Некрофобия и другие рассказы - Станислав Ленсу

Некрофобия и другие рассказы

Станислав Михайлович Ленсу

© Станислав Михайлович Ленсу, 2017

ISBN 978-5-4485-0236-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Некрофобия

– Эй-эй, Вьюнош, ты чего зеленеешь?.. Возьми-ка там, в шкафу нашатырь, – говорящий скосил глаза на долговязого парня, – Слушай, давай я тебя хлорофиллом буду называть, а? Любящий зелень. Красивое имя, почти греческое: Эсхил, Хлорофилл.

– Меня Антоном зовут, – с трудом сглатывая комок в горле, сказал парень. Лицо его и впрямь было бледным и от голубого кафеля на стенах отливало зеленью.

– А-а …тоже ничего. Меня – Михаилом, можно Мишей, – санитар уже заканчивал работу и поливал из шланга мраморный стол и то, что на нем лежало. Брызги воды разлетались в разные стороны, оседая на клеенчатом фартуке и на кафельном полу.

– Впечатляет? – кивая на лежащий перед ним труп, спросил санитар. – Ничего привыкнешь и поймешь вскорости, что это самое мирное и несуетное место.

– Морг, что ли? – постепенно приходя в себя, спросил Антон.

– А хоть бы и морг, – продолжал санитар, – ни суеты, ни человеческих страстей, ни гордынь, ни разочарований.

– Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась (с)

Антон все еще боролся с тошнотой, но все же проявил вялый интерес к последней фразе:

– Морг и труп, – это логично. Санитар и Шекспир – нет.

– Ах, Антон! Вы молоды и полны предрассудков и заблуждений. – Миша закрутил кран и начал снимать фартук, который издавал какой-то хлесткий, хлопающий звук. Он неспешно подошел к окну, и яркий уличный свет вспыхнул в его стриженных седых волосах. Лицо, покрытое короткой щетиной, длинный мясистый нос и полные губы придавали ему сходство с легендарным барабанщиком Ринго Старом в старости или с карикатурным автопортретом Тулуз-Лотрека.

– Вы по молодости лет еще находитесь в плену стереотипов, – продолжал балагурить санитар, – вы полагаете, что санитар в морге не может знать Гамлета? Напрасно!

Он порывисто, почти театрально вернулся к столу и, склонив голову над телом на мраморном столе, продекламировал:

– Разом поблекла листва

На деревьях сяра в час успенься-

Неотвратимо грядет

Увядание, сменяя цветение.

Так же недолог был век

Закосневших во зле и гордыне-

Снам быстротечных ночей

Уподобились многие ныне.

– А? Каково? Все в точку! Японцы определенно знали толк в жизни!

Антон несколько озадаченно наблюдал за санитаром. Потом неуверенно спросил:

– Михаил, а вам не кажется… что это как-то неудобно…

– Что неудобно? – удивленно переспросил тот, – работать здесь?

– Да нет, стихи вот декламировать, разговаривать громко…

– Вьюнош, – санитар покровительственно приобнял Антона за плечи, – моя жена умерла пять лет назад, дочь с зятем и внучкой уже два года как уехали в землю обетованную. Моя врачебная практика давно закончилась, я – пенсионер. Ни семьи, ни живых друзей! Что может быть лучше для пожилого человека, чтобы достойно провести старость? Взгляни, – он обвел рукой просторный секционный зал, где на столах лежали колоды затвердевших тел, – в их окружении я острее ощущаю жизнь, только с ними я понимаю слова Экклезиаста, только в беседах с ними я спокойно представляю себя «…горстка ветром влекомого праха!» …Не волнуйся, я руки уже помыл.

Последняя фраза относилась к робким попыткам Антона освободится от лежащей на его плече руки санитара.

– Ну ладно, – Миша перешел на деловой тон, – ты, Антон, вливаешься в могучие ряды тружеников нашего лечучреждения на… На сколько товарищ вливается?

– Да я думаю, на все лето, – Антон наморщил лоб, вспоминая, «откуда же эта цитата?»

– На все лето! Превосходно! Ну пойдем, покажу тебе наши владения, – и Миша по-хозяйски стал водить Антона по залу, показывать подсобки, шкафы с инструментами, холодильники для препаратов.

На стеклянных полках лежали длинные с зеркальным блеском ножи с массивными рукоятями, короткие и увесистые пикоподобные клинки, мелкозубчатые пилы и еще какие-то устрашающие металлические предметы, назначение которых было рассекать, вспарывать, распиливать мертвую плоть…

С легким звоном санитар распахивал перед онемевшим и с расширенными глазами Антоном холодильники, где в круглых широких банках в замутненном растворе угадывалось нечто бесформенное и доводящее до тошноты…

Каждый раз, когда они шли вдоль какого-нибудь мраморного стола, на котором лежало тело со скрещенными и завязанными на запястьях грязным бинтом руками, Антон непроизвольно шел так, чтобы между ним и телом оказывался Михаил. Тот заметил его маневр и ухмыльнулся «Не робей, паря!»

– Ну вот, – он подошел к правой стене зала, к металлической двери лифта – это – надводная часть айсберга. Сейчас мы отправимся вниз.

Открывая громко лязгнувшую дверь, санитар загудел придушенно:

– Земную жизнь, пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины…

Они вступили на длинную и довольно просторную платформу подъемника. Тусклая лампа в потолке высветила бетонные стены по обе стороны платформы и металлическую с облупившейся серой краской каталку. В изголовье ее была брошена смятая с желтыми пятнами простынь. Лифт дернуло, и стены медленно поползли вверх. Потянуло холодом.

– Чего молчишь? Не бери пример с покойников, они молчат, потому что им это все уже не интересно. Давай рассказывай, чего тебя занесло сюда? Хотя нет! Дай угадаю… Подзаработать хочешь, точно? Угадал? Да?

Антон пожал плечами, мол, ну да. Почему бы и нет?

– И еще! – санитар торжествующе улыбнулся, словно карточный фокусник, готовый продемонстрировать свой коронный номер, – у тебя некрофобия! И ты решил «клин клином вышибить». Угадал? Точно? Да?

Антон, как ни был подавлен экскурсией и предстоящим зрелищем, удивился догадке и в знак подтверждения кивнул.

– Вообще-то я учусь в аспирантуре на археологическом, – он потрогал медленно совсем близко проплывающие шершавые и влажные стены шахты. – у меня в августе «полевая» работа на захоронениях. А я не очень-то привычен к этому… Сами понимаете, не хочется шлепнуться в обморок в шурфе. А там бывают очень даже неприятные… находки.

– Ничего, паря, – Миша похлопал его по плечу, – пообвыкнешь, сроднишься, можно сказать, и будет тебе сам черт не брат!

Лифт резко остановился, гулко ударившись о бетонное покрытие пола.

Михаил завозился с дверью, тихо ругаясь и безуспешно дергая старую ручку вверх-вниз, вверх-вниз. Чертыхнувшись, он со злостью пнул заклинившую дверь.

– Дайте-ка я, – пододвинул его Антон. Он достал из карман скрепку, разогнул ее и стал колдовать над замком. Скрепка издавала царапающие звуки, потом что-то щелкнуло, и дверь, дрогнув, приоткрылась.

Неяркие, отливающие красным, лампы освещали обширный подвал с низким потолком. Все пространство занимали квадратные размером с небольшой бассейн резервуары с выложенными светлым кафелем невысокими бортиками. Всего их было девять, по три вдоль каждой из стен. Между резервуарами и по периметру зала для удобства были проложены деревянные мостки. В каждом таком «бассейне» маслянисто переливалась жирная коричневая жидкость.

– Во-о-от, – удовлетворенно протянул Михаил, – это наши запасники.

– Эт-т… как? – опешил Антон.

– Понимаешь, Антоша, – пошел по мосткам его проводник, – Сюда кого везут? В принципе всех, кто скончался у нас в больнице и на кого родственники дают согласие на вскрытие. Понятно? Плюс везут НЛО, другими словами неопознанных, там – с улицы или из приемного покоя. В таких случаях главный врач или опять же судмедэксперт дает распоряжение на вскрытие.

Он прохаживался между резервуарами как экскурсовод в музее.

– Наверху, где мы сейчас были, туда тащат местных. Там им ставят последний и самый полный в их жизни диагноз и отдают на руки родственникам. Сюда же спускают НЛО и, скажем, случайно скончавшихся в нашем городе иногородних. Ну, ты знаешь, «отстали от поезда, сами не местные…» До того, как кто-нибудь из желающих забрать тело не объявится, они хранятся здесь: кто на леднике, кто в формалине.

Михаил внезапно включил рубильник. Ослепительный свет залил помещение, и Антон, не сдержавшись, закричал.

В каждом из огромных чанов под тонким слоем коричневой жидкости плавало, переплетясь руками и ногами, множество тел.

(За пятнадцать дней до этого)

– Антон, почему вы сейчас решили об этом заговорить? – врач, миловидная женщина со спокойными и приветливыми глазами, сидела напротив. Стены кабинета были выкрашены светлой теплой краской. Легкие полупрозрачный кремовые шторы смягчали и рассеивали солнечный свет. За плотно закрытым окном день набирал силу, и солнце забралось довольно высоко, подобравшись к макушкам гигантских тополей. Чуть различимо прихрамывая, тикали часы на рабочем столе, который находился чуть поодаль от них и был завален стопками книг и разноцветными бумажными папками