Хозяйка трактира для Демона (СИ) - Мирослава Адьяр

Ника, ты попала

Я висела в густой темноте. Ни пола, ни потолка, ни единого лучика света. Казалось, что за окном просто глубокая ночь да и я всегда задергивала шторы, чтобы солнце не било в лицо утром.

Протянув руку в сторону тумбочки, я рассчитывала нащупать мобильный телефон, но пальцы не ухватили ничего.

Ни тумбочки, ни телефона.

Пустота.

Какого черта?!

Дернувшись, я попыталась подняться, но в этот самый момент опора просто пропала, заставив меня кувыркнуться вниз головой да так и зависнуть, не в силах вернуться хотя бы в прежнее положение.

— Эй! Что происходит?!

Орала я так, что горло сдавило болезненным спазмом.

Но ответа не последовало.

Голову пронзила острая пульсирующая боль. В виски будто методично вбивали гвозди, да с такой силой, что все тело сотрясалось от сдавленных стонов и подкативших рыданий.

— Ника, вечно ты копаться, как улитка!

Голос подруги ударил в голову колокольный звоном. Мы должны были пойти гулять сегодня. Сегодня же? Или это было вчера?

Я не могу вспомнить!..

— Смотри!

Перед глазами всплыла тусклая картинка знакомой улицы. Кожу обожгло жаром, воздух был такой густой и влажный. Не удивительно, на улице — разгар лета.

Вот и кофейня на углу.

Вывеска еще такая странная. Рыжий кот, свернувшийся в бублик вокруг дымящейся кофейной чашки.

Она увидела там кого-то…

Кого?

— Это не твой Марк?

Марк. Такое знакомое имя.

Боль медленно отпустила голову и стекла куда-то к сердцу. Оно застучало сильнее, колотилось о ребра, как сумасшедшее, хотело вырваться прочь и сбежать в темноту.

Моего жениха звали Марк, точно.

Он был в кофейне с другой. Они смеялись, говорили, склонившись друг к другу, он заправлял волосы ей за ухо.

Я так сильно разозлилась.

Выскочила вон.

А что потом? Почему я не могу вспомнить?!

— Хи-хи! Потому что ты умерла, милочка, — над моей головой раздался тихий злой голос.

Высокий, старушечий и скрипучий говор, каким обычно бабульки у метро предлагали купить цветы или семечки, прибил меня к месту и сковал по рукам и ногам, даже головой не пошевелить.

Меня резко крутануло в воздухе, перед глазами заплясали разноцветные мушки и сильно затошнило.

Но еще больше затошнило, когда я все-таки рассмотрела “старушку”.

Огромное лицо исполосованное глубокими морщинами покачивалось на тонкой “лебединой” шее. Оно было настолько колоссальным, что казалось, будто голова занимает все пространство передо мной. Совершенно черные глаза лишенные белков вперили в меня такой взгляд, что захотелось сжаться и спрятаться куда-нибудь.

— Какая прелесть!

Из-за первого лица вынырнуло второе — в этот раз женщины лет сорока, обрамленное черными волосами. Гладкая белая кожа, румянец, темные брови вразлет. Ее глаза были закрыты.

— Как жаль, совсем молоденькая ещё.

Старуха презрительно фыркнула.

— Молодая, старая! Судьбе нет дела до возраста. Нам шанс подкинули, будем использовать, что есть.

В темноте шевелится кто-то ещё. Оно не показывало, держалось в стороне, но я отчетливо видела, как сверкают во мраке ясные голубые глаза.

— Как тебя зовут, детка?

Женщина склонила голову на бок и слабо улыбнулась. Выглядело это жутко.

Кому бы не стало страшно, когда перед тобой два ряда здоровенных острых клыков?

Я почувствовала, что дышать стало легче, даже язык отличается от нёба.

— Н-ника. Вы кто такие?!

— Говорливая попалась! — старуха недовольно цыкнула. — Неважно это уже, птичка! Ни имена наши, ни природа. Важен будет только наш вопрос и твой ответ.

— Ну зачем ты так, сестрица? Разве нельзя объяснить все по-человечески?

— Можно! Если бы я была человеком.

Женщина покачала головой, на её лице отразилась самая настоящая жалость.

Темнота вокруг всколыхнулась, оказалась меня с ног до головы. Мысли метались в голове, прыгали с одного на другое и только одна из них красными неоновыми буквами вспыхивала прямо перед глазами.

"Они сказали, что я умерла".

Этого просто не может быть…

Я шла в кафе.

Я видела жениха с другой. Выскочила вон. Что потом?

Что же потом?!

— Жизнь людей быстротечна, милая. Так уж случилось, что твоя оборвалась слишком рано.

— Этого не может быть…я была с подругой! Я ведь была…

— Да хватит с ней возиться! — загудела старуха и неведомая сила подняла меня выше, прямо на уровень ее подслеповатых глаз. — Слушай, птаха, у тебя больше нет тела в твоем далеком мирке. Но мы хотим предложить тебе сделку.

— Кто вы?

Я с трудом смогла это сказать. Горло снова стянуло невидимыми путами, почти лишая дыхания.

— Сейчас — мы прядильщики твоей судьбы, — старуха, точнее ее огромное лицо качнулось вперед, отчего в нос ударил кисловатый запах, какой обычно исходит от полежавшей в кладовке одежды. — Скажи мне, птаха, ты хочешь жить?

Я не могла сосредоточиться на вопросе. Все плыло перед глазами, а в груди медленно росло жгучее, удушающее чувство несправедливости. Оно грозило разорвать меня на части, а сопение старухи становилось все нетерпеливее.

— Но ведь я умерла. Как вы вернете меня назад?!

— В свой мир ты больше не вернешься, милая, — тихо ответила женщина. — Но мы дадим тебе другой мир и иное тело. В обмен на небольшую услугу.

— Чего вы хотите?

Мой голос звучал просто жалко.

Сломлено, глухо и болезненно.

Какая разница, что я отвечу, раз выбора, как такового, больше нет? Я даже не смогу ни с кем попрощаться…

Как глупо.

— Буду считать, что твой ответ “да”, — проскрежетала старуха. — Будет сложно вначале, но ты потерпи. Рождаться — это всегда больно. Все, что тебе нужно знать ты найдешь рядом с новым телом.

— Подождите! Я…

Ничего больше сказать я не успела.

Меня подкинуло вверх и сразу же потянуло вниз, в колоссальную черную искрящуюся воронку. Руки и ноги прошили тысячи иголок, растянуло в стороны, будто нечто пыталось вывернуть конечности из суставов.

Мой крик утонул во мраке.

А через секунду над головой сомкнулась воронка, отрезая меня от лиц прядильщиц.

***

— Твою мать!

Приземление было жестким и болезненным. Я рухнула прямо посреди комнаты, на деревянные доски и сразу же услышала натужный хруст. Пол просел и разошелся, как прогнившая ткань, а я застряла в образовавшейся пробоине, раскинув руки в стороны.

Картинка перед глазами появлялась вспышками.

Деревянные балки низкого потолка, лохмотья паутины, столы с подломившимися ножками. В крыше зияло несколько дыр, через которые вниз капал дождь. Его шум был слышен за окном.

В воздухе царила сырость и запах плесневелого хлеба.

Дернувшись пару раз, я болезненно поморщилась и только сейчас заметила, что сжимаю в кулаке что-то похожее на старинный пергамент.

Он был