Отстойник - Сергей Чичин

Сергей Чичин

Отстойник

Attention!

Это бета–версия «Отстойника», предназначенная сугубо для вычитки и конструктивной критики. С момента ухода романа в печать теряет свой статус и остается архивным материалом на память потомкам. Претензии и пожелания по содержанию и форме исполнения, соответственно, становятся неактуальными.

Для нервных, высокоморальных и не догоняющих: в тексте присутствует ненормативная лексика, внесенная для воспроизведения аутентичности, главным образом в прямой речи персонажей. Она со стопроцентной гарантией будет изъята из печатной версии, и бог весть, что редакторы вырежут помимо нее, сочтя неполиткорректным, недемократичным, неуважительным по отношению к читателю. Большой художественной потери в этом нет, хотя определенно теряется некая часть представления о персонаже, который даже в запале и стрессе тщательно контролирует свой лексикон, причем без особой на то нужды — когда все вокруг свои и определенно заслуживают пары выразительных эпитетов. Я не пытался целеустремленно создавать обладающие собственной художественной ценностью ругательные конструкции — просто максимально приблизил речь персонажей к собственной разговорной, применимой в схожих ситуациях, дабы герои воспринимались более живо, объемно и образно. Если вам дискомфортно от того, что персонажи на ровном месте вставляют в разговор слова, за которые ваши родители могут отвесить затрещину — закройте файл и дождитесь стерильной бумажной версии.

Что касается многочисленных специальных терминов, «которые неплохо было бы объяснить для читателя, ведь он не обязан знать <перечень, чего не обязан знать читатель, на количестве листов, превосходящем метраж произведения>». Я не буду этим заниматься, и не потому, что мне лень. Тот читатель, на которого я ориентируюсь, не нуждается в табличке «дерево» на каждом упомянутом в тексте дереве, и даже если встречает что–то ему лично незнакомое — видит в этом хороший повод расширить свой кругозор из внешних источников, а отнюдь не оскорбительное нарушение его конституционного права быть незнайкой. Так что предлагать сей опус «широкому кругу лиц» не рискую — невзирая на сюжетную непритязательность, стилистически он заточен на вполне конкретную аудиторию, способную не просто проломиться через дебри знакоблудия, но еще и получить от этого удовольствие. А попытки написать добротный продукт «абсолютно для всех» с готовностью оставляю более талантливым и менее циничным.

С уважением,

Сергей Чичин

Глава 1

Мой лирический герой — он не лиричен,

Он циничен, мой лирический герой.

Он порочен, неприручен, ироничен,

Я–то добрый сам, а он чего–то злой.

Тимур Шаов

День начался для меня с фон Хендмана, что печально уже само по себе. За ним нужен глаз да глаз. А если он меня будит — значит, какое–то время уже побыл без присмотра. И, уж конечно, успел влипнуть в кучу теплого, липкого и чрезвычайно пахучего — иначе чего будить заслуженного друга? К тому же пробуждать меня иначе чем пинком он, похоже, не способен органически. Тоже не предмет для восторгов.

— Вставай, Мейсон! — бубнил фон где–то неподалеку. — Проспал все на свете!

Хм. Проспал все, что он по широте (и, главное, простоте) души учинил. Самое время подняться и принять участие в сборе трендюлей за это… учиненное. Этот чертов псих даже йогурт не может съесть, не поправ при этом все мыслимые моральные устои.

Я открыл глаза. Светло. Поспать я люблю. Уже, значит, день. А фон встает затемно, он тот еще гоблин–чердачник. Итого — времени у него было хоть отбавляй. При его–то сноровке мог успеть нарушить процентов семьдесят федеральных законов. Не знаю, не знаю. Может, и не вставать вовсе? Я казни не просплю.

Мик валял дурака, прыгая посреди комнаты на носках и лупцуя воздух. Называется «бой с тенью». Тени не позавидуешь. Мой друг фон Хендман малость не дотягивает в высоту до шести футов и при этом смахивает на гибрид Боло Йенга и калимантанского орангутана. Ну абсолютно невыносимая в полном контакте личность.

— Сдурел? — уточнил я миролюбиво. — Опять собрался с Болгарией помахаться?

Даже и не спрашивайте. Это у него норма жизни.

— У тебя галстук есть?

У меня–то есть. Я тут живу, вообще–то, у меня тут есть все, включая галстук, чайник, компьютер и где–то потерянную подшивку эротических журналов. Можете себе представить фон Хендмана в пестрых бермудах, пауэрлифтерской майке, белых борцовках и моем бордовом галстуке? Не иначе как решил замаскироваться. Неужели все так плохо?

— А тебе зачем?

— Мне незачем. Это тебе. Пойдем, с кем познакомлю.

Так. Этого еще не хватало. Если верить его россказням, так это он, будучи на экскурсии в Белом Доме, познакомил дуделя (видимо, игрока на духовом музыкальном инструменте, но не поручусь, что он имел в виду именно это) Билли с секретаршей Моникой. А последний парень, с которым Мик познакомил меня, два дня гонялся за нами с автоматом Калашникова и истошными воплями насчет акбарности их аллаха. А потом еще неделю успешно прятался от нас, хотя мы ничего особенного и не кричали. В конце концов нашли и все вопросы таки прояснили, но какова зряшная трата сил?…

— Нахуй бы, — на всякий случай проявил я деликатность.

— Не, Мейсон, реально надо.

— Ну и кого же ты отрыл на сей раз? Чучело Тамерлана?

— Дэ–вющ–ка!

Да он совсем поехал. Тот приснопамятный малый чуть было не прибил нас всего–то из–за пустячного расхождения в вопросах религии. Ну не знал я, что башня минарет священна! Я вообще думал, что народ, в великом множестве бьющий поклоны на площади, прикалывается таким странным манером. Кабы знал — был бы осмотрительнее в сравнениях… Я вообще–то очень почтительный! Ну вот, а тут девушка. Да из–за нее нас точно укокошат. Вам может показаться, что в наше время из–за женщин дерутся редко. Это потому, что вся мировая норма колотушек достается нам с Миком. Ему, честно говоря, больше. Зато мне обиднее. У меня, очевидно, душевная организация тоньше. Но наверняка длиннее.

— Подробнее!

Мик уязвил воздух коварным апперкотом и изволил призадуматься.

— Ну, — сообщил он вдумчиво. — Не Памела Андерсон.

Немного успокоил. Но прибьют нас все равно, будь она хоть трижды НЕ Памела Андерсон. Поверьте, я знаю, я пробовал. Так что я махнул рукой и опять опустил голову на подушку, однако глаз спускать с Мика предусмотрительно не стал.

Фон прекратил прыгать и в мучительных раздумьях ухватил себя за подбородок.

— А помнишь, у тебя была знакомая, вся из себя русская?

Я аж воздухом поперхнулся.

— Какая из?…

— Ну, эта, — Мик произвел серию пальцедвижений, видимо должных обрисовать портрет. — Я еще все никак не мог понять, чего ты в ней…

Убью гада. Ничего святого!

— Нуууу?!

— Так вот тоже нет. Пошли, сам посмотришь. Тут недалеко, а с лестницы можно кубарем.

— Она здесь, что ли?

Можете, конечно, смеяться, но я ж только проснулся!

— Я ее к делу приставил. Завтрак готовить. Завтрак, друг Мейсон — самая важная на дню еда, чтоб ты знал. Хотя, при твоей манере просыпаться к ужину оно тебе без разницы.

Вот гонит. К какому ужину? Я просыпаюсь исключительно к сматыванию удочек, по так сказать производственной необходимости. Тут не до жратвы. Ладно, бог с ней с клеветой — у нас более серьезные проблемы. В лице женщины на моей кухне. Хоть через окно удирай от подобного знакомства. Для обретания своего я предусмотрительно выбрал второй этаж, справедливо рассудив, что никакая неприятность не полезет сюда, не освоив предварительно первый. Правда, как–то не принял в расчет фона, которого такими мелочами, как скрипящая лестница, не остановить. Но второй этаж все равно — круто. Вот только с аварийным выходом проблемы. Помню, в планах было вскопать под окном спальни клумбу, чтобы мягче приземляться, но Мик, которому я с этой целью вручил лопату, понял меня превратно и зачем–то выкопал целый котлован. Сокровища, кажется, искать завелся. К соседям приезжал в гости реставратор из палеонтологического музея Гваделахары, так он вбил себе в голову, что мы тут раскопали останки трицератопса. Три ночи подряд пытался подкрасться и заглянуть, презирая благословенное понятие частной собственности. Прямо не знаю, как они там, в Гваделахаре, обходились, пока его самого реставрировали в окружной клинике. О чем это я? Ах да — теперь, сиганув через подоконник, будешь лететь до старости. Недоработка, однако.

Внизу свистнул чайник. Утих. Мик расплылся в блаженной ухмылке и пинком подогнал мне тапочку. Я поневоле уселся, потряс головой, пытаясь прочухаться. Похоже, расправы не избежать. Ладно, посмотрим еще, кто кого. Вот они и мои домашние штаны. Черные, как душа фона, шириной со штат Огайо и мятые до того, что опознать в них непосредственно штаны можно, только обладая незашоренным разумом. Мои, одно слово.

— Про галстук ты пошутил?