Узелок - Виктор Попов

Попов Виктор Николаевич

Узелок

Виктор Попов

УЗЕЛОК

1

Первой на призывы деда Ермолая откликнулась бабка Сосипатрова, которая жила в доме на ветер, как раз напротив магазина. Вначале она чуть приоткрыла тяжелую лиственничную дверь, накрест перехлестнутую массивными железными полосами, высунула аккуратно забранную строгим черным полушалком голову и повертела сю из стороны в сторону. Справа улица была пуста, а слева, около груды ящиков, прислоненных к торцу магазинного помещения, ворочалось что-то бесформенное, которое басовитым голосом деда Ермолая надсадно кричало:

- Стой! Держи их! Держи-и-и!

Поняв, что произошло что-то сногсшибательное, может быть, даже смертоубийство, бабка Сосипатрова бодро заорала: "Караул!" - и, скатившись с крыльца, кинулась поперек улицы. Не добежав до деда Ермолая нескольких шагов, она приостановилась и настороженно спросила:

- Ты жив, Ермоша?

- Жи-ив... Держи-и-и!

- Держи-и-и! - в лад Ермолаю подхватила бабка и теперь уже без опаски подошла к деду вплотную. Увидев, что он связан по рукам и ногам, она пробормотала:

"Ах ты, батюшки, грех-то какой" - и, приподнявшись на цыпочки, зычно заголосила:

- Кар-ра-у-ул!

Захлопали двери, и вскоре около деда Ермолая и бабки Сосипатровой образовался гомонящий людской круг, которыи почтительно замолчал и раздался, когда к месту происшествия подбежал, на ходу поправляя пистолетную кобуру, участковый инспектор младший лейтенант милиции Урвачев. От роду Урвачеву было двадцать три года, по держался он солидно и поэтому сельчане, за глаза звавшие его Колькой-милиционером, в глаза величали не иначе как Николаем Степановичем. Вот и сейчас, стоило ему только появиться, как колхозный скотник Матвей Кожемякин, который только минуту тому рассудительно толковал о том, что надо звать Кольку-милиционера, удовлетворенно засвидетельствовал:

- Николай Степанович точно на месте! Как всегда!

Матвей, когда бывал в подпитии, временами проявлял свой буйный характер, и его жена в таких случаях прибегала к помощи участкового. Поэтому у Матвея были все основания приметить точность стража сельского порядка.

В ответ на свидетельство скотника Николай Степанович строго взглянул на него и, предупреждая дальнейшую фамильярность, погрозил пальцем.

После этого Николай Степанович машинально отвел с запястья манжетку и взглянул на часы. Яркая лампочка, привинченная над магазинной дверью, высветила точное время: пять минут третьего. "В протоколе укажу - три минуты", - подумал Николай Степанович.

Сам он был участковым недавним, но из рассказов сослуживцев вынес впечатление, что начальство к круглым цифрам относится с сомнением.

Личного подтверждения такому впечатлению у него не было, ибо в сельской местности, как известно, случаи сами по себе довольно редки, и почти любой участковый их годовое количество наверняка уложит на пальцах одной руки. Это если говорить о случаях серьезных. Что же касается семейных междоусобиц или соседских неурядиц, которые начинаются, как правило, с пьяных счетов и кончаются более или менее крупным рукоприкладством, такое, чего там скрывать, встречается не реже, чем в городе. Различие только в отношении к подобным случаям. Городское население, как правило, вмешивает в межсоседские конфликты товарищеские суды либо милицию, сельское же, в основном, полагается на местную Советскую власть. Ратоборствующие стороны отряжают к депутату, а то и к самому председателю Совета шумные делегации, и полномочные представители власти ликвидируют очаги бражных неурядиц средствами, служащими всеобщему удовольствию.

Участок Урвачева в смысле преступлений был одним из благополучных. За все время пребывания на посту инспектора участка, в который, кроме деревни Клунниково, где происходят описываемые события, входили деревни Чириково, Макариха, Журавлиха, а также Веселова заимка, Николай Степанович Урвачев составил всего лишь три протокола, заметным из коих был один - о краже у свинарки Лидии Андреевны Тихоновой годовалого бычка по прозвищу Быня, два же остальных касались хмельных семейных стычек с взаимными оскорблениями действием и после супружеских примирений дальнейшего хода не получили.

В ходе следствия по делу о бычке было установлено, что злоумышленники в Сухом логу оставили от Быни только рожки да ножки. Мясо и шкура исчезли в неустановленном направлении на грузовой автомашине марки ГАЗ-51. Неизвестно, сколько бы пришлось следствию заниматься бычком, не проболтайся по пьяной лавочке Федька по прозвищу Свиристок. Федьку посадили, его дружка, шофера совхоза "Еловский", Петьку Ведепяпина тоже посадили, и на одном из районных совещаний начальство одобрительно подчеркнуло, что младший лейтенант Урвачев на своем участке добился стопроцентной раскрываемости преступлений.

Делясь опытом, Урвачев подчеркнул важность профилактической работы и заверил руководство, что приложит все силы.

Честно говоря, сил ему прикладывать было не к чему, и жизнь образцового блюстителя порядка протекала в некотором роде даже и однообразно. С одной стороны, это было хорошо, потому что без лишних треволнений Урвачев мог заниматься домашним хозяйством и повышением своего общеобразовательного уровня, то есть продолжать заочную учебу в Свердловском юридическом институте, а с другой стороны, в определенной мере, тяготило. Недаром ведь говорится, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Урвачев вполне разделял мнение начальства, что солдат он образцовый и поэтому будущее свое генеральство под сомнение не ставил. Но генералом он видел себя боевым, а не чиновным и поэтому тихую жизнь считал вроде бы трамплином, который перебросит его в радужное будущее.

Ведь разные бывают случайности. Убийство?.. Нет, трагедия его не интересовала. Не потому, что он боялся крови и был слаб в коленках. Если что случится такое, он и здесь объявит себя, если головоломная кража...

На пятьдесят, на сорок... на двадцать тысяч рублей...

Государство ничем не рискует: стараниями Николая Урвачева деньги в государственное обращение вернутся в самом скором времени... Но сам процесс раскрытия...

плюс высшее юридическое... это, согласитесь, вещь. Ради этого стоит жить!

И - ВОТ ОНО!

Все время, пока одевался и торопился к месту происшествия, у него не выходило из головы слово убийство. Ведь тот, кто колотил в дверь, так и прокричал:

- Николай Степанович, магазин обокрали. Сторожа деда Ермолая зарезали!

Однако оказалось, что дед жив. Когда Урвачев оказался в центре расступившегося люда, первое, что он услышал, было сношение деда с господом. Извиваясь и подпрыгивая на боку, дед чередовал бога и его угодников со словами, которые свидетельствовали о бедности его языка. После каждой его фразы бабка Сосипатрова охала и мелко крестилась.

Около деда стоял и, попеременно обращаясь то к нему, то к окружающим, объяснял свою позицию дружинник Славка Кошельков.

- Зря ты только, Ермолай Ксенофонтович, силы тратишь. Развязывать я тебя не буду и другим не позволю... А ты, Толяка, не лезь. Ничего с твоим дедом не сделается. Ему даже после переживаний полежать и вовсе полезно... И не ширяй меня под дых, а то я тебя между глаз так ширну, что рядом с дедом отдыхать ляжешь... Завидев Урвачева, Славка словно и не переругивался только что с племянником деда Ермолая Толякой Федотовым, обратился к своему шефу, как бы продолжая давний разговор.

- Все по науке, Николай Степанович, место происшествия охраняется. Меры приняты.

Чувствуя себя приобщенным к важному делу, Славка говорил тоном рапорта и при этом победительно косился на Толяку Федотова, а заодно и на других несознательных, которые, не имея понятия о задачах дружншшков, пытались на него воздействовать во вред следствию.

- Ограбление магазина? - уточнил Урвачев.

- Сорван замок с задней двери. Место происшествия охраняется.

Урвачев удовлетворенно кивнул. Занимаясь с дружинниками, он именно так учил их излагать события:

коротко и ясно. Одно было плохо: собравшаяся толпа затоптала следы. Что бы там ни писали весельчаки-детективщики, как бы ни высмеивали классические атрибуты сыска, а лупа, рулетка и прочие подручные средства верно несут свою незаменимую службу. В эти средства Урвачев верил безусловно и, увидев, что в данной обстановке их применить вряд ли удастся, даже несколько расстроился. А от расстройства и потерял солидность.

В общем-то, он не сам потерял, а его голос, которым он обратился к собравшимся. Не было в голосе необходимой повелительности, когда он произнес ставшую, пожалуй, нарицательной фразу:

- Разойдитесь, граждане! Чего не видали...

Однако граждане, почувствовав в голосе участкового слабинку, только лишь чуть шевельнулись, а кто-то и возразил:

- Так ить не каждый день магазин грабят.