Стихотворения 1906-1916 годов - Самуил Киссин

Я вечор низала четки,

Ленты пестрые плела…

Странно ясны, странно четки

В тишине колокола.

Перед образом лампадки

Я с молитвою зажгла.

Как таинственны и сладки

В тишине колокола.

Я склонилась пред Тобою,

И душа моя светла…

Гудом, звоном спорят с мглою

В тишине колокола…

1906

«Гляжу во тьму глазами рыси…»

Гляжу во тьму глазами рыси.

В усталом теле зябкий страх.

Достигну ли заветной выси

Иль упаду на крутизнах?

Широко звезд раскрыты вежды,

На белых стенах резче тень.

Ужель отринуты надежды

Увидеть беззакатный день?

Ужель забросить посох старый,

Упасть, заснуть во тьме ночной?

Но ярче звездные пожары

На темном небе надо мной.

О, пусть один! Мой верный посох,

Я снова твой, я вновь горю!

Я верю, на крутых утесах

Мы встретим новую зарю!

Ялта, июнь 1906

«Пруд глубокий, илистый…»

Пруд глубокий, илистый…

Шорох звезд беззвучный…

Светлый путь, извилистый,

Длинный, ровный, скучный.

Верная обету, я

Здесь, под тонкой ивой

Жду тебя, не сетуя,

Друг мой молчаливый!

Ночь крадется сонными,

Робкими шагами,

Ива наклоненными

Шелестит ветвями.

А тоска упорная

Жжет меня, волнуя.

Все равно, покорная,

До утра прожду я.

1907

ВЛ. ХОДАСЕВИЧУ

Целую руки Тишины.

                        В.Х.

…И в голубой тоске озерной,

И в нежных стонах камыша,

Дремой окована упорной,

Таится сонная Душа.

И ветер, с тихой лаской тронув

Верхи шумящие дерев,

По глади дремлющих затонов

Несет свой трепетный напев.

И кто-то милый шепчет: «Можно!»

И тянет, тянет в глубину.

А сердце бьется осторожно,

Боясь встревожить Тишину.

1907

Вечер. Зеленая лампа.

Со мною нет никого.

На белых сосновых стенах

Из жилок сочится смола.

Тепло. Пар над стаканом.

Прямая струя дыма

От папиросы, оставленной

На углу стола.

На дворе за окошком тьма.

Запотели стекла.

На подоконниках тюльпаны,

Они никогда не цветут.

Бьется сердце

Тише, тише, тише.

Замолкни в блаженстве

Неврастении.

Если утром не будет шарманки,

Мир сошел с ума.

«Моя печаль, как стертая страница…»

Моя печаль, как стертая страница

Любовного письма.

Что там — мечты или восторги,

Моление иль благодарность.

Щемит мне сердце. Горько. Вместе

Печаль и скука. Ничего не надо.

За окнами весна. На снег,

Чуть лиловатый с черным

И розовым, смотрю. Как скучно.

Даже не зеваю. Тоска такая

Невыносимая, как счастье.

И вот когда мне суждено

Постигнуть вечность! Вечность.

<1907>

«Тощая зелень. Деревья ограблены ветром…»

Тощая зелень. Деревья ограблены ветром

непрошеным.

Золота реют клочки.

О милом, далеком, забытом и брошенном

Шепчут нешумные волны реки.

Мутной водою налиты дорожные рытвины.

Робкое солнце ржавую муть золотит.

В грусти вечерней сгораю молитвенно,

Прозрачной волною омыт.

Как этот ветер свеж и нежен

И тихим счастьем напоен,

Как ослепительно безбрежен

Весенне-яркий небосклон!

На солнце снег блестит зернистый,

Журчит и булькает вода.

О, если б этот день лучистый

Не прекращался никогда.

«Нисходит полдень пыльный…»

Нисходит полдень пыльный,

Лежу на спаленной траве.

Блуждает взор бессильный

В пустой небес синеве.

О, светлый, мой светлый жребий:

Раскинув руки лежать,

Забыть о земле, о небе,

Не любить, не томиться, не ждать.

«На землю полдень мертвый пал…»

На землю полдень мертвый пал,

Налитый золотом тяжелым,

И в блеске пламенно-веселом

Дробится озера опал.

Гудят косматые шмели,

Протяжен их медовый голос.

Налитый соком спелый колос

Главу склоняет до земли.

В ложбине узкой и бесплодной,

Там, где бессилен пыльный зной,

Гремит, блестит ручей лесной

Волной расплавленно-холодной.

Я дремлю. И мне грезятся пагоды

В позабытой священной стране.

С бузины тихо падают ягоды

На раскрытую книгу ко мне.

Мой гамак меж берез не качается,

Неподвижно застыл.

Жаркий ветер подул. Поднимается

Придорожная пыль.

Полонен я полдневной истомою.

Не встревожить меня. Не вспугнуть.

Слышу, кто-то походкой знакомою

Переходит заезженный путь.

Я почуял тебя еще издали,

Уловил торопящийся шаг.

И глаза мои зоркие видели

Васильковый венок в волосах.

Но, закованный сладкою дремою,

Я навстречу тебе не пойду.

Полонен я полдневной истомою

В придорожном и пыльном саду.

Дача, садик, дорожки знакомы мне,

Словно годы лежал я здесь так,

Словно издавна мне уготованы

Жаркий-полдень и шаткий гамак.

Апрель, 1907

«Опять росистая пьянящая прохлада…»

Опять росистая пьянящая прохлада.

В вечерней тишине звончее бег ручья.

И с беззаботными бубенчиками стада,

Домой бредущего с вершины Галаада,

Сливается, звенит и тает песнь твоя.

Та песня дальняя туман полей колышет.

Те звуки, жадная и чуткая, ловлю.

И мнится, будто все, что здесь живет и дышит,

Дыханье затаив, и слушает, и слышит

Твое призывное, далекое: люблю!

О нард! пьяни меня, благоухай, алоэ!

На ложе пышном я рассыпала цветы,

Светильники зажгла в затихнувшем покое,

И тело миррой умастя нагое,

Я жду: вот дрогнет дверь! вот постучишься ты!

«Спит легкий…»

Спит легкий

Ветер полей,

А месяц

Встал за лесом

И глядится

В небольшое озеро в чаще.

Это я усыпила ветер.

Спи, мой милый.

Вздох, пролетевший по листьям,

Сырое дыханье ручья,

Во всем любовь моя, милый.

«На бульварах погасли огни…»

На бульварах погасли огни.

Близится час условленной встречи.

От тебя я далече,

Ты меня не кляни.

Ты знаешь, как тополя ветки душисты,

Первая зелень весны.

Так сладки весной безнадежные сны,

Так чисты.

Я проплачу всю ночь под зеленою веткой

в саду,

Ты не жди меня даром,

Не броди по пустым тротуарам,

Не приду.

«Пьянящий острый аромат…»

Пьянящий острый аромат

Стогами сложенного сена.

Бежав от тягостного плена,

Зеленой ширью тешу взгляд.

Здесь, на обломках давней были,

Где землю воспоила кровь,

Моей любви не прекословь,

Воскресшей не противься силе.

И грудью полною вдохни

Благоуханный воздух степи.

В последний раз спадут с нас цепи,

И в первый раз мы здесь одни.

«Меня манит в ночной простор…»

Меня манит в ночной простор

Твой взор, и темный и горящий,

В смолистый, душный, темный бор

С его шумящей, пышной чащей.

Пойдет веселая игра,

Пахучий вспыхнет можжевельник.

Здесь, на поляне у костра

Я—не тоскующий бездельник.

Я жрец — творю ночной обряд,

Шепчу смиренные моленья.

И ты, потупив гордый взгляд,

Мое приемлешь поклоненье.

Свой длинный день забыла ты,

Забыла хлопоты и скуку,

И здесь, под сенью темноты,

Ты молчаливо жмешь мне руку.

Ночным костром озарены,

На черных пятнах сонной хвои

Являем таинство живое

Мы — отголоски старины.

«Вот лодка врезалась в камыш…»

Вот лодка врезалась в камыш.

И треск стеблей, и острый шорох.,

И ты недвижная сидишь

С недетской робостью во взорах.

О, как далек страстей обман!

Как бледен призрак непокорный!

Ты облекла свой тонкий стан

В наряд неприхотливо-черный.

Молчим. Тоскует тишина.

Гудки далеких фабрик дики.

Нас оглушит одна волна,

И кто услышит наши крики!

1907

От тебя, мой брат суровый,

Мне и некуда уйти.

Я метнусь во мрак еловый —

Ты, как бледный месяц, встанешь

На моем пути.

Ставни наглухо закрою,