Я беду от тебя отведу - Ульяна Динова

Ульяна Динова

Я беду от тебя отведу

ПРОЛОГ

Он вырос словно из-под земли. Границы его территории были нарушены, и покой потревожен.

Зверь.

Пустые жёлтые глаза кабана изучали непрошеных гостей — группу детей лет 9-11, беспечно играющих на вырубке леса. Монстр затаился в кустах, ни единым шорохом не выдавая своего присутствия. Ноздри его нервно подрагивали, втягивая холодный ноябрьский воздух, пропитанный запахом ненавистных людей. Запахом его врага. Дети, ничего не подозревавшие о «засаде» в кустарнике, задорно носились по поляне, размахивая руками и визжа во весь голос от избытка сил. Снести такое зверю, живущему одними только инстинктами, было не под силу. Глаза его густо налились кровью и наполнились злобной решимостью. Мокрые листья, кусочки мха и глины полетели в стороны из-под сильного копыта. В следующее мгновение, более не таясь, кабан с негодующим визгом и хрюканьем ринулся из укрытия, выставив вперёд своё смертоносное оружие — острые уродливые клыки. Один из его клыков, испещрённый тёмными прожилками трещин, был неровно сломан по краю — свидетельство давней жестокой стычки не на жизнь, а на смерть, возможно с таким же, как и он, непримиримым хозяином леса, чётко определившим границы своей территории для чужаков. Крупные размеры, множество шрамов, покрывавших шкуру животного, выдавали в нём уже немолодого, матёрого секача, привыкшего беспощадно рвать в клочья и убивать врагов. И вот сейчас эта неуправляемая машина смерти, сокрушая ветки деревьев, сметая всё на своём пути, неслась прямо на детей, жаждая только одного — растерзать их беспомощные мягкие тела, растоптать и навсегда изгнать из своих неприкосновенных владений. Дети, заслышав звериный рёв, прекратили игру, мгновенно оцепенев от ужаса. Разъярённое чудовище неумолимо приближалось к ним. Казалось бы, трагедия неизбежна, но в этот момент произошло нечто совершенно необъяснимое никакими известными законами Природы.

Немного поодаль, на поваленном дереве, никем не замечаемая, одиноко сидела маленькая девочка, отчего-то не принимавшая участия во всеобщей игре. Она вскочила с бревна и молнией метнулась на середину поляны, очутившись между насмерть перепуганными детьми и обезумевшим от ненависти кабаном, выбежавшим из зарослей. Зверь, ещё секунду назад жаждавший крови, остановился и застыл как вкопанный, тяжело дыша. Бока его ходили ходуном, из ноздрей валил густой пар. Девочка неподвижно стояла перед ним на расстоянии всего одной вытянутой руки, и взгляд её небесно-голубых глаз выражал не то ярость, не то ужас, а может, и то, и другое одновременно. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Тщедушный ребёнок и матёрый секач. Между человеком и животным происходила некая, недоступная глазу, почти физически ощутимая борьба, словно вдруг само пространство вокруг них наэлектризовалось, завихрилось потоками сильной энергии. Воздух стал плотным и тяжёлым. Кабан хрипел, мотал головой, рыл копытом землю, но не мог сдвинуться с места. Казалось, какая-то невероятная потусторонняя сила удерживает его на месте, или что-то преграждает ему путь. Противостояние длилось не более минуты. Наконец зверь, неловко подпрыгнув на месте в последней попытке прорваться сквозь невидимую преграду, рухнул как подкошенный на землю, издав жуткий рёв, гулким эхом прокатившийся по лесу. Вспугнутые вороны, многочисленными зрителями сидевшие на ветках деревьев, сорвались с насиженных мест и с возмущенным карканьем закружили над кронами сосен. Мужчина и женщина, собиравшие хворост на окраине леса, также услышали душераздирающий звериный вопль и обеспокоенно переглянулись.

Дети, став невольными свидетелями этой фантастической и одновременно жестокой сцены, молча стояли позади своей избавительницы, всё ещё не веря в чудесное спасение. Придя в себя, они один за другим бросились прочь из леса с запоздалым плачем и криками. На поляне остались только кабан, точнее… то, что им было раньше, и маленькая голубоглазая девочка. Она подошла к умирающему монстру и, опустившись на колени, принялась гладить его огромную косматую голову, словно извиняясь за причинённую боль; глаза её заволокло слезами. В маленьких глазках поверженного зверя запечатлелись страх, досада и… недоумение. Он сделал ещё несколько шумных вздохов и, вздрогнув всем телом, затих навсегда. Вороны, покружив немного над поляной, полетели вглубь чащи, в поисках более спокойного убежища. Лишь только вскрики потревоженных соек нарушали тишину осеннего леса.

Двумя часами позднее егерь с охотником, прибывшие на «место происшествия», с удивлением обнаружили, что на бездыханном теле кабана нет ни одного мало-мальски серьёзного повреждения, которое могло бы привести к его столь скоропостижной кончине. Единственное объяснение, пришедшее им на ум, впрочем, как и многим другим: по всей вероятности, зверь умер… от злости, что и явилось счастливым случаем, спасшим детей от страшной участи. После вскрытия тела животного ветеринарный врач констатировал, что абсолютно здорового кабана в самом расцвете сил настиг внезапный разрыв сердца, а также отметил невероятный факт — все артерии и сосуды, питавшие сердце зверя, будто бы исчезли, растворились, и кровь свободно разлилась внутри по всему его организму.

Часть первая ВЕЛИЖ

Глава первая ВЫХОД ЗЛА. БОЙСЯ ГНЕВА СВОЕГО

Сегодня — суббота, и с утра зарядил сильный дождь. Как ни странно, но я люблю дождь, люблю осень; я вообще люблю все природные явления, какими бы мрачными они не казались. И поэтому я совершенно не расстроена тем фактом, что за окном идёт дождь. Скорее наоборот. Ну и пусть сегодня непогодится, зато я успела переделать все домашние дела, накопившиеся за неделю. Сварила борща на несколько дней вперёд, приготовила плов, рассадила бабушкину герань и перемыла в доме всё, что только можно. Даже полки в шкафах. Остался ещё один последний штрих, и я уже поглядываю на книгу Сэлинджера «Над пропастью во ржи», лежащую на диване, которую я уже давно запланировала прочитать. Мой пёс Джек, грустно положив умнейшую морду на лапы, украдкой бросает на меня хитрые взгляды. Бабушка хворает вторую неделю, она почти не встаёт. Ничего не поделаешь… Имя её болезни — старость.

Мне постоянно нужно занимать себя чем-то. Что-то делать — делать без конца. Физически или умственно — неважно. Иначе мысли мои не дадут мне покоя и начнут вытворять в моей голове такое, что в итоге может привести к ощущению полного абсурда, а этого бы мне совсем не хотелось. Ведь я-то не понаслышке знаю, каково это — обладать «идеальным даром» самокопания и философствования в тщетной попытке познать непознаваемое.

А тут ещё, как назло, произошли эти нелепые события…

Я наполнила миску Джека кашей с мясом, он подбежал ко мне, нетерпеливо поскуливая и виляя хвостом в предвкушении трапезы.

Джека мне подарил один знакомый охотник два года тому назад. Будучи на Алтае, он выменял его, трёх недель отроду, у местных жителей за бутылку «огненной воды». У охотника уже была собака, и зачем ему понадобился этот щенок — он даже сам себе толком объяснить не мог. По приезду домой он попытался пристроить его в хорошие руки, обивая пороги не одного десятка домов, но не тут-то было! Малыш, слишком рано отнятый от материнских сосков, беспрестанно оглушительно кричал, требуя молока. Единственными, кто согласился приютить у себя голосистого кроху, оказались мы с бабушкой. Охотник тот сильно выпивал и однажды не вернулся из похода. Никто его больше никогда не видел — ни живым, ни мёртвым. Местные, разведя руками, заявили, что душу его из расслабленного тела забрал злой дух тайги. Не знаю, насколько это правда, но охотник уверял, что Джек — плод любви представителей двух враждующих испокон веков между собой племён. Его матерью была сибирская лайка, а отцом — дикий таёжный волк. Уродился он чёрным, с белой головой. Один глаз его был голубым, другой — карим. Мне пришлось выкармливать его молоком из детской бутылочки. Щенок вырос в могучего, красивого пса с роскошной шерстью и стал самым близким и преданным мне существом. Его невероятная интеллектуальность просто поражала. Он прекрасно читал все мои мысли и всегда заранее знал, что я собираюсь сделать. Особенно то, что было связано с прогулками и едой. Пожалуй, единственным его недостатком как собаки было то, что лаял он крайне редко. То ли не умел, то ли не хотел. Он всё-таки много чего унаследовал от своего отца. Например, любил «петь» по ночам в полнолуние, как самый настоящий волк. Что, естественно, не всегда приходилось по душе нашим соседям.

Я отнесла бабушке чаю с мёдом и забралась на диван с книгой. Книга была интересной, но я рассеянно перелистывала её страницы, и у меня всё никак не получалось сосредоточиться на чтении.

Мои мысли навязчиво крутились вокруг неприятного и непонятного происшествия, случившегося ровно неделю назад. Вновь и вновь прокручивая в памяти одну и ту же сцену, я изнуряла себя тягостными раздумьями. Вопросы без ответов вызывали у меня состояние тихой паники.