Сатиры - Децим Ювенал

Ювенал Децим Юний

Сатиры

Децим Юний Ювенал

Сатиры

КНИГА I.

САТИРА ПЕРВАЯ.

Долго мне слушать еще? Неужели же не отплачу я, Вовсе измученный сам "Тезеидой" охрипшего Корда? Иль безнаказанно будут читать мне - элегии этот, Тот же - тогаты? Займет целый день "Телеф" бесконечный Или "Орест", что полей не оставил в исписанной книге, Занял изнанку страниц и все же еще не окончен? Я ведь совсем у себя, как дома, в Марсовой роще Или в пещере Вулкана, соседней с утесом Эола. Чем занимаются ветры, какие Эак истязает 10 Тени, откуда крадут и увозят руно золотое, Что за огромные ясени мечет Моних по лапифам, Вот о чем вечно кричат платаны Фронтона, и мрамор, Шаткий уже, и колонны, все в трещинах от декламации: Эти приемы одни - у больших и у малых поэтов. Ну, так и мы - отнимали же руку от розги, и мы ведь Сулле давали совет - спать спокойно, как частные лица; Школу прошли! Когда столько писак расплодилось повсюду, Глупо бумагу щадить, все равно обреченную смерти. Но почему я избрал состязанье на поприще, где уж 20 Правил конями великий питомец Аврунки - Луцилий, Я объясню, коль досуг у вас есть и терпенье к резонам. Трудно сатир не писать, когда женится евнух раскисший, Мевия тускского вепря разит и копьем потрясает, Грудь обнажив; когда вызов бросает патрициям тот, кто Звонко мне - юноше - брил мою бороду, ставшую жесткой: Если какой-нибудь нильский прохвост, этот раб из Канопа, Этот Криспин поправляет плечом свой пурпурный тирийский Плащ и на потной руке все вращает кольцо золотое, Будто не может снести от жары он большую тяжесть 30 Геммы, - как тут не писать? Кто настолько терпим к извращеньям Рима, настолько стальной, чтоб ему удержаться от гнева, Встретив юриста Матона на новой лектике, что тушей Всю заполняет своей; позади же - доносчик на друга Близкого, быстро хватающий все, что осталось от крахов Знатных людей: его Масса боится, его улещают Кар и дрожащий Латин, свою подсылая Тимелу. Здесь оттеснят тебя те, кто за ночь получает наследство, Те, кого к небу несет наилучшим путем современным Высших успехов - путем услуженья богатой старушке: 40 Унцийка у Прокулея, у Гилла одиннадцать унций, Каждому доля своя, соответственно силе мужчины. Пусть получает награду за кровь - и бледнеет, как будто Голой ногой наступил на змею или будто оратор, Что принужден говорить перед жертвенником лугудунским. Ясно, каким раздраженьем пылает иссохшая печень, Ежели давят народ провожатых толпой то грабитель Мальчика, им развращенного, то осужденный бесплодным Постановленьем суда: что такое бесчестье - при деньгах? Изгнанный Марий, богов прогневив, уже пьет спозаранку: 50 Он веселится - и стоном провинция правит победу. Это ли мне не считать венузинской лампады достойным? Этим ли мне не заняться? А что еще более важно? Путь Диомеда, Геракла, мычанье внутри Лабиринта Или летящий Дедал и падение в море Икара? Сводник добро у развратника взял, коли права наследства Нет у жены, зато сводник смотреть в потолок научился И наловчился за чашей храпеть недремлющим носом. Ведь на когорту надежду питать считает законным Тот, кто добро промотал на конюшни и вовсе лишился 60 Предков наследия, мчась в колеснице дорогой Фламинской Автомедоном младым, ибо вожжи держал самолично Он, перед легкой девицей, одетой в лацерну, рисуясь. Разве не хочется груду страниц на самом перекрестке Враз исписать, когда видишь, как шестеро носят на шее Видного всем отовсюду, совсем на открытом сиденье К ложу склоненного мужа, похожего на Мецената, Делателя подписей на подлогах, что влажной печатью На завещаньях доставил себе и известность и средства. Там вон матрона, из знатных, готова в каленское с мягким 70 Вкусом вино подмешать для мужа отраву из жабы; Лучше Лукусты она своих родственниц неискушенных Учит под говор толпы хоронить почерневших супругов. Хочешь ты кем-то прослыть? Так осмелься на то, что достойно Малых Гиар да тюрьмы: восхваляется честность, но зябнет; Лишь преступленьем себе наживают сады и палаты, Яства, и старый прибор серебра, и кубки с козлами. Даст ли спокойно уснуть вам скупой снохи совратитель Или же гнусные жены да в детской одежде развратник? Коль дарования нет, порождается стих возмущеньем, 80 В меру уменья - будь стих это мой или стих Клувиена. С самой потопа поры, когда при вздувшемся море Девкалион на судне всплыл на гору, судьбы пытая, И понемногу согрелись дыханьем размякшие камни, И предложила мужам обнаженных девушек Пирра, Все, что ни делают люди, - желания, страх, наслажденья, Радости, гнев и раздор, - все это начинка для книжки. Разве когда-либо были запасы пороков обильней, Пазуха жадности шире открыта была и имела Наглость такую игра? Ведь нынче к доске не подходят, 90 Взяв кошелек, но, сундук на карту поставив, играют. Что там за битвы увидишь при оруженосце-кассире! Есть ли безумие хуже, чем бросить сто тысяч сестерций И не давать на одежду рабу, что от холода дрогнет? Кто за отцов воздвигал столько вилл, кто в домашнем обеде Семь перемен поедал? Теперь же на самом пороге Ставят подачку, - ее расхищает толпа, что одета В тоги. Однако сперва вам в лицо поглядят, опасаясь, Не подставной ли пришел и не ложным ли именем просишь; Признан, - получишь и ты. Чрез глашатая кличет хозяин 100 Даже потомков троян: и они обивают пороги Так же, как мы. - "Вот претору дай, а потом и трибуну". Вольноотпущенник - первый из нас: "Я раньше, мол, прибыл. Что мне бояться и смело свое не отстаивать место: Пусть я рожден у Евфрата, в ушах моих женские дырки, Сам я не спорю; но пять моих лавок четыреста тысяч Прибыли мне принесут; что желаннее пурпур широкий Даст, коль Корвин сторожит наемных овец в лаврентийском Поле, а я - побогаче Палланта или Лицина". Стало быть, пусть ожидают трибуны и пусть побеждают 110 Деньги: не должен же нам уступать в священном почете Тот, кто недавно был в Рим приведен с ногой набеленной, Раз между нами священней всего - величие денег. Правда, еще роковая Деньга обитает не в храме, Мы не воздвигли еще алтарей, и монетам не создан Культ, как Верности, Миру, как Доблести, или Победе, Или Согласью, что щелкает нам из гнезда на приветы. Если ж почтенный патрон сосчитает в годичном итоге, Сколько подачек сберег и много ль доходу прибавил, Что он клиентам дает, у которых и тога отсюда, 120 Обувь, и хлеб, и домашний огонь? За сотней квадрантов Так и теснятся носилки: и жены идут за мужьями Хворая эта, беременна та - всюду тянутся жены. Муж, наторевший в привычном искусстве, для той, кого нету, Просит, а вместо жены - пустое закрытое кресло. "Галла моя, - говорит. - Поскорей отпусти; что ты медлишь? Галла, лицо покажи! Не тревожьте ее, - отдыхает". Распределяется день примерно в таком вот порядке: Утром подачка, там форум, потом Аполлон-юрисконсульт, Статуи знавших триумф, и меж ними нахальная надпись 130 То из Египта неведомых лиц, то арабского князя, Перед которым не грех помочиться, а может, и больше. Вот уж из сеней уходят, устав, пожилые клиенты: Как ни живуча у них надежда - авось пообедать, Но расстаются с мечтой, покупают дрова и капусту; Их же патрон будет жрать между тем все, что лучшего шлет нам Лес или море, и сам возлежать на просторных подушках: Ибо со скольких прекрасных столов, и широких и древних, Так вот в единый присест проедают сразу наследства! Если ж не будет совсем паразитов, то кто перенес бы 140 Роскоши скупость такую? И что это будет за глотка Целых глотать кабанов - животных, рожденных для пиршеств? Впрочем возмездье придет, когда ты снимаешь одежду, Пузо набив, или в баню идешь, объевшись павлином: Без завещания старость отсюда, внезапные смерти, И - для любого обеда совсем не печальная повесть Тело несут среди мрачных друзей и на радость народу. Нечего будет прибавить потомству к этаким нравам Нашим: такие дела и желанья у внуков пребудут. Всякий порок стоит на стремнине: используй же парус, 150 Все полотно распускай! Но здесь ты, может быть, скажешь: "Где же талант, равносильный предмету? Откуда у древних Эта письма прямота обо всем, что придет сгоряча им В голову?" - Я не осмелюсь назвать какое-то имя? Что мне за дело, простит или нет мои Муций намеки. - "Выставь-ка нам Тигеллина - и ты засветишься, как факел, Стоя, ты будешь пылать и с пронзенною грудью дымиться, Борозду вширь проводя по самой средине арены". - Значит, кто дал аконит трем дядьям, тот может с носилок Нас презирать, поглядев с высоты своих мягких подушек? 160 - "Если ты встретишься с ним, - запечатай уста себе пальцем: Будет доносчиком тот, кто слово вымолвит: "Вот он!" Сталкивать можно спокойно Энея с свирепым Рутулом, Не огорчится никто несчастною долей Ахилла Или пропавшего Гила, ушедшего под воду с урной; Только взмахнет как мечом обнаженным пылкий Луцилий, - Сразу краснеет пред ним охладевший от преступленья Сердцем, и пот прошибет виновника тайных деяний: Слезы отсюда и гнев. Поэтому раньше обдумай Это в душе своей, после ж труби; а в шлеме уж поздно 170 Схватки бежать". - Попробую, что позволительно против Тех, кого пепел зарыт на Фламинской или Латинской.