Легенда - Дед Скрипун

Легенда.

Глава 1 Свадьба.

И плавала утица по росе,И плавала серая по росе.И плакала девица по косеИ плакала красна по косе.- А кто ж мою косыньку расплетет,А кто ж мою русую расплетет?А кто ж мою головку почешет,А кто ж мою гладеньку почешет?Расплетет же косыньку сестричка,Почешет же головку матушка.Почешет же головку матушка,Заплетет же косыньку невестка.

Новгор, если его бы посетил человек из нашего с вами времени, дорогой мой читатель, представился бы скорее большим селом, но никак не городом, и уж никак не столицей отдельного, свободного района княжества. Тут каждый знал друг друга, каждый был кому-то если уж не близким родственником, так уж хорошим знакомым это точно. Поэтому такой день, мимо внимания горожан, просто не мог пройти незамеченным. Слишком уж был значимым.

Свадьба. Да еще не одна, а сразу три. Три богатыря. Три живые легенды, становились полноценными мужчинами. Брали на себя ответственность за самое главное в жизни человека. За свою семью, за жену, за продолжение и защиту рода.

Те стихи, что приведены мною в начале главы, это не просто красивые слова, изложенные в рифме, это обрядовая песня расплетения невесты. Девичью косу невместно носить замужней женщине, и до того момента, как венчальные венок опустится на голову, ходить ей с распущенными волосами, прикрытыми белым платом, символом чистоты тела и помыслов, и уж только потом, под песни подруг, заплести в две тугие косы, два символа хранительницы семейного очага. Так поведено предками, и отступать от традиций – неправильно. Вот и звучит эта песня, больше похожая на плачь, из избы кузнеца, где готовятся стать женами три девушки, которым подруги распускают по плечам волосы, расчесывая их серебренными гребнями.

А что же женихи? Волнуются конечно. Теребят чистые, расшитые рунами ворота белоснежных рубах, перехваченных на талиях алыми кушаками, и поглядывают друг на друга ища поддержки. Рядом друзья. Смеются, подшучивают, сейчас пойдут отцов невест, на бой вызывать. Вокруг гомонящая толпа горожан, ждут забаву. Да..., это тоже традиция, должен будущий муж, своему свекру доказать, что достоин и силен, что защитит дочку, закроет своей спиной от бед. И пусть этот бой будет шутейным, но от того не станет менее зрелищным и веселым.

Уже давно все помылись, как и положено, в бане. Смыли с себя холостяцкую грязь. Женихи выпили меда хмельного на мальчишниках, на охоту сходили, свежей дичи к столу припасли, на кулачках посостязались, удаль потешили. Невесты на девичнике всласть слез налились, обсудили наряды, да своими сужеными нахвастались.

А вот и отцы невест идут, на городскую площадь выходят, да плечи расправляют, а в глазах хмельное плещется. Нервы втроем они успокаивали, две-три чарки, не ради пьянства, а как лекарство приняли. Улыбаются, довольные.

Папаши наших женихов, в спины тех подталкивают: «Идите, чадушки. Покажите удаль свою». За отца Федограну дед Чащун выступил, за неимением родного. Сказал так: «Я тебя сюда призвал, значит породил. С того момента я твой тятька в этом мире». Стоит теперь наш герой напротив свекра будущего, волнуется, а тот улыбается, да с размаху кулачищем в грудь зятьку, а в ответ не смей, руку на старшего поднять грех великий. Устоял богатырь. Обнялись. По кружке меда выпили и расцеловались.

Следующий Вул вышел, глаза опустил, ждет. Того воевода в спину подтолкнул. Ничего лишнего не сказал. Просто своим сыном назвал. Перл подходит, кисти разминает, лицо злое изобразил, звериное, а глазищи смеются, подмигивают. Размахнулся так, словно чушку чугунную молотом плющить собрался, тут бы и конец оборотню, ворота городские спиной бы вынес, но нет. Толкнул только пудовым кулаком кузнец парня, да облапил за плечи ручищами, чарку медовую подал, выпил сам, крякнул, да и расцеловал в губы.

- Люб ты мне. И дочери моей люб. Рад за вас. Душа в пляс идет. – Произнес и еще раз обнял.

Очередь до Бера дошла. Камал на свадьбу приехал со всей многочисленной родней. В новинку ему такой ритуал. Стоит, волнуется. Как бить? Со всей силы? А вдруг не устоит? Опозорится? А ежели слегка? Жалеючи? Не обидится ли зять, что не поверил в его силы будущий тесть? Ударил и не сильно и не слабо. А медведю нашему это как пылинка ветром погладила. Рассмеялся, обнял сотника степняков так, что кости затрещали. Одним глотком чару литровую, меда, проглотил, поцеловал и к батьке своему отошел. Вот уж непонятно в кого он таким уродился. Отец его сухонький, маленький старичок, совсем на своего сына непохож, видимо в мамкин род пошел богатырь.

За спешкой своей, дорогой мой читатель, я упустил одну вещь. Не рассказал, как Бер со своими двумя невестами разобрался. Думаю, что многим это интересно узнать будет. Лучше всего приключение это описал шишок. Он в деревню с Бером ездил, поддержать парня, помочь объясняться с родителями, и был свидетелем всего, что там произошло. Слова его передам так, как рассказаны они были Федограном в Перуновых ведах, записанные с точностью, со слов Ильки:

- Приехали мы вечером. Сразу мне это стало подозрительно. Уж больно весело в деревне. Шум, песни поют, хороводы водят. Что-то не так. Мы к родителям в дом. Задерживаться, и выяснять, что тут происходит не стали, уж больно разговор впереди серьезный. Не до смеха.

Заходим. Отец сидит на лавке, смурной весь, в пол смотрит да вздыхает горько, мать встрепенулась, подскочила, встретила, обняла сына, а сама глаз не поднимает, прячет:

- Что случилось? - Заволновался брат мой названный.

- Прости сынок. Не уберегли… - Отец встал, обнял.

- Помер кто? - Бер не на шутку забеспокоился.

- Нет. Перун миловал. Живы все. Присядь. - Отец потянул парня за рукав и усадил рядом. - Ты только в руках себя держи. Тут, как бы это помягче сказать. Невеста твоя замуж выходит. Уж больно долго сынок тебя не было. Не дождалась пакостница. С сыном кузнеца спуталась. Дите у них будет, вот и женятся впопыхах.

Вот чего медведю в голову стукнуло? Не хмель точно. Мы всю дорогу в рот ничего не брали, даже квасу. Сам ведь, охламон, отказываться от свадьбы приехал, сам другую нашел. Чего взбеленился, чего вспылил? Обидели, видишь ли, его. Предали. Вскочил, словно его шершень в заднее место укусил. Глаза кровью налились, бешеные:

- Убью! Зараза! – Заорал, и вон из хаты, я едва ему на плечо заскочить успел.