С Пушкиным на дружеской ноге - Юрий Дружников

Дружников Юрий

С Пушкиным на дружеской ноге

Юрий Дружников

"С Пушкиным на дружеской ноге"

Читая, то и дело натыкаешься: "дружба двух писателей", "история дружбы", "литературная дружба", "дружеские связи", "дружеская близость"... Словосочетания эти взяты для примера из наиболее объемистой (350 страниц) монографии Г.Макогоненко "Гоголь и Пушкин" об отношениях двух крупнейших русских писателей. Важность дружбы между Пушкиным и Гоголем для утвержденного иерархического порядка в русской классической литературе, для лестницы преемственности так называемых прогрессивных традиций реализма не вызывает сомнений. "Гоголь -- наследник Пушкина", называется исследование Д.Благого.

В дополнение к дружбе канонизированный подход к теме фомулировался так: Пушкин и Гоголь выступали "соратниками в основных вопросах литературно-общественной борьбы 1830-х годов". Об учебниках для вузов и средних школ, литературе для массового читателя и говорить не приходится. Как заметил американский славист, "гоголеведение в Советском Союзе можно сравнить с положением генетики, когда она контролировалась Лысенко".

Гоголь должен был быть другом Пушкина и соратником в борьбе. Но соответствует ли такой, ставший в последние десятилетия хрестоматийным, взгляд реальным связям между двумя классиками?

Тщательное изучение большой литературы на эту тему, накопившейся за полтора столетия и насчитывающей несколько десятков серьезных работ, обнаруживает непредвзятому взгляду целый спектр оценок -- до вражды между двумя писателями. Действительные же их отношения предстают перед нами неясными, неразгаданными и, уж во всяком случае, не такими примитивными, как доказывалось в идеологизированном советском литературоведении. Истина все еще покрыта тайной, для существования которой наличествовали свои причины.

Разные взгляды на эту проблему имели место всегда. "По словам Нащокина, Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину", -- писал еще Бартенев. "Долгое время изучение отношений Гоголя с Пушкиным не было критическим, -считал В.Гиппиус. -- Версия о близкой дружбе двух великих писателей не пересматривалась, не уточнялась". Отношение западных славистов к этой дружбе можно назвать сдержанным, скептическим, а иногда, как мы увидим дальше, ироническим. "А реальной близости между Пушкиным или Жуковским и Гоголем никогда не было", -- отмечает Д.Мирский.

И крайнее неприятие Гоголя вообще, а не только дружбы с ним Пушкина, можно найти у части литературоведов в эмиграции. "Не успел Пушкин умереть, как Россия изменила ему и последовала за Гоголем, -- писал А.Позов. -- Это был рецидив русской не-культуры, "непросвещение"". В.Ильин говорил, что свет России отражается в Пушкине, а мрак концентрируется в Гоголе.

У истоков мифа об этой дружбе стоял Белинский, строивший схему развития литературы и поместивший Гоголя сперва "вместе с Пушкиным во главе русской литературы". Затем Белинский посчитал прозу Пушкина слабой, а творчество Пушкина закончившимся в начале тридцатых годов и создал альтернативу в качестве Гоголя. Пушкин еще здравствовал, а Белинский уже заявил, что "в настоящее время он (Гоголь. -- Ю.Д.) является главою литературы, главою поэтов; он становится на место, оставленное Пушкиным". И еще -- "...мы в Гоголе видим более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь более поэт социальный, следовательно, более поэт в духе времени...".

Педалирование полезности сделалось важным для марксистской критики: Гоголь "разоблачал", как бы усиливая более нейтральную позицию Пушкина.

Чернышевский преувеличивал политическое значение Гоголя как критика самодержавия. Для него сатирик Гоголь был важнее лирика Пушкина. Повторяя и еще упрощая его, Ленин писал, что новая литература "пропитана сплошь... идеями Белинского и Гоголя". В советском литературоведении шло укрупнение роли Гоголя как основоположника натуральной школы; дружба его с Пушкиным, сделанным полудекабристом, становилась важным фактором подгонки русской политической истории под большевиков.

Смену оценок удобно проследить на примере уже цитированного нами Гиппиуса. "Личная близость Гоголя к Пушкину в гоголевской литературе заподозрена, и прежняя идеализация их личных отношений -- поколеблена", -это слова Гиппиуса, сказанные в начале двадцатых годов. Став заместителем главного редактора полного академического собрания сочинений Гоголя, Гиппиус перестает колебать идеализированные другими отношения двух классиков. Оказывается, "в позднейших рассказах Гоголя о своей литературной близости к Пушкину (о личной близости он никогда не говорил) -- нет никаких оснований видеть неискренность". В комментарии к полному собранию сочинений Гоголя (том вышел в 1940 году) Гиппиус теряет чувство меры: "Пушкин -- литературный советчик уже завоевавшего себе литературное имя Гоголя". Как видим, Пушкину дозволено состоять консультантом при известном писателе Гоголе.

Причины, по которым Гиппиус пошел на компромисс, понятны. Постепенно советское гоголеведение, растолкав сторонние точки зрения, расположилось на ложе официального мифа: Пушкин -- основоположник современной литературы, Гоголь -- лидер критического реализма и друг величайшего поэта, "непосредственный продолжатель и наследник Пушкина". Томашевский отмечал: "...почти все основные вещи Гоголя были написаны в период его общения с Пушкиным и под непосредственным руководством Пушкина".

Макогоненко еще углубляет эти отношения, помещая обоих писателей в одну упряжку: "Связь двух писателей, как известно, носила двоякий характер -дружеский и творческий". Пушкину присваиваются должности "литературного наставника, советчика, воспитателя молодого Гоголя" и, наконец, "собрата по перу". Даже критик И.Золотусский, относящийся сдержанно к этому братству, пишет: "И вместе с тем нет в России людей, более близких в то время, чем Пушкин и Гоголь".

Попытки сказать критическое слово об этой дружбе Д.Благой назвал "крохоборческой возней". Рискнем не согласиться. Рассмотрим отношения двух наших любимых с детства писателей с нескольких точек зрения: 1) Как представлял эту дружбу Гоголь; 2) Как представлял эту дружбу Пушкин; 3) Какой видели ее их современники; 4) Как толковались их отношения историками литературы; наконец, 5) Какой видится она нам сегодня. Части эти, однако же, настолько смешаны, что разделить их не всегда представляется возможным.

Начнем с основополагающей длинной цитаты, извинившись, что приводим ее полностью. "Тотчас по приезде в Петербург, -- записывает Анненков со слов самого Николая Васильевича, -- Гоголь, движимый потребностью видеть поэта, который занимал все его воображение еще на школьной скамье, прямо из дома отправился к нему. Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более овладевала им робость и, наконец, у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал там рюмку ликера... Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: "Дома ли хозяин?", услыхал ответ слуги: "Почивают!" Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: "Верно, всю ночь работал?" -- "Как же, работал, -- отвечал слуга. -- В картишки играл"".

Гоголь признавался, что это был первый удар, нанесенный его гимназическому идеализму. Он не представлял себе Пушкина до тех пор, иначе как окруженного постоянно облаком вдохновения". Удар этот и впоследствии не изменил Гоголя. Став великим реалистом в прозе, он остался таким же бесцеремонным в контактах с Пушкиным и идеалистом в том, что он о поэте писал.

В 1832 году Гоголь закончил статью "Несколько слов о Пушкине" (опубликована в "Арабесках" в 1834-м). Именно здесь имеется известное гоголевское высказывание: "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в конечном его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет". Что значит -- в конечном развитии? На чем базируется эта оценка и почему развитие закончится? Рассуждения эти представляют собой замечательный образец утопического мышления.

В статье Гоголя нет анализа произведений Пушкина или его мастерства. Она полна неумеренных восхвалений живого поэта. Одно слово повторяется много раз -- "ослепительный": мелкие сочинения Пушкина "ослепительны", картины, им нарисованные, "ослепительны", плечи, им изображенные, "ослепительны", наконец, "все исполнено внутреннего блеска". Пушкину противопоставляются все другие поэты, коих Гоголь называет "досужими марателями". Как сдержанно замечает А.Дубовиков, "Гоголь выразил восторженное преклонение перед Пушкиным". Называя вещи своим именем, мы видим просто-напросто бесстыдный подхалимаж.

Самое интересное -- вывод, который делает Гоголь, и этот вывод не оставляет сомнения, что статья писалась для одного читателя, а именно для Пушкина. Воздав многократно повторяемую хвалу гению всех времен, отчитав его хулителей и заявив, что только избранные могут оценить величие этого поэта, Гоголь заключает: "Чем более изображает он чувства, знакомые одним поэтам, тем заметней уменьшается круг обступившей его толпы и, наконец, так становится тесен, что он может перечесть по пальцам всех своих истинных ценителей". Вот где суть: во что бы то ни стало протиснуться в этот узкий круг, чтобы в числе истинных ценителей великий учитель заметил его, Гоголя.