Летопись - В Нарижные

Нарижные В & Д

Летопись

В. и Д. Нарижные.

Летопись

Happy End Симпатичный Домик Кто первый, кто последний Ламбада судьбы Операция ?

Предисловие

Авторы приносят глубочайшие извинения любознательному читателю. В самом деле - какое множество исторических несообразностей, ошибок и притянутых за уши выдумок! При чтении складывается впечатление, что во всей летописи (кстати, каковы авторы! И название-то какое придумали - летопись!) - да, так во всей летописи нет ни одного положительного героя! Одним словом - безобразие, да и только.

Но терпение! Смеем уверить, что авторы сами прекрасно осведомлены, что трилобиты, к примеру - это не девонский период, а иго Золотой Орды на Руси продолжалось несколько дольше, чем описано... Хотя к Руси как таковой охватываемые события имеют несколько косвенное отношение.

Итак, на суд любознательного читателя выносится эта книга, являющаяся плодом игры ума, родившаяся от нечего делать и не притязующая на сколько-нибудь серьезное отношение. Засим авторы надеются, что несколько приятных минут она все-таки доставит.

А если нет - то нет...

С уважением,

В. и Д. Нарижные.

Happy End

история первая

Перепетуй Хряк работал богатырем. Работа хоть и не калымная, но на жизнь хватало. Ну конечно, если не татаровья поганые да заморские змеи проклятые, то и совсем было бы хорошо. Так нет же! Два раза уж из отпуска отзывали.

Вернувшись с ночного дозора, Хряк с остервенением обнаружил дома заморенного гонца с соседней заставы. Обложив его матом, Перепетуй к своему величайшему неудовольствию узнал, что запланированная на бархатный сезон (Хряк очень любил груши) поездка к теплому Хазарскому морю очередной раз "накрылась". Подвалили половцы.

- Эх, зря поменял пулемет! - крепкой задней мыслью подумал Хряк. - А таки славно погулял! Черт с ними, хватит с них и меча-кладенца!..

- Командировка за ваш счет! - веско сказал он гонцу. Тот готовно мотнул головой:

- Само собой. Только на много не надейся: в Казани самим жрать неча, - гонец шмыгнул исхудавшим носом. - Десятину с трофеев даем! И то себе в убыток.

Хряк собирался в дорогу. Похлопав Сивку-Бурку по плотному заду, Перепетуй ловко вскочил в седло. Бурка тяжело вздохнул и упал.

- ! волчья сыть!.. - бормотал богатырь, выбираясь из-под лошади; сложив увесистый кулак, он дал его обнюхать Сивке. Сивка вздохнул еще тяжелее, поморщился и нехотя поднялся.

Дорогой богатырь думал о превратностях судьбы. Глубокая задумчивость расположила его к глубокому сну. Солнце усердно наяривало в затылок, и богатырь заснул богатырским сном.

Хряк проснулся оттого, что жало под мышкой. Жала веревка. Веревка была половецкая. Ею Перепетуй был связан по рукам и ногам. Вокруг мирно текла военная жизнь половецкого лагеря. Половцы деловито свежевали Сивку-Бурку и собирали кизяк для костров. Перепетуй уронил скупую мужскую слезу и снова заснул.

Когда Перепетуй снова проснулся, коня уже съели. Половцы молились своим поганым языческим богам. Ихние ребятишки с боевыми криками упражнялись в стрельбе из лука по чучелу русского воеводы. Хряк презрительно отвернулся и стал гордо глядеть на облака. Что-то назревало. Вдалеке показался эффектный силуэт змея Горыныча, и Хряк понял: назрело. Половцы стройными колоннами убегали за горизонт. Змей приближался, уже были видны детали оперения. Кожистые крылья были прорваны во многих местах, а вместо средней головы болталась свежесрубленная культя.

- Не иначе Муромца работа, - подумал Хряк. - Никогда до конца не доделает!

Он плюнул навстречу змею. Горыныч переложил крыло и пошел на второй круг.

- С тылу заходит, кровосос, - поежился Хряк.

Вскоре он услышал чавкающие шаги по болоту и узнал знакомую походку Горыныча. Через минуту над лежащей гордостью русского богатырства склонились две ухмыляющиеся морды.

- Ку-ку, Петя! Откуковался!.. - сказала левая голова.

- Сейчас ку-у-ушать будем! - ласково добавила правая.

В придорожной канаве, боясь упустить детали, стенографировал события летописец Аввакушка, послушник Соловецкого монастыря. Он был сослан на периферию за аморальное поведение и несоблюдение постов, и теперь кропотливым трудом зарабатывал отпущение грехов.

Вдоволь наглумившись над богатырем, змей отошел в сторонку и задрал заднюю ногу над вековым дубом на манер кобеля. Аввакушка смахнул с кудрей влагу и истово перекрестился.

- Чудище поганое, - с тоской подумал Перепетуй и перекусил веревку. Торопливо подбежавший змей ударил Перепетуя под дых. Хряк согнулся пополам и разом порвал путы. Змей наседал. Перепетуй размашисто ударил его по зубам. Одна голова отшатнулась, но вторая, изловчившись, цапнула богатыря за ляжку. Перепетуй заорал. Эхо долго повторяло:

- ! мать!.. мать!.. мать!..

На труп Горыныча деловито слеталось окрестное воронье. По-хозяйски растолкав ворон, Хряк отрезал солидный кусок мяса и пошел к костру, который усердно раздувал инок. Нажравшись, оба захрапели тут же под дубом.

Хряк проснулся от визга пилы. Половцы двуручной пилой пилили старый дуб на опилки, чтобы набить чучело Горыныча. В воздухе обиженно каркали птицы. Под мышкой жало, как и в прошлый раз.

- Сволочи, - растерянно подумал Хряк.

! Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович накануне вечером устроили пьяный дебош. Все бы хорошо, да брага крепка оказалась; покачнулись одна за другой буйные головы, и ударил в них крепко хмель. Потянулся Попович к Добрыне пить "на брудершафт". Сгоряча сунул Добрыня тому в нюх за поганое немецкое слово, и пошла потеха молодецкая - подрались добры молодцы.

Когда русский человек, гуляючи, разойдется - беги от него куда глаза глядят: замордует с пьяных глаз от полноты чувств своей широкой души!

Во сне у Добрыни Никитича заболел зуб. Проснувшись, он обнаружил, что зуба нет и в помине. Несказанно удивившись (не каждый день у богатырей зубы пропадают!), он толкнул спавшего рядом Поповича. Алеша оторвал голову от уютного седалища Муромца и, испуганно озираясь, забормотал:

- Что?!. Где?!. Половцы?

- Да зуба нет, - расстроенно сказал Добрыня.

- Че, золотой был? - заинтересованно спросил совсем уже проснувшийся Алеша. - Где потерял-то?

- Ща как смажу! - озлился Никитич. - Своих не соберешь! - и привычно плюнул в кулак. Алеша торопливо нащупывал в кармане подарок Перепетуя массивную булатную подкову, не раз выручавшую его в лихую минуту.

- Будя вам, раскудахтались, - недовольно проворчал очнувшийся Муромец и, оторвав крестьянский зад от муравы, пошел опростаться в кусты. Присев на корточки, он погрузился в думы.

В это время Добрыня, подбитый Поповичем, орудовал в погребе старухи Ярославны, которая, кстати сказать, приходилась родной бабкой Василисе Премудрой. Алеша стоял на стреме.

- Ах вы ироды! - раздался пронзительный визг. - Мало вам, что всех девок в округе перебрюхатили, так еще и сюда забрались?! Глаза б мои не глядели! У-у-у! Бесстыжие морды! А ну, вылазь оттудова!!!

Добрыня с грохотом выбирался из погреба. В кустах Муромец торопливо натягивал портки. Подбоченясь, Ярославна принялась костерить почем зря Добрыню с Алешей:

- В других деревнях богатыри как богатыри, а вы! Вы! Жулики вы первостатейные, прости господи!..

Издалека с достоинством подходил Илья.

- В чем дело, мамаша? Че орем-то? - хмуро спросил он.

- А-а, еще один явился, - ядовито пропела Ярославна, поворачиваясь к Муромцу. - Отрастил ряшку - смотреть противно, чисто боров! Пользы ни на грош, одно название только - богатырь!

- Ну, бабка, ты того! Не шибко разоряйся, - проворчал Муромец. Вмешался Попович:

- Между прочим, давеча на Спаса половецкого лазутчика кто обратал?!

- Лазутчика! - всплеснула руками бабка. - Лазутчика?! Да как у тебя язык поворачивается такое брехать? Ванька то был из соседнего села. Вот погоди, явятся тамошние мужики, они вам ребра намнут, намнут-то, дармоедам проклятым! Ишь - лазутчика!.. Половцы-то - вон они, за лесом кибитки понаставили. Ужотко два хуторы спалили, пока вы тут очи заливали.

Муромец сердито засопел и, оборотясь к друзьям, скомандовал:

- Ладно, братва! Пошли, разберемся. Ишь - половцы!..

Алеша услужливо кинулся выдирать для Муромца кол из бабкиной выгородки. Сразу подобревшая бабка Ярославна умильно прослезилась и перекрестила богатырей на дорогу.

Вечером богатыри держали совет. Алеша горячился, доказывая, что тыл половецкого войска - на восходе. Муромец мучительно сомневался, есть ли у них вообще тыл. Добрыня потел и не понимал, чего от него хотят. Наконец воцарилось тягостное молчание, которое нарушил Добрыня:

- Пожрать бы, братцы. Как-никак, на дело идем!

- Отставить пожрать, - нахмурился Муромец. - Раны нутряные хуже заживают при полном-то брюхе.

Попович молча сглотнул слюну.

Решено было напасть на рассвете. С тыла.

Всю ночь богатыри бдили, борясь с комарами, которые, подлые, кусали даже сквозь кольчугу. Чтобы убить время, стали рассказывать анекдоты. Алеша рассказал восемьдесят четыре, Илья - три (из них один и тот же два раза). Никитич терпеливо все это прослушал.