Глаза, чтобы плакать - Фредерик Дар

Фредерик Дар

Глаза, чтобы плакать

У меня остались лишь глаза, чтобы плакать.

Чтобы долго оплакивать нашу полную трагедий историю...

Грегуару Лекло. С уважением

Ф.Д.

Часть I

1

– Кстати, а какой у вас рост?

Я поднял глаза на помрежа, пытаясь проникнуть в тайный смысл его слов. Когда ты всего лишь статист, от подобных вопросов на засыпку частенько зависит, будет у тебя бифштекс на ужин или придется лечь спать на пустой желудок. Я решил схитрить и сделал вид, что пропустил вопрос мимо ушей в силу его крайней малозначительности.

– Так все же, хотя бы приблизительно? – продолжал настаивать человек, от которого зависела моя судьба. Это был высокий блондин неопределенного возраста с плоским лицом, блинообразность которого усиливали большие очки в золотой оправе. Он производил впечатление человека, который хоть и не слишком верит в кинематограф, однако старается добросовестно выполнять свои обязанности.

– Приблизительно метр семьдесят пять.

– Я так и знал, – разочарованно протянул помреж. – Вы слишком низкого роста.

Его слова, прозвучавшие как приговор, хлыстом прошлись по моему болезненному самолюбию и пустому животу.

– Как низкого роста?! Кого же вам надо, Атланта?

– Не надо утрировать, просто присланная модельером форма предполагает, что гвардеец должен быть не ниже метра восьмидесяти.

– Но ведь можно подогнать костюм?

– Модельер запрещает нам портить его образцы.

Мне следовало бы отступиться, чтобы не будить в помреже зверя и не заработать репутацию надоеды, с которой в этом проклятом ремесле нечего будет делать. Голод, однако, заглушил во мне голос рассудка.

– Послушайте, может быть, мне следует сначала примерить вашу чертову форму?..

– Не стоит труда.

– Но на глаз трудно определить... Костюм включает сапоги?

– Да, только...

– В таком случае, даже если брюки слишком длинные, ничего не будет заметно! Ведь я их заправлю в сапоги!

Помреж взорвался:

– А рукава?! Вы их тоже заправите в сапоги?!

От его вопля я почувствовал почти физическую боль.

– Не орите так, месье, от вас разит чесноком, в чем нельзя упрекнуть меня, так как вот уже два дня я могу позволить себе на обед лишь чашку кофе со сливками...

Он молча величественным жестом указал мне на дверь. Бить на жалость было бесполезно. За день перед глазами этого мученика кинематографа проходило столько нищих, жаждущих заработать на кусок хлеба, что один их вид вызывал у него в буквальном смысле несварение желудка.

Несолоно хлебавши я направился к двери, но в этот момент на пороге появилась Люсия Меррер. Великая актриса. Я намеренно не употребляю затертого слова "звезда" по отношению к женщине, талант которой слишком велик, чтобы определяться расхожими ярлыками.

Я был уже не новичок в кино и мелькал на заднем плане десятка глуповатых фильмов, но до сих пор мне не выпадало счастья видеть ее живьем. Годы отметили великую актрису сильнее, чем я предполагал. Если на экране она выглядела сорокалетней, то сейчас ей можно было дать по крайней мере на пятнадцать лет больше. Лицо актрисы покрывал толстый слой грима. Чтобы не запачкать лиф платья, она подложила под подбородок розовую бумажную салфетку. Поверх костюма для съемок актриса накинула огромный шерстяной жакет, делавший ее похожей на американского летчика.

Люсия заходила позвонить в соседнюю администраторскую и, видимо, услышав нашу перебранку, заглянула разузнать, в чем дело.

– Подождите! – остановила она меня.

Никогда еще мне не доводилось видеть столь выразительного и мрачного взгляда. Если вы помните, в ней не было ничего от латинянки, скорее, ее можно было принять за скандинавку с черными глазами.

Помреж занял выжидательную позицию. Я последовал его примеру, изо всех сил стараясь сдержать заливавшую мое лицо краску.

– Этот на роль гвардейца? – спросила актриса, обращаясь к помрежу.

– Да, мадмуазель Меррер. Дело в том, что костюмер принес от модельера...

– Я все слышала, – оборвала его Люсия, изучая меня с тем вниманием, с каким рассматривают вещь, которую собираются приобрести. – У этого парня хорошая фактура, – проронила она наконец. – Он будет великолепен в роли гвардейца. У большинства статистов отвратительные рожи, Альбер. Они похожи на мясников.

– Какая уж там роль, – вздохнул помреж, чтобы хоть как-то выразить свое недовольство.

– Тем более! Парень, который не произносит ни слова, находится в кадре для того, чтобы на него смотрели. Только из уважения к публике необходимо, чтобы он был красавцем, как вы считаете?

Альбер, видимо, привык к капризам выдающихся актеров и предпочел безоговорочно капитулировать.

– В определенном смысле вы правы, мадмуазель Меррер. Только вам ведь известно, какой скряга наш продюсер. Каждый вечер он внимательно изучает, на что ушли деньги. Если он вдруг обнаружит, что пришлось потратиться на такси, чтобы заменить костюм, мне несдобровать...

Все это время не проронил ни звука. Моя судьба больше не зависела от меня. Мое лицо произвело на Люсию приятное впечатление, но неизвестно, как она отреагирует, если я заговорю. С этими капризными божествами нужно все время быть начеку, любой пустяк может испортить дело.

– Пошлите машину дирекции.

– Она в разъезде.

– В таком случае, пусть возьмут мою. В конце концов, водитель выпьет в баре на несколько стаканов меньше, только и всего. Покажите мальчику форму, пусть он выберет себе то, что ему подойдет по размеру.

Отдав распоряжения, Люсия скрылась за дверью именно в тот момент, когда я раскрыл рот, чтобы произнести слова благодарности. Мы с помрежем остались одни. Похоже, он был не слишком зол на меня, лишь пожал плечами и хмыкнул столь неестественно, что был бы немедленно изгнан со съемочной площадки, если бы сделал это перед камерой.

Нацарапав записку для костюмера, Альбер протянул ее мне со словами:

– Отправляйся с ее шофером, ты найдешь его в баре. – В его неожиданном тыканье мне послышались теплые нотки. – Эта женщина, похоже, не лишена сердца, как ты считаешь? – ворчливо произнес он.

– Конечно, у нее стоит поучиться тем, кому сердечности явно не хватает.

Мне полагалась плата за два съемочных дня, однако в кино никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту. В последний момент план работы был изменен до неузнаваемости, и мне пришлось провести четыре дня в студии, прежде чем начались съемки. За эти дни простоя мне заплатили как настоящему артисту!