Пыль на зеркале - Владимир Гурвич

Владимир Гурвич

Пыль на зеркале

Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу.

Лето выдалось необычно дождливым, каждый день начинался и кончался ливнем, солнце лишь изредка выглядывало из-за туч и тут же снова скрывалось за мрачными облаками.

Когда Дмитрий достал из почтового ящика красивый конверт и извлек из него необычайно учтивое письмо, в котором Церковь Всеобщего Единения приглашало его отправиться на религиозный семинар в Крым, то первое желание, что у него возникло, – это выбросить приглашение в мусоропровод. Ехать туда он не собирался, хотя бы по одной причине – ему просто нечего там делать. И все же откуда им известен его адрес? И тут же вспомнил, что собственной рукой вписал его в блокнот Питеру.

«А все-таки они умело работают – эти ловцы человеческих душ, – подумал он. – Ведь у него с ними не было никаких серьезных контактов, случайно оказался на их мероприятии и тиснул об этом малюсенькую заметку. И вот они его уже записали в свой актив, приглашают на семинар. Ну, черт с ними».

Однако вечером с дачи неожиданно приехали жена с дочерью, и он переменил решение. К удивлению Дмитрия, Валентина не только одобрила его намерение принять приглашение, но даже вполне искренне обрадовалась тому, что в такие нелегкие времена ему выдалась возможность «бесплатно прокатиться к морю».

Через несколько дней они отправились на вокзал. Они стояли на платформе, жена давала ему последние указания, он же, наблюдая за вокзальной толчеей, почти не слушал ее. Мимо него шли люди, которые словно бурлаки тащили за собой гигантские баулы и чемоданы. И внезапно он обрадовался тому, что едет налегке, что отправляется в столь далекое путешествие всего лишь с небольшой сумкой. Он вдруг почувствовал прилив надежды; может быть, все же не все потеряно, если он еще способен так вот внезапно собраться и уехать. В молодости он был чрезвычайно легок на подъем, но в какой-то момент жизни ему начало казаться, что он отяжелел, стал пассивен и инертен, а каждый очередной шаг стал даваться со все большим трудом. Но теперь он понял, что это не совсем так, что у него еще достаточно сил и что он просто засиделся на одном месте. Ему захотелось, чтобы поезд как можно скорее отошел бы от перрона, и он, наконец, остался бы со своими нежданно появившимися новыми мыслями и чаяниями один. Дмитрий украдкой посмотрел на часы, чтобы узнать – сколько времени осталось до отправления.

В Симферополе он не был лет десять. Но несмотря на столь долгую разлуку с городом весь ландшафт привокзальной площади хорошо сохранился в его памяти. С его последнего приезда здесь практически ничего не изменилось, даже маршруты троллейбусов и автобусов, развозящих пассажиров по всему полуострову, брали старт с того же места. Почему-то это обстоятельство, не имеющие к нему никакого отношения, странным образом обрадовало его; в этом постоянстве он почувствовал ту прочность, которую не ощущал в самом себе.

Автобус, как и обещал Питер, находился в условленном месте. Дмитрий вошел в салон и выбрал кресло около окна. «Итак, я в Крыму и еду на религиозный семинар, – сказал он сам себе, откидываясь на мягкую спинку сиденья. – Зачем, с какой целью? Глупо. А почему глупо? Потому что я не верю в Бога? А может быть, верю? Это раньше я знал точно, что я атеист, вернее мне долго и тщательно это внушали. Но теперь-то я в этом сильно сомневаюсь. Значит, я здесь для того, чтобы познакомиться с новыми людьми, с новыми идеями, послушать лекции, а заодно и смыть мою московскую грязь в море. Разве все это не стоит поездки? Разве я не заслужил, в конце концов, просто отдыха? Я ведь давно по-настоящему не отдыхал».

Дмитрий попытался рассмотреть других пассажиров автобуса. Салон был полупустой, все сидели поодиночке. Ехало несколько девушек и несколько мужчин в уже солидном возрасте. Так что в такой компании он вполне может чувствовать себя молодым. И это еще один плюс.

За окном мелькал разновысотный крымский пейзаж столь отличный от привычного словно большой стол плоского подмосковного. Вдали виднелись горы, за которыми по его расчету должно было плескаться море, а вдоль дороги простирались виноградники, которые словно альпинисты, не ведая страха высоты, взбирались вверх по крутым склонам.

«А ведь хорошо в Крыму хотя бы уже тем, что до Москвы несколько тысяч километров. А впереди целая неделя совсем другой жизни. И когда еще представится такая возможность. Да и представится ли вообще?»

В Гурзуфе их встречал Питер, как всегда веселый, обаятельный, хорошо говорящий по-русски, но с забавным акцентом.

– Приветствую вас на гостеприимной крымской земле. Хорошо ли добрались? Сейчас вас будут расселять.

Широко улыбаясь, он подошел к Дмитрию и крепко пожал его руку.

– Я рад, что вы приехали, – сказал Питер. – Мне понравилась ваша статья о нас.

– По-моему заметка самая обыкновенная, – чуть заметно усмехнулся Дмитрий.

– Нет, вы первый, кто написал о нашем движении объективно в России. Вы же знаете, сколько на нас льют грязи. Поэтому мы очень ценим любую правдивую информацию. А у вас хватило смелости сказать правду. Мы благодарны вам.

Дмитрий подумал, что никакой смелости для того, чтобы изложить все те факты, коих он был свидетель, ему не требовалось. Никто не мешал ему писать то, что он хотел.

Хотя Питер и обещал, что их разместят быстро, на самом деле после того как он покинул их, сославшись на срочные дела, ими почти час никто не занимался. По-видимому, несмотря на то, что Питер явно не первый раз посещал эту страну, он так до конца и не усвоил существующие здесь темпы и порядки. Наконец появилась девушка и попросила всех следовать за ней.

Дом отдыха, который был снят для проведения семинара, располагался в старинном парке. Скорей всего, он был заложен еще в прошлом веке, так как тут на небольшой территории в промежутках между разросшимися деревьями умещались здания самых разнообразных архитектурных стилей: от затейливого барокко до безликих стеклянных, одетых в железобетонную оправу, сооружений.

Предводительствуя девушкой, их маленькая колонна обогнула большой современный красивый корпус и вошла в плюгавенький двухэтажный дом больше похожий на барак, который к тому же явно давно не ремонтировался: с потолка сыпался дождь из штукатурки, а от обоев отслоились огромные куски, бесстыдно оголяя полусгнившие доски.

Дмитрия поместили в двухместный номер – обшарпанный, с разбитой мебелью, и, как убедился он вечером, кишащий тараканами всех существующих на земле видов и мастей. С ним поселили пожилого украинца, который сразу же разделся и улегся спать. И, как затем убедился Дмитрий, его сосед избрал это занятие в качестве основного на все время своего пребывания на юге.

Темнота сгустилась быстро. Оставив спящего соседа в номере, Дмитрий направился к морю. Где-то совсем рядом громко играла музыка, которую то и дело заглушал топот ног; тесно, прижавшись друг к другу, и поглощенные исключительно только собой, мимо него неслышными тенями проскользнули несколько пар. Десять лет его не было на море, а тут ничего не изменилось, идет все та же наполненная негой и эротикой жизнь. И пройдет еще 50 лет, а здесь все останется по-прежнему. Меняются лишь участники этого вечного праздника жизни; одни уходят в небытие, но другие тут же занимают их места на пляже, в новых и старых корпусах, в объятиях красивых женщин. И среди тех, кто уже никогда не появится на этом теплом ласковом берегу снова, вскоре окажется и он; от его пребывания тут не останется и следа, как не сохранилось его от тех, кто бродил по этой набережной двадцать, сто лет назад.

Дмитрий спустился с набережной к морю и подошел к кромке воды. Он погрузил в нее руку, она была холодной, южное солнце еще не успело, как следует прогреть ее.

Дмитрий сел на прохладные камни и стал смотреть на прямой, как клинок, луч лунной дорожки. И все же остается вопрос, зачем он приехал сюда? Религиозный семинар – эта версия для Валентины. Но он-то должен дать себе отчет, почему он здесь? Его словно кнутом пригнала сюда какая-то глухая тоска, желание каких-то неясных перемен. И надежда на то, что именно здесь они и произойдут. Ведь именно с этой подсознательной целью люди и отправляются в путешествие, а вовсе не для того, чтобы поглазеть на красоты чужих мест. Это вторичная, не главная причина, которая служит лишь оправданием и прикрытием для первой и самой важной. Для него же тут открывается последний шанс хоть что-то изменить в своей жизни, избавиться от бесконечной тягомотины своего существования. Он продолжал сидеть у кромки воды, прислушиваясь к окружающим его шумам. У него было чувство, что в любой момент может что-то случиться. Но пока все оставалось неизменным и лишь море, словно шаловливый ребенок играла волной, выбрасывая ее, то чуть сильней, то чуть слабей на берег. Дмитрий вздохнул, встал и направился в корпус.