Караван - Александр Вальман

Александр Вальман

Караван

I

Его звали Ровоам, и было ему 53 года. Пустыня, по которой он вёл своих людей, казалось, не имеет конца, как и жара, которая всё время усиливалась. Светило ещё только начинало слепить глаза возницам каравана, а Ровоаму пот уже застилал глаза. Он зажмурился и ладонью вытер лицо. Вороной жеребец под ним стоял, как изваяние.

Ровоам тронул поводья и стал спускаться с бархана, с которого осматривал окрестности, к каравану, к своим людям, которые стали его судьбой. Появившийся столб пыли на востоке привлёк его внимание: похоже, возвращался посланный ночью отряд. Ровоам подъехал к одной из повозок, спешился, бросив поводья ближайшему склонившемуся в поклоне рабу.

– Повелитель! – к нему подбежал начальник стражи каравана Авдон. – Посланная тобою сотня возвращается!

– Пусть сотник Пагиил и старший погонщиков Елиав подойдут ко мне, – тихо сказал Ровоам, направляясь к ближайшей повозке.

«Сколько веков караван двигается по земле строго на восток, – вдруг подумал он, – в писании сказано: идти тысячу жизней, идти только на восток и хранить тайну каравана. Тайна каравана.… Самое простое и самое кровавое из всех дел, что должен делать повелитель…»

Два человека подошли к нему и склонились, упав на колени. Ровоам прервал свои размышления.

– Ответь, Пагиил, – он посмотрел на того, который был весь в пыли и песке, – всё ли ты выполнил?

– Да, повелитель, всё как всегда, – человек, названный Пагиилом, поднял голову и посмотрел в лицо Ровоама, – все мужчины, женщины и дети селения, стоявшего на пути каравана, мертвы. Я привёз шестнадцать младенцев, и ты, повелитель, отбери тех тринадцать, которые останутся жить.

– Готов ли караван? – Ровоам перевёл взгляд на второго человека.

– Да, повелитель, – ответил Елиав, старший погонщик, – всё готово.

– Тогда исполняй, что предначертано! – Ровоам сделал шаг и вышел из тени, – пойдём Пагиил, покажи младенцев.

«А ведь пора думать о преемнике, о том, кто следующий поведёт караван, – пронеслось в голове Ровоама, – сколько исполнилось моему наставнику, когда он выбрал меня?»

Он не смог вспомнить.

– Здесь, повелитель. – Пагиил остановился у одной из повозок и откинул полог.

Ровоам увидел шестнадцать маленьких свёртков, шестнадцать жизней – как и говорил сотник Пагиил.

– Сколько тут девочек? – спросил он.

– Семь, повелитель, – ответил сотник.

– Оставь всех, – приказал Ровоам, – Которые мальчишки?

– Эти, повелитель. – Пагиил взял меч, лежащий рядом с младенцами, и указал каждого.

– Вот этого, – сказал Ровоам, когда сотник указал мечом на шестого младенца по счёту, который вёл про себя Ровоам, – пусть принесут в мой шатёр. Кровь оставшихся троих должна омыть жертвенник ещё до полудня.

– Воля твоя будет исполнена! – воскликнул Пагиил.

Ровоам повернулся и направился в голову каравана.

В свитках, на которых писалась история каравана, говорилось, что на двести сорок седьмой жизни повелителей караван упёрся в скалы, и сорок пять жизней повелителей рабы долбили скалу, ибо караван не может отклоняться от той точки, где восходит солнце.

– Хвала богам, – прошептал Ровоам, – резать живую плоть гораздо легче, чем долбить камень.

Ровоам был триста двадцать восьмым повелителем в пути следования каравана на восток, к точке, где восходит солнце.

13 сентября 2010 года

Таня открыла глаза и увидела белый потолок своей спальни. Она скосила глаза в сторону ночного столика, на котором стояли часы. 10-35. Однако. Для деловой женщины, какой себя считала Таня, это слишком большая роскошь. Даже если ты уснула в третьем часу ночи. Таня сладко потянулась, откинув простынь, села, опустив ноги на пол. Всё тело ныло, как после тяжёлой физической работы. Да уж, отплясывать рок-н-ролл весь вечер и полночи – это кое-что да значит.

Она встала и, ища глазами тапочки среди разбросанной по полу одежды, направилась в ванну.

Пятнадцать лет назад такие ночки давались намного легче. И даже более бурные и более длительные. Ночь без секса – потерянная ночь! Так она начертала на своих знамёнах, вернувшись из богом забытого захолустья, где проходила её первая студенческая практика, и где не было ни одного мужчины моложе семидесяти лет. Там у неё появилась привычка, с которой она так и не смогла расстаться. Впрочем, ничего предосудительного: просто спала голой. Абсолютно.

Выйдя из душа, Таня набросила на мокрое тело халат и, устроившись у туалетного столика, занялась своим лицом и волосами.

Хорошие жёны до замужества были шлюхами. Что ж, если это и правило, то у него должны быть исключения. А Таня всегда была исключительной, и во всём. Хорошая жена и верная жена. Женой Таня была отличной, вот с верностью имелись проблемы.

Окончив туалет и одевшись, Таня спустилась в зал. Боже, какой бардак! Сразу видно: погуляли на славу…

Таня направилась через зал на кухню. Здесь царил такой же кавардак. Залив водой и включив чайник, Таня принялась расчищать стол от пустых бутылок и грязной посуды.

Может ли хорошая жена иметь других мужчин до трёх раз в неделю? Таня полагала, что нет. Ни до трёх, ни до двух, ни до одного. Мужчина должен быть один, по крайней мере, когда ты замужем. А если ты замужем за другим? Тут Таня терялась. Хотя стоит ли забивать себе голову, если и так не удаётся держать себя в рамках. И не только с мужчинами.

Выпитый кофе взбодрил Таню. Не обращая больше внимания на разгром, царящий в квартире, она нашла начатую пачку сигарет, кинула их в сумку, которую перекинула через плечо, и, надев туфли, выскочила на площадку.

«Мегаполис». Банк. Хороший банк, крупный. Конечно, не самый крупный. Но в первую сотку в стране входит уверенно. Неплохо быть женой банкира, даже если это банк средней руки. Ещё лучше быть женой президента банка, даже если это средний рядовой банк.

Таня была женой президента банка «Мегаполис», и на иерархической лестнице общественного положения стояла на верхних ступенях. Где-то рядом с жёнами министров. И работала. И не в конторе мужа. И за зарплату, которая не составляла и сотой части тех денег, что давал ей муж на карманные расходы. Зачем? Ну, тут было множество причин, и главная из них – независимость. В первую очередь, перед собой. Так, по крайней мере, думала сама Таня.

Расплатившись с таксистом и взбежав по гранитным ступеням лестницы мимо небольших голубых елей, украшавших вход в здание, Таня толкнула стеклянную дверь и оказалась в вестибюле своего института. Часы в вестибюле показывали 12-10. Время обеда. Что ж, неплохо, она так и рассчитывала: войти в комнату и пройти к своему столу не под взглядами коллег, трудящихся с утра.

План оправдался частично. Старая карга сидела на месте. Под пристальным взглядом её подслеповатых глаз, прячущихся за толстыми линзами очков, Таня прошла через всю комнату к своему месту. Живёт она здесь, что ли?

Таня быстро достала из верхнего ящика стола папки с бумагами и разложила на столе. Потом повесила сумочку на спинку стула, предварительно достав оттуда косметичку, и под тем же пристальным взглядом покинула комнату. В коридоре Таня перевела дух. Коз-за. Уже два года, как должна быть на пенсии. Нет, сидит тут…

Таня скользнула взглядом по пустому коридору и направилась к лестнице – туда, где находилась туалетная комната, но, проходя мимо кабинета шефа, остановилась. Дверь кабинета оказалась приоткрытой. Плохо соображая, зачем она это делает, Таня носком ноги толкнула дверь и вошла.

Доберман стоял у окна и смотрел, как она входит. Доктор и лауреат. Член многих комиссий и учёных советов. В общем, пыль – с высот Таниного положения. И бабник.

Сделав пару шагов, Таня присела на один из двух столов, находящихся в комнате.

– Надо бы запереть дверь, – сказал Доберман и оттолкнулся от подоконника.

– Зачем? – спросила Таня.

– Просто запрём – и всё, – сказал Доберман, поворачивая ключ в двери.

Он вернулся назад и остановился рядом с Таней.

– Открой дверь, – сказала Таня.

– Зачем? – удивился Доберман. Он положил свою руку на левую грудь Тани и, найдя под тканью платья сосок, стал теребить его.

Таня шумно выдохнула. Грудь была её слабым местом. Любое прикосновение к ней мгновенно возбуждало Таню. Иногда до полной потери контроля. Но сейчас Таня смогла с собой справиться.

– Отопри дверь, – повторила она, убирая его руку, – отопри дверь или ничего не будет.

– То есть? – не понял Доберман.

Таня толкнула его в грудь и направилась к двери. Замок сухо щёлкнул.

– Нет, – сказал Доберман, – ты что, так невозможно!

Таня резко повернулась и со всего маха врезала ему по морде. Доктору и лауреату.

Рабочий день подходил к концу. Таня сидела у Ольги Маркус и слушала рассказ о её вчерашних похождениях. В комнате, кроме них, никого не было, и Ольга не стесняла себя в выражениях.