Последний Дон Кихот - Марина Дяченко

Дяченко Марина, Дяченко Сергей

Последний Дон Кихот

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

...Осталась неделя.

В черных стрелках, ползущих по старинному циферблату, было что-то неуловимо тараканье. Минуты падали с цоканьем, как медяки в копилку, каждая минута отдаляла от мужа - пока не в пространстве, пока только во времени.

Алонсо спал. Она лежала, закусив край подушки, и молча проклинала его.

Если бы ты любил меня, говорила она, ты не бросал бы меня одну. Но ты любишь Дульсинею, а я - заготовка для ее светлого образа. Я болванка; я не человек даже, я - сырье, из которого скоро сделают Дульсинею. Ты будешь любить ее, вымышленную, на расстоянии; я останусь здесь почти без надежды снова тебя увидеть. А потом мне пришлют телеграмму - забирайте, мол, труп вашего рыцаря...

Заберите его из канавы, где он умер... такую телеграмму прислали твоей матери, да, твой отец умер в канаве... Кто я для тебя, Алонсо?! Только чужую женщину можно вот так бросать - ради фантома. Ты не можешь простить моей бездетности? ты не можешь мне простить, что ты последний Дон-Кихот?!

- Никогда не говори мне таких вещей, - сказал он вдруг холодно и внятно. - Даже когда думаешь, что я сплю.

Она молчала, крепче закусив зубами край своей подушки.

- Альдонса, - сказал он мягче. - Я вернусь.

* * *

Санчо оглядывался, разинув рот; впервые в жизни он переступил порог столь впечатляющего, столь странного строения. Старый дом Кихано походил на оставленный обитателями муравейник: ходы-переходы, полости и проемы, чуть не узлом завязанные винтовые ступеньки - и широкие лестницы с массивными перилами, гобелены на стенах, портреты в темных золоченных рамах...

Гнездо семейства Дон-Кихотов.

Санчо оглядывался, разинув рот, а служанка, хорошенькая девчонка с ямочками на щеках, неприкрыто любовалась его замешательством.

Здесь был какой-то особенно плотный воздух. Здесь пахло временем; чудовищами громоздились книжные шкафы, тяжелыми складками нависали портьеры, на большом гобелене выткан был портрет Рыцаря Печального Образа, каким его представлял себе и Санчо: узколицый, крайне удрученный господин...

- Любезный Санчо, вы мешочек бы поставили... Какое-такое золото у вас в мешочке, или боитесь, что сопрут?

- А-а-а, - он небрежно тряхнул своей немаленькой "торбой", - харчишки здесь, любезная Фелиса. - Овощи, сальцо, всяко разно... Перчик, приправки... Ты не хватай, оно тяжелое, арроба веса наберется.

Деревянная лестница уходила в полутьму. Тусклый свет из подернутого бархатом окна падал на развешанное на стене оружие, на темные латы, на пыльные лопасти вентилятора - чужака и пришельца среди прочих вещей; светлыми пятнами маячили лица на парадных портретах.

- Вот они все, сеньоры Кихано, - буднично сообщила Фелиса. - Все Дон-Кихоты, смотрите-ка...

Портретов было много, они обретались на стенах и в простенках, на перилах, на потолке; Санчо вертел головой так, что у него заболела шея. Все благородные идальго были закованы в латы, у каждого на кончике подбородка топорщилась бороденка, каждый смотрел на Санчо с выражением благородной печали - на этом сходство и заканчивалось; среди сеньоров Кихано были толстые и поджарые, круглолицые и с лицом, как иголка, брюнеты и шатены, и даже, кажется, один рыжий.

- Фелиса, а рынок тут у вас хороший? Со своего хозяйства живете или как? Кто на кухне заправляет?

- Я, - Фелиса выпятила и без того крутую, немалую грудь. Санчо едва удержался, чтобы тут же не цапнуть служанкино достояние руками; Фелиса вся была как вертлявое красное яблоко на не оборвавшемся еще черенке, самое привлекательное яблоко на ветке, созревшее, но не надкушенное, не знавшее червоточин и ударов града, и потому самоуверенное. Санчо тайком вздохнул: эх, задержаться бы здесь подольше, не спешить бы на большую дорогу, где грязь под сапогами и жесткое седло под седалищем, где холод, ветер, опасности, где кушанья жестки, а служанки костлявы...

- Ты? - спросил он, недоверчиво разглядывая Фелисины перси. - Ты за кухарку?

Фелиса насупилась:

- А что?

- Ну так я тебя научу настоящую олью варить, - пообещал Санчо. - А то знаю вас, девчонок, такого настряпаете, хоть на собаку вылей...

- Я сама кого хочешь научу! - обиделась Фелиса.

Санчо примирительно засмеялся:

- Ну, чего надулась... как полтора несчастья, - он подошел поближе, скосил глаза, пытаясь заглянуть за вырез Фелисиного платья; Фелиса хихикнула.

Отскочила. Стрельнула глазками.

- А у вас тут весело в Ламанче, - после паузы признал Санчо. - Ну, расскажешь мне про сеньоров Кихано?

Девчонка улыбалась:

- Про сеньоров? А что про сеньоров? Вот сеньор Мигель Кихано висит, все о почестях мечтал... За ним, господа, вы видите Алонсо Кихано-второго, по-простому его прозвали Дон-Кихот повторяльщик. Там, - Фелиса ткнула пальцем куда-то под потолок, и Санчо, задрав голову, разглядел укрепленный под сводами портрет, - там висит Селестин Кихано... он, правда, не сам справедливость устанавливал, а собрал голоту и целой толпой попер на герцога. Потом его, правда, помиловали.

Вот Алонсо Кихано-третий, этот дальше трактира не ушел. Целую неделю совершал подвиги в трактире, а потом в полубеспамятном состоянии был препровожден домой... Его называют еще Дон-Кихот благоразумный. Дальше, господа экскурсанты, вы можете видеть портрет Алонсо Кихано-четвертого, которого называют Дон-Кихот фанатик; знаменит тем, что в гневе пристукнул собачку какой-то дамы и был сгноен в судах чуть не до смер...

Фелиса осеклась.

На лестнице, секунду назад пустой, теперь высилась неподвижная фигура.

- Ах... - выдохнул от неожиданности Санчо.

- Добрый день, милейший Санчо, - сказала женщина. - Я вижу, Фелиса расстаралась на маленькую экскурсию для вас. Между тем у коновязи вот уже полчаса ревет какой-то осел... Не тревожьтесь, любезный Санчо. Я позабочусь о вас, а Фелиса сию секунду позаботится об осле.

- В мире так много ослов, и все они требуют нашей заботы, пробормотала, уходя, Фелиса.

* * *

Стоя на широкой лестнице, Альдонса разглядывала человека, явившегося в ее дом, вернее, его круглую макушку, потому что небезызвестный Санчо Панса как раз согнулся в низком поклоне.

- Рада приветствовать, добрейший Санчо...

Таковы правила игры. Она видит его впервые в жизни, но зовет по традиции "добрейшим".

Пришелец выпрямился. Лицо его было розовым от прилива крови - слишком низко и долго кланялся; глаза Альдонсы встретились со светлыми, внимательными, непроницаемыми глазами гостя:

- С нижайшим поклоном, сеньора Кихано...

Она поморщилась: