалось сделать по инструкции? Тогда ранним утром черт не увидел бы ребенка и приказ Министра адской безопасности был бы приведен в исполнение. И мы не сидели бы сейчас в нашей уютной кухоньке, не смотрели бы на огонь, потрескивающий в печи, и не мечтали бы о том, как завтра утром начнем мастерить новую кормушку для птичек. Не только этой кормушки — нас самих не было бы сейчас на белом свете… Вот так-то, дружок!