Чаша. Последний обряд - Вадим Черников

Вадим Черников

Чаша. Последний обряд

© Черников В. В., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

Моей любимой

Еще одно, последнее сказанье —И летопись окончена моя,Исполнен долг, завещанный от БогаМне грешному. Недаром многих летСвидетелем Господь меня поставилИ книжному искусству вразумил;Когда-нибудь монах трудолюбивыйНайдет мой труд усердный, безымянный,Засветит он, как я, свою лампаду —И, пыль веков от хартий отряхнув,Правдивые сказанья перепишет…

Пролог

Первосвященник Каиафа, полный мужчина лет сорока с чёрной, аккуратной бородкой, спешил. Как обычно, когда за ним посылал отец, совсем недавно занимавший этот пост. Как обычно, ничего хорошего ему это не сулило. Сегодня же было и вовсе некстати.

Анна указал сыну на сиденье рядом и начал разговор без подготовки:

– Я слежу за ним. Этот пророк из Галилеи. А ты, первосвященник Каиафа?

– Может ли быть хорошее из Галилеи? – с коротким смешком ответил тот.

Анна, припечатывая останки его хорошего настроения угрюмым взглядом, произнёс:

– Тебе отчего-то весело?

Каиафа мгновенно сбросил улыбку и пожал плечами:

– Разве ты ещё не решил его судьбу? Разве нет?

Анна, чётко выделяя «я», покивал тяжёлой головой:

– Да, я уже давно всё решил. Мне надоели грязные бунты и кровопролития. В последнее время наш народ легко идёт на них. А там недалеко и до вмешательства Рима. За Пилатом дело не станет. Он недоволен своим местом, а следовательно, и нами. А в Риме, в свою очередь, недовольны им. Пилат, кроме прочего, отвечает за поставку хлеба в империю. В Египте засуха, зерно придётся закупать в Парфии. Иудея разорена и разграблена прокуратором. Где ему брать золото, Каиафа, как только в храмовой сокровищнице?

– Он не посмеет! Мы уже показали ему силу веры нашего народа! – покраснев, воскликнул Каиафа.

Анна, с кривой ухмылкой, осадил порыв сына:

– Его Кесарийский позор? Он нам ещё его припомнит. Не сомневайся. Но… Вернёмся к нашему пророку. Итак, он вошёл в город…

Каиафа быстро и равнодушно доложил:

– Да. Народ восторженно приветствовал его. Они встречали его пальмовыми ветвями. Ученики его кричали: «Не сын ли это божий с нами?» – «Осанна! Осанна! Грядый во имя Господне!» Потом он вошёл в храм, выгнал менял и продавцов голубей… Сейчас он в Вифании, в доме одной женщины. А менялы вернулись на свои места.

– И как же вёл себя сам пророк? Наслаждался победой, ликовал, веселился? – перебил его Анна.

– Это важно? Наверное, я не знаю… – пожал плечами Каиафа.

– Это важно! Это очень важно! Важнее и быть ничего не может! – буквально взорвался Анна. – Ты упускаешь всё или почти всё, первосвященник Каиафа. Где он сейчас! Да то, где он сейчас, – наименее важное из всего. Разве он вообще скрывается от кого-то? Нет! Но то, что Иисус был грустен, а не ликовал, когда его встречали у ворот, во сто крат важнее…

Каиафа поёжился, но Анна уже спросил его самым обычным тоном:

– Что кричали встречавшие его? Ты слышишь меня, не ученики, нет, люди, встречавшие его у ворот Иерусалима?

Каиафа настороженно молчал.

Анна, наклонился к нему и тихо прошептал:

– Они кричали то же самое, и ещё кричали они, постилая одежды на дорогу перед ним: «Благословенно грядущее во имя Господа нашего царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!»

Каиафа угрюмо опустил голову, но Анна, встав, навис над ним, опираясь на посох, и гневно продолжил:

– И ещё, первосвященник храма Иерусалимского Каиафа! Не на осле ли и ослице въехал в город сегодня утром пророк по имени Иисус из Назарета, рождённый в Вифлееме?

Каиафа, ещё ниже опустив голову, пробормотал:

– На осле, сыне подъярёмной… Семя Давидово…

Анна, строго посмотрев на него, сел обратно в высокое кресло и наставительно произнёс:

– Если наш народ хорошо знает и верит предсказаниям пророков, от Ездры до Малахии, то нам хотя бы надо знать и помнить Писания лучше него. И быть внимательным к поступкам человеческим и знакам. Они могут оказаться делами и знаменьями свыше!

Каиафа, тревожно перебирая пророчества, засуетился:

– Вифлеемская звезда… И Назореем наречётся… Что же делать? Надо было не пускать его в город!

Анна насмешливо прервал его:

– Большей глупости невозможно и придумать.

Каиафа растерялся окончательно, но отец не стал добивать его. Выдержав долгую паузу, он продолжил:

– Мы подождём. Подождём. Пока народ не устанет от празднеств. И от пророков. Которые говорят, но не делают. Будем ждать и наблюдать. За каждым шагом. Особенно за теми, кто называет себя его учениками. Иди, сын. Мне нужно подумать.

Каиафа, с явным облегчением, быстро вышел из дверей.

Анна тихо и устало прошептал ему вслед:

– А хочется поверить… Хочется.

Анна поудобнее устроился на сиденье, обняв посох обеими руками, и прикрыл светло-голубые, мутные от возраста глаза морщинистыми, тяжёлыми веками. Он ждал. И не обманулся в своих ожиданиях. Тихие шаги за дверями, стук створки и шелест одежды скоро указали на его правоту.

Иосиф, которого все звали Аримафейским, уважаемый и богатый член синедриона, терпеливо ждал, пока Анна откроет глаза, чтобы произнести:

– Он пришёл снова.

– Зови. – Анна принял подобающую позу.

Иосиф выскользнул за дверь, в которую почти сразу же уверенно вошёл тот, кто был здесь вчера. Которого Анна отправил назад без ответа. Потому что ему, первосвященнику, нужно было подумать.

Сегодня его ответ был готов, и он презрительно произнёс:

– Иуда, ты по-прежнему готов предать своего учителя?

– Более чем вчера, первосвященник, – так же презрительно бросил в ответ Иуда. Он стоял прямо, сверкая желтоватыми глазами и держа руки спокойно вдоль тела. Хитон его был чист и опрятен, борода расчёсана, ноздри хрящеватого носа подёргивались и лишь неестественная бледность выдавала его… Всё это Анна мгновенно оценил и расценил как нужно.

– Что же… – развёл руками Анна. – Запретить тебе это сделать я не могу. Спрашивать о причинах твоего поступка тоже не стану.

– Придумай что-нибудь сам, первосвященник, – перебил его Иуда. – Мне лишь нужен твой ответ.

– Пусть погибнет один человек, а не весь народ. К примеру? – усмехнулся Анна.

– Пусть так. – Иуда не дрогнул. – Так что же, первосвященник?

– Мы дадим тебе знать, а ты приведёшь нас к нему, – бросил Анна в ответ.

– Хороший план. – Иуда повернулся, чтобы уйти, но Анна сразу же бросил ему в спину:

– Хороший. Но ты кое-что позабыл…

– Что? – Иуда обернулся, и на его губах заиграла мерзкая улыбка.

– Вчера ты спросил, что мы дадим тебе, – протянул Анна.

– И что же? – в глазах Иуды разлилось тихое торжество. Его план сработал.

– Деньги. – Анна усмехнулся грязной, скомканной улыбкой. Он всё правильно придумал.

– Деньги, – эхом повторил Иуда.

– Да.

– Деньги? Какие деньги? – Иуда откровенно улыбался.

– Твои деньги. За такую услугу храм готов заплатить. А ты должен взять, – усмехнулся Анна почти весело, но его глаза буквально пронзали Иуду насквозь.

– Должен взять? – Иуда свернул улыбку. – Я ничего не должен. Никому.

– Все мы кому-то и что-то должны, – наставительно произнёс Анна. – Впрочем, решать тебе.

Иуда молчал, опустив голову. Анна сделал вид, что встаёт, опираясь на посох. Он, кряхтя, проворчал:

– Иди. Уже поздно. Больше не возвращайся. Разговор окончен.

Иуда поднял глаза на первосвященника, и тот опустился снова на стул.

– Сколько же храм готов мне дать?

– Скажем… Тридцать сребреников. Сумма достойная… Хотя и небольшая. Но Храм не настолько богат, чтобы отблагодарить тебя по заслугам. – Анна опустил подбородок на рукоять посоха и смотрел под ноги Иуде.

– Пусть будет так. – Иуда протянул руку и пошёл прямо к Анне, но тот проворно бросил ему мешочек, который тот поймал на лету. Подбросил вверх и снова поймал, слушая глухое бряцание монет. И кинул его за пазуху.

Смерив Анну взглядом, Иуда снова направился было к двери. Но слова Анны снова остановили его.

– Храм не выдаёт деньги, Иуда. Он принимает их. – Анна говорил торжественно и твёрдо.

– И что же? – Иуда не обернулся. – Ты их мне дал. Я взял. Что ещё?

– Подойди туда. – Анна показал концом посоха в угол комнаты, где стоял высокий хлипкий столик с принадлежностями для письма.

Иуда посмотрел в угол и перевёл взгляд на Анну:

– Вот как? Тебе нужна от меня расписка… Что ж. Ты получишь её.

– Конечно, получу. Не забудь указать сумму И причину тоже. – Анна принял суровый облик и застыл в кресле, пока Иуда быстро писал.

– Не беспокойся, – кивнул Иуда.

Написав, и оторвав кусок пергамента, Иуда быстро подошёл к Анне. Первосвященник протянул руку, но Иуда, не доходя до него, опустил свою вниз, и пергамент сухим, мёртвым листком, упал, коснувшись лишь пальцев Анны, на мозаичный пол.