Карамба, или Козья морда - Дмитрий Щеглов

Дмитрий Щеглов

Карамба, или Козья морда

Глава 1

Карамба!.. Макс!.. Смотри здесь ход какой-то.

Мы с Данилой по крутояру спускались к воде. Это нормальные люди ходят тропинками, а нам надо через кусты, чтобы покороче и побыстрее. За долгие годы склон, подточенный, изогнутым подковой руслом реки, не выдержал и с облегчением сбросил в воду, нависавшую козырьком желтоватую землю. За кустами приоткрылся лаз. Видно было, что когда-то давно он был обшит досками, одна половина из них сгнила, а вторая еще поддерживала свод. На высоком берегу, наверху, левее, стоял монастырь, в старину обычно они одновременно служили и крепостью, спасая от вражеских набегов посадских людей. Сейчас он реставрировался. Рядом лепились дома новых русских, целая улица.

– Это ход, из монастыря, – высказал я свое предположение, – во время осады через этот тайный ход брали воду из реки.

– Почему ты так думаешь? – переспросил Данила.

– Видишь, подземный ход выходит почти к воде и прячется в кустах. А ведь можно было бы сделать выход метров на тридцать выше, и копать монахам меньше, и ближе к монастырю, а так его сделали в стороне, чтобы никто не заметил и не догадался. Он, враг, тоже ведь – не дурак. Небось, не один татарин лазил по окрестностям, прежде чем пойти на приступ. Да только монахи хитрые, вывели его, видишь куда? За сто пятьдесят метров от монастырской стены, не меньше.

– А при чем здесь татары? – недоверчиво переспросил Данила.

– Как при чем? Когда Батый пер на Русь, он почти до Европы дошел.

– Монастырь построили в тысяча семьсот каком-то году, там и табличка висит, – не сдавался Данила. – Так что покойник Батый мог только с мертвяками в поход собраться.

Я стал вспоминать, в каком же году было татаро-монгольское нашествие? В голове вертелся тринадцатый век. А вот точно год я и не помнил. Кажется, тысяча двести тридцать седьмой. Получалось, что я промахнулся лет на пятьсот. Для истории – миг, а для моих рассуждений – пшик. Несолидно получалось. Надо было держать марку москвича.

– Среди монахов бывали морально неустойчивые, вот они и прорыли его, – казалось я нашел неотразимый аргумент, внимательно осматривая полусгнившие доски.

– Здесь жили черные монахи, неженатые, им запрещалось иметь семью, причем здесь морально неустойчивые? – клещом вцепился в меня мой приятель. Он видно считал, что мораль распространяется только на семейные отношения. Я уже пожалел, что открыл рот, и начинал злиться.

– Могли они в обеденный перерыв, пойти в кабак медовухой горло промочить, не все же им псалмы петь, так и охрипнешь. А настоятель, или как его там, епископ, ворота на запоре держит. В кирпичной стене доску от забора не оторвешь, вот и пришлось им подземный ход рыть, – в моих рассуждениях мне показалось, забрезжил какой-то логический ход. Но Данила тут же разрушил шаткое построение:

– Ход то выходит к реке, а по ней и сейчас, и пятьсот лет назад медовуха не текла. Тут должно быть что-то другое, – он смотрел на меня, ожидая вопроса, но я равнодушным голосом морально устойчивого монаха предложил:

– Да ну его этот лаз, пошли купаться.

Моя реакция удивила приятеля. Такая удача – найти подземный ход, выпадает раз в жизни, а я ни «бэ», ни «мэ», ни кукареку.

– Ты, что не понимаешь, там может быть клад? – взвился Данила. Таким возбужденным я его никогда не видел. У него расширились зрачки, и покраснело лицо. Можно было подумать, что его пригласили за пиршественный стол, и сейчас начнут выносить яства. Он даже губами зачмокал. Кладоискательская страсть – поставил я диагноз. Она, говорят, даже сильнее любовной. Данила готов был хоть сейчас нырнуть в подземный ход. А я знал, что там без фонарика или свечи делать нечего, поэтому и дразнил его в отместку за Батыя с мертвяками.

– Пошли скупнемся, остынь немножко, без фонаря там все равно делать нечего.

Затуманенные золотым блеском глаза Данилы прояснились и в них появились проблески трезвой мысли.

– И еду надо прихватить.

Раз Данила вспомнил про еду, значит, он снова стал здраво рассуждать. Мы скатились с обрыва на берег. За густыми кустами лаз был совершенно не виден. Лазать там, по круче, могли бы только собаки, но они, в отличие от нас, привыкли бегать по тропинкам. Бояться было нечего, что еще кто-нибудь увидит подземный ход. Мы сели, не раздеваясь на берегу реки. Сказать, что нам повезло, ничего не сказать.

– Надо взять веревку, фонарик, свечу, лопату, – я даже не стал уточнять куда?

– Фонарик и свечу понятно, а лопату зачем? – не понял Данила.

– Клад, ты чем, откапывать будешь, задними лапами?

У Данилы снова в глазах блеснул нездоровый блеск. Его хоть сейчас можно было бы брать главным копальщиком в бригаду тех, кто пишет на собственных воротах – «роем колодцы».

– Лопату понятно, а веревку зачем? – не терпелось Даниле воткнуть штык в землю.

– Ты что, правда, такой бестолковый или прикидываешься?

Данила промолчал в ответ, но спроси тогда меня кто-нибудь, зачем нам нужна в подземном ходе веревка, я бы отдал половину клада за убедительный ответ.

– Надо еще топор взять?

– Для чего? – теперь пришел мой черед удивляться.

– А чем мы будем сундуки с золотом вскрывать? – сказал Данила, – я бы предпочел, чтобы клад в сундуках был, копать не люблю.

У меня отвисла челюсть: – Тогда и мешок бери.

– Зачем?

– Как зачем? А золото в чем потащишь?

– Ты думаешь, его так много там будет?

– Если в сундуке, то мешка три, – я засмеялся, – а если зарыто, а раньше зарывали только в бочках, значит не меньше одной бочки. Вот и считай, сколько там мешков?

От открывающихся перспектив Данилу мог хватить удар. А что будет, если и впрямь мы найдем золото?

– Надо еще крест взять?

– Какой крест? – не понял я.

– Крест. Нечистую силу отпугивать, – вполне серьезно предложил Данила.

Все, пора заканчивать обсуждение, а то так можно было договориться, бог знает до чего.

– Ничего не забыли? – спросил я Данилу.

– Чуть самое главное не забыли! – спохватился мой приятель.

– Что?

– Надо бы поесть взять, кто его знает, сколько мы там пробудем.

Обязанности мы распределили следующим образом: свечу, крест, мешок, буханку хлеба, топор берет с собой Данила, а лопату, фонарик, веревку и что-нибудь вкусненькое я. Через полчаса, ровно в одиннадцать, решили здесь же встретиться. Не загадывай, говорят заранее…

Когда мы полезли обратно по круче наверх, то увидели Гориллу. Наш старый знакомец, по жизни – бандит, по роду деятельности – бизнесмен, озираясь по сторонам, выгружал что-то тяжелое из багажника Мерседеса. Надоело, видимо, ловить рыбу в реках. Он еще больше зарос щетиной и напоминал снежного человека. Встретишь такого в горах или в тайге и будешь, потом до конца жизни божиться и рассказывать внукам, что видел прародителя человека и размер ноги у него пятьдесят шестой. Спрятавшись в кустах, мы внимательно наблюдали за его действиями. Горилла выгрузил какие-то металлические чушки серебристого цвета на землю. Затем оглянулся, и, удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, подошел к хозяйственной постройке, добротному сараю, прилепившемуся к полуразрушенной крепостной стене монастыря. Открыв сарай ключом, он перетаскал туда чушки. Затем быстро сел в Мерседес и уехал.

У меня сразу зачесалось за ухом, и появились вопросы.

– Как ты думаешь, что он туда прятал? – спросил я Данилу.

– Судя по тому, как он поднимал, там что-то тяжелое, может слитки золотые? – Данила сглотнул слюну.

– Слушай, ты, по-моему, помешался на золоте, тебе только оно и мерещится. Они же были серебристые. Может Горилла, где аккумуляторы спер? – предположил я, – Видал, по одной их таскал. А чей там дом по соседству?

Рядом с полуразрушенной монастырской стеной, возвышался трехэтажный особняк «нового русского». Самое красивое место в городе, возвышенность, с которой вдаль были видны все окрестности, была занята монастырем. Получалось, что второе по красоте место, рядом, занял новый толстосум. А место и, правда, было замечательное, внизу серебристой подковой пойма реки, а вдалеке в тумане, лес черным пояском межевал голубую рубашку неба от покрытой заплатами огородов холстины земли.

– Чей это дом? – спросил я всезнающего Данилу.

– Здесь Хват-Барыга живет, он с металлолома начинал, мужики со всей округи, как пионеры, с утра до вечера ему железяки таскали, а теперь у него несколько фирм, и фешенебельная квартира в Москве, там он и живет, а сюда только иногда на субботу с воскресеньем на шашлыки приезжает. Он у нас самый крутой бизнесмен. Горилла рядом с ним, как пескарь рядом с акулой.

– Не пескарь, а прилипала, есть такая рыбка, рядом с акулой плавает и питается отбросами с чужого стола.

– Вообще-то, – перебил меня Данила, – я по телевизору видел птичку, кажется «чистоплюй», с длинным клювом, сидит на бегемоте, и как семечки жучков пощелкивает с его толстой шкуры, а про прилипалу в паре с акулой убей меня, не помню.