Золотые жуки - Клиффорд Саймак

Клиффорд Саймак

Золотые жуки

Этот день начался прескверно. Артур Бельзен, наш сосед через дорогу, включил свой оркестр в шесть часов утра и меня аж подбросило в постели.

Понимаете, по профессии этот Бельзен — инженер, по настоящая его страсть — музыка. Ко всему прочему, у него страшно непоседливый характер, все время он что-то выдумывает, что-то мастерит.

Год или два назад он надумал создать симфонический оркестр из роботов. Вскоре у него уже были машины способные читать — не только играть, но и читать — музыкальные знаки с перфоленты. Он смонтировал также аппарат, переводящий на перфоленту ноты. После этого изготовил целое стадо таких роботов в мастерской — в подвале своего дома.

А теперь он их испытывал!

Жители нашей улицы время от времени поговаривали насчет суда Линча, но дальше болтовни дело не шло.

Элен села в кровати рядом со мной и зажала уши руками, но я знал, что это не поможет. Оркестр гремел что есть мочи — наш сосед в который раз проверял, по его собственному выражению, на что эти роботы способны. К этому времени он, пожалуй, разбудил уже всю округу.

— Ну, вот и выспались, — сказал я и начал одеваться.

Пока жена возилась на кухне, я решил сходить и посмотреть на георгины, которые росли у нас в саду за гаражом. Должен сказать, что я гордился своими георгинами. До открытия выставки цветов оставались считанные дни, и к тому времени мои красавцы должны были расцвести во всем своем великолепии.

Итак, я вышел, чтобы пройти в сад, однако сделать это мне не удалось. На нашей улице всегда так бывает. Какое бы дело ты не задумал, тебе никогда не довести его до конца — обязательно кто-нибудь остановит тебя на полдороге и начнет чесать языком.

На этот раз это был Добби, то есть доктор Дарби Уэллс, степенный чудаковатый старикан с длинными седыми баками, наш ближайший сосед. В свое время Добби был довольно известный энтомолог, преподавал в университете, и это прозвище дали ему студенты.

А так как Добби давно уже вышел в отставку, то теперь ему осточертел весь белый свет, и величайшей утехой для него стало ловить первого встречного и вступать с ним в долгий и беспредметный разговор.

Заметив его, я сразу же понял, что влип.

— Конечно, это прекрасно, — затарахтел Добби из-за своего забора, как только я приблизился на расстояние, с которого мог услышать его голос, — это прекрасно, когда у человека есть своя страсть, но должен сказать, что в данном случае и в такое время, когда даже еще не рассвело, подобные поступки просто пахнут неуважением к другим.

— Вы имеете в виду это, — сказал я, ткнув пальцем в сторону дома Бельзена, где все еще завывал с неутихающей силой стоголосый кошачий концерт.

— Вот именно, — кивнул Добби и с глубокомысленным видом погладил свои баки. — При этом, поверьте, этот человек вызывает у меня глубокое уважение…

— Уважение? — переспросил я.

Иногда мне просто трудно бывает понять Добби. И меня не так озадачивает его напыщенность, как удивительный ход мыслей.

— Да, — ответил он. — Дело ведь не только в его роботах, хотя и сами по себе они представляют чудо электроники. Мое личное восхищение вызывает тот аппарат, который переводит ноты на перфоленту. Какой же это умный аппарат! Иногда мне кажется, что он наделен человеческим разумом.

Мы болтали о Бельзене и его оркестре, пока Элен не позвала меня завтракать.

Только я сел за стол, как она повела на меня наступление.

— Рэндолл, — сказала она решительно, — кухня снова буквально кишит муравьями.

— А я думал, что ты их уже вывела.

— Ну да, в прошлый раз мне удалось выследить, где у них гнездо, и залить его кипятком. Но теперь твоя очередь.

— Ладно. Вот позавтракаю и займусь ими, — пообещал я.

— Это еще не все, — продолжала Элен. — Нужно что-то делать с осами, которые поселились у нас на чердаке. Позавчера они ужалили девочку Монтгомери.

Она собиралась еще что-то сказать, но в этот момент в кухню ворвался Билл, наш одиннадцатилетний сын.

— Взгляни, папа, — возбужденно воскликнул он, протягивая мне маленькую пластмассовую коробочку, — такого я еще никогда не видел!

Мне не нужно было спрашивать, в чем дело, я и так знал, что в коробочке этой какое-нибудь насекомое. Прошлый год Билли коллекционировал марки, в этом — перешел на насекомых. Вот вам еще один результат того обстоятельства, что ближайший твой сосед — энтомолог.

Пом всякого энтузиазма я взял коробочку в руки и, глянув на насекомое, сказал:

— Обыкновенная божья коровка.

— Ничего подобного, — ответил Билли. — Для божьей коровки этот жучок слишком велик. И пятнышки у него другие, и цвет совсем не тот. К тому же он — золотистый, а божья коровка — ярко-желтая.

— Ну что ж, посмотри в определителе, — сказал я, теряя терпение.

— А я уже смотрел, — ответил Билли. — Весь определитель пересмотрел, но такого жука не нашел.

— А где же ты обнаружил этого жука, сынок, — спросил я, потому что мне стало немножко стыдно, что я так набросился на него.

— У себя в комнате, — ответил Билли.

— В доме! — охнула Элен. — Мало нам насекомых…

— Вот позавтракаем и сразу же пойду покажу его доктору Уэллсу.

— Ты, смотри, не докучай вопросами Добби.

— Рэндолл, — сказала Элен, приступая к новой жалобе, — я просто не знаю, что мне делать с Норой.

Нора — это наша уборщица. Она приходит к нам дважды в неделю.

— Она ничего не хочет делать. Ни прибрать, ни подмести, только тряпкой пройдется разок по мебели и — будьте здоровы.

— Ну что ж, найми какую-нибудь другую женщину, — сказал я.

— Бог с тобой, Рэндолл, ты даже не понимаешь, что говоришь. Сейчас уборщицу днем с огнем не сыщешь. А тем более такую, чтоб на нее можно было положиться. На днях мне Эмми рассказывала…

Я слушал… Отвечал… Слава богу, все это говорилось не впервые.

Позавтракав, я сразу же отправился к себе в контору. Для приема клиентов время было еще раннее, но мне нужно было оформить несколько страховых полисов, просмотреть некоторые бумаги, словом, было чем заполнить пару лишних часов.

Элен позвонила мне около двенадцати.

— Рэндолл, — сказала она без всякого вступления чрезвычайно сердитым голосом. — Кто-то забросил в наш сад большущий камень.

— Не может быть! — воскликнул я.

— Даже не камень, а целую глыбу. Она раздавила все твои георгины.

— Георгины! — охнул я.

— Что самое удивительное — там нет никаких следов колес. Чтобы перевезти такую глыбу, нужен был бы солидный грузовик.