Шепот шума - Валерия Нарбикова

Нарбикова Валерия

Шепот шума

Валерия Нарбикова

ШЕПОТ ШУМА

1

Дул ветерок. Была жара. Шел дождь. Была. Стояла нелетная погода. Люди скопились. Никто не летал. Никто. Трагически ни один самолет. Даже поезд не летел. И теплоход. Все сидели и ждали. И все сидели как все. И все как один. И Вера сидела. И народ, который сидел, он, народ, одновременно ходил, лежал, спал, ел и бодрствовал. Трагедия нелетной погоды могла произойти только в одной стране, только в одной, во всех других странах все летало великолепно: летали поезда, теплоходы и велосипедисты. Трагедия нелетной погоды произошла в стране, где было полно хорошей погоды, где сама по себе погода была просто великолепна, но трагедия произошла на семидесятом году власти, которая за восемьдесят лет так замучила и изуродовала погоду, что в каждой точке союза стояла нелетная погода. В магазинах тоже ничего не летало, ни мясо, ни хлеб, ни рыба, при полном отсутствии видимости, все скисло, шла Саша по шоссе и сосала сушку. На аэродроме Вера думала о вокзале. Она думала, как же я тебя люблю, вокзал, какие же вы, поезда, хорошие люди, какие душевные. А самолет это идеал, самолет - это коммунизм, наша цель, вперед к самолету. Самолеты орут, они ругаются плохими словами, к ним нельзя подпускать детей, самолеты надо вызвать на дуэль и убить. Не надо на дуэли убивать самолеты, они такие же бедненькие и грязненькие, как все совьетики, их плохо кормят, им не дают бай-бай, но кого тогда нужно вызвать на дуэль и убить? ну кого? ну-ка, ну-ка, ну-ка?

Напротив Веры сидела идеальная семья: замученные и бедные, так они друг к другу жались, и так любили друг друга, и дети-спали, а мать их обнимала, а отец смотрел по сторонам и обнимал мать, которая тоже спала, и даже если бы отец тоже заснул, то все это грандиозное сооруженние из матери отца и детей все равно бы не развалилось, потому что все они были абсолютно точно подогнаны друг к другу и их отец тоже спал на вершине. И власть, которая состоит из почтмейстера, губернатора и полицмейстера надо отодрать за уши и отправить обратно в ту бедную крестьянскую семью, из которой они вышли, чтобы их там научили как следует пахать, чтобы они не пахали в черной тачке и в кресле, потому что они ничего не умеют делать; кроме того, что они делать не умеют ничего.

Прокричал петух и объявили посадку. И всё потекло, люди грязненькими ручейками потекли к трапу, и там в общей мясорубке криков, под рев мотора, все втиснулись в самолет, и на последнем дыхании он взлетел. И он полетел. И он летел и летел. За окном плыли чистые облака, море облаков, и в абсолютном великолепном небе летел самолет. Вот это было очень странно - там, где нет человека, там все чисто и великолепно, а там где есть человек не так чисто и не так великолепно. Вера стала засыпать и при ровном постукивании колес и проносящихся огоньках на просто потрясающих мертвых вокзалах в тамбур вышел покурить вот такой человек: на голове у него имелись волосы, седые и очень жесткие, а на бледном лице проступала щетина нелетной погоды.

И, проснувшись, Вера увидела рядом с собой именно этого человека на фоне блестящего, абсолютно синего неба, которое было невероятно синим и невероятно блестящим. И Вера сказала ему, что вот только сейчас она видела, что как будто во сне они едут как будто в поезде и как будто за окном ночь и мелькают станционные огни, "и как будто бы вот именно вы, - выходите в тамбур покурить". И он сказал, что он действительно курит, и она, - что она тоже, но мало, и он, что он много и что хочет бросить курить, и она сказала: "не в этом дело", потому что она имела в виду, что сначала нужно присниться, а потом уже выйти покурить во сне, а он как будто бы только покурил во сне, но не приснился. И он сказал: "действительно, не в этом дело". И Вера опять заснула. И как только она проснулась, как только самолет прилетел, как только все подхватили чемоданы и с чемоданами вывалились на улицу, и как только вот тот отец тех троих детей, как только он оторвался от жены и детей, как только он сделал несколько шагов вперед, как только отъехал автобус, как только он стал переходить дорогу, и как только из-за автобуса выскочил мотоцикл, и только этот мотоцикл выскочил, и только отец сделал два шага назад, - автобус его раздавил. И как только все это случилось, такой раздался крик, и не только крик, крик был только в самом начале, а потом был рев какого-то животного ужаса.

Жена бросилась к мужу, а люди не пускали детей, они их держали и дети кричали; скорая помощь, почему-то подъемный кран, и солнце во всем блеске, в лужах крови, и Вера услышала такой жуткий крик, и она не сразу поняла, что это ее собственный крик, и она обнаружила, что у нее нет руки. Ее рука была в совершенно чужой руке одного человека, который стоял рядом с тем человеком, который у нее во сне вышел в тамбур покурить. Это и был Нижин-Вохов, и оба они были очень похожи. Но только тот, кто был старше был похож на себя, а тот, кто был моложе, был похож на того, кто был старше. И все это было на самом деле. И только сидя на самом деле в машине, она поняла, что она на самом деле сидит в машине. И машина поехала. После того, как ее спросили "как вас зовут", она сказала "Вера". После того как она сказала, что ее зовут Вера, она спросила "как вас зовут?". Действительно, это оказались отец и сын. Действительно, сын приехал встречать отца. И действительно, произошел несчастный случай. И сын вел машину, а рядом с ним сидел отец, которого он называл Свя..., у которого полное имя было Святослав, но его так никто не называл, а почти все люди называли Свя, хотя он им был и не отец.

И вот эти три человека, абсолютно здоровые: Вера, Свя, Н.-В., ехали мимо леса, в котором росли земляника, сыроежки, орешник, береза, дуб, сосна, но не росли еще тридцать видов кустарников, деревьев и трав, поэтому можно сказать, что лес этот был не здоровым, а больным.

- все здоровы? - спросил Свя.

- все заболели, - сказал Н.-В., - сначала Снандулия, а потом Василькиса, но уже выздоравливает.

- ей нельзя болеть.

- ей как раз можно,

- а с мальчиком все хорошо?

- это, оказывается, девочка.

- но с ним все хорошо, то есть с ней?

- пока хорошо.

В совершенно прозрачной березовой роще, которая была прозрачна от дождя, потому что пошел дождь, Вера плавала от какого-то туманного разговора о какой-то Василькисе, которая болеет и Снандулии, которая выздоравливает и каком-то мальчике, который оказался девочкой, и разговор этот так и остался в прозрачной роще, где вдруг загремел гром, и в молнию, прямо блеснувшую на шоссе, - врезалась черная собака, и когда Нижин-Вохов резко затормозил, собака уже была мертва. Первым вышел Н.-В. и увидел, что она уже мертвая, и когда Свя наклонился над собакой, он сказал: "она мертвая", и когда Вера посмотрела на собаку, она увидела, что она мертвая. И всем вместе показалось, что эта черная собака и выскочила на шоссе, уже будучи мертвой. То есть сначала она умерла, а потом уже выскочила, а не сначала она выскочила, а потом уже умерла. То есть она уже мертвая бежала к тому месту, где и умерла. Эта собака была уже давно мертвая. И всем вместе показалось, что этот миг, когда собака выскочила на шоссе и умерла, произошел не в тот миг, когда машина остановилась. Просто в этот миг они все вместе наблюдали тот миг, когда собака выскочила на шоссе и умерла. Но этот миг был намного раньше, может, утром, а может, еще вчера. Жизнь висит на волоске, но я хочу спросить, из чего сделан этот волосок, на котором висит эта жизнь? это натуральный волосок, на котором висит эта натуральная жизнь?

И как только Нижин-Вохов привез Свя домой, и как только он сказал Вере: "я вас отвезу домой", и как только он привез ее домой,и как только они вошли, и как только Вера сказала: "спасибо", и как только Нижин-Вохов ушел, и как только она осталась одна, и как только она услышала звонок в дверь, и как только он вернулся и сказал, то есть как только он ничего не сказал, он не только не собирался ничего говорить, он собирался только стоять и молчать. И только. Вот удивительно, как один человек может к чему-то одному пристраститься: есть голубятники, кошатники, собачатники, нумизматы, бабники, а есть такие маленькие пауки-каракурты, и один каракурт может убить одного верблюда, а один грамм никотина - одну лошадь, эти пауки, почти мыши, они живут в норках, они почти суслики, они не живут на паутине, как все пауки, они почти крысы. И Нижин-Вохов стоял и молчал. Квартирка, как войдешь - сразу кухня, и сразу на кухне туалет с ванной, и сразу же комната, и сразу еще одна комната. Все сразу! комплексный обед, перерыв на обед, потом сразу спать, потому что уже пора спать, потому что уже пора вставать.

Нижин-Вохов стоял и у него блестели глаза, и полностью отсутствовал цвет у глаз, был только блеск. Какого цвета блеск? блестящего. И вот так, блестя глазами, он сказал одну вещь. Это секрет. Его секрет. И вдруг, открыв свой секрет, он сказал: "ты девушка моей мечты". Пустая фраза. Банальная. Пошлая. Пусть. Пускай. Но ведь надо суметь сказать. Редкий дар. "Нежный ветерок", "ласковое солнце", "чудесное море" - тоже ведь банальные слова. Их тоже надо суметь сказать. Тоже особый дар. Он сказал. Получалось, что у него была, есть мечта. И у него в мечтах была, есть одна девушка. И вот эта девушка, о которой он мечтал, мечтает, стоит напротив него. Вот и все. И ничего сложного. Все так просто и банально. И они стояли напротив друг друга: мечта и мечтатель. Владеющий мечтой и предмет мечты. Владелец и его собственость. И то, что он всегда делал со своей девушкой в мечтах, то, о чем он мечтал, он эту мечту стал осуществлять. И он не торопился. И вообще все было каким-то замедленным. И спасибо за это времени, что оно не торопилось. Большое спасибо. Ему жутко хотелось дотронуться до нее. И он дотронулся. До щеки. И когда он убрал свою руку, она сделала такой жест, она как будто смахнула его прикосновение, как смахивают со щеки пушинку. И он улыбнулся ее жесту, потому что ее жест был нежностью. Великой нежностью. И только потом он увидел, что она разглядывает его. Не смотрит, не присматривается, а именно разглядывает. Она разглядывала его как существо. И взгляд ее говорил: "кто ты?" А правда, кто он был такой? А ты-то сам, кто такой? А мы все, кто такие? Ну, люди. Ну, жители. У нас есть тело и вес. Ну, пол. Душа. Мы населяем планету. Мы живем на земле. Едим, спим, пьем. Потом мы умрем. Все. И он такой же как все, житель, человек, мужчина, душа, ест, пьет, и умрет как все, он родился и живет. И это немало. Но это значит почти ничего не сказать. Этого мало. Это все знают. Почти все.