Листок чинары - Сергей Мартьянов

Мартьянов Сергей Николаевич

Листок чинары

Сергей Николаевич МАРТЬЯНОВ

ЛИСТОК ЧИНАРЫ

Рассказ

1

Все началось с того, что Иван Пушкарь сорвал с чинары этот злополучный листок. Нет, пожалуй, немного раньше - когда ефрейтор Клевакин заметил на дозорной тропе две человеческие фигуры. И даже еще раньше...

Началось с того, что Баринову, нашему капитану, так и не удалось прилечь после беспокойной ночи. Не успел он стянуть с себя пропотевшую гимнастерку, как позвонили из отряда: часам к двенадцати на заставу приедет фотокорреспондент "Огонька", будет снимать для журнала.

- Ты уж смотри там, не подкачай, - предупредили Баринова.

"Не подкачай" - значит, сам встреть гостя, сам обо всем расскажи и все покажи. Корреспонденты "Огонька" не так уж часто посещают границу. Но сегодня капитану было не до гостей. На рассвете, когда он хотел немного соснуть, дежурный поднял заставу в ружье (пятый раз за эту неделю!), и пришлось бежать в Кривое ущелье, где кто-то оставил следы. Следы оказались медвежьи, но все равно... Мы вернулись измотанные, злые, а капитан только и мечтал соснуть хоть пару часов.

Он потер пальцами воспаленные веки и тихо выругался. "Поспишь тут"... Но, будучи человеком рассудительным, резонно решил: какое дело столичному корреспонденту до того, что через границу шатаются медведи? К тому же, какому начальнику не хочется представить свою заставу в наилучшем виде? А наш капитан был немножко тщеславен.

Когда мы все поднялись, аврал был в полном разгаре. Дневальные мыли полы и подметали двор, на кухне повар поджаривал медвежатину, а всем нам было приказано побриться и подшить чистые подворотнички, надраить пряжки и пуговицы. Мы, конечно, узнали, почему разгорелся сыр-бор, и старались вовсю. Первым навел на себе блеск ефрейтор Николай Клевакин, любимчик начальника заставы. Был он и без того видным парнем, а тут в отглаженной гимнастерке, со всеми значками и медалями выглядел как новенький полтинник. И только Иван Пушкарь стыдливо улыбался и лениво отмахивался:

- Да ну, зачем все это?..

Он так долго возился со своими пуговицами, что Клевакин сострил:

- Эй ты, святая богородица, в рай опоздаешь!

На что Пушкарь добродушно ответил:

- Успею...

К двенадцати часам все было готово к встрече, но корреспондент где-то задержался. Не приехал он и через час и через два.

Жизнь на заставе не останавливается ни при каких обстоятельствах. Настал срок - и дежурный объявил:

- Клевакин и Пушкарь, за получением боевого приказа!

- Пошли, богородица, - вздохнул Клевакин, - так и не удалось тебе сфотографироваться.

- А я и не думал. Больно нужно... - проговорил спокойно Пушкарь.

- Ладно, ладно, не скромничай, - похлопал его по плечу Клевакин, тоже мне красная девица.

Пушкарь приехал к нам недавно и еще не освоился на новом месте. Держался в стороне, стеснительно улыбался по любому поводу, а когда открывал рот, то ляпал с простодушием неимоверным. На этом сходство его с "красной девицей" кончалось, если не считать того факта, что родился он в городе Суздале, на что и намекал Клевакин в своих подковырках. Пушкарь был богатырского роста, с добродушным румяным лицом и огромными красными ручищами. Подтянутый, хрупкий Клевакин приходился ему по плечо.

Получив приказ, они вышли с заставы. Стоял жаркий солнечный день. От эвкалиптов и кипарисов падали короткие четкие тени. Пограничники прошли мимо садов, мимо огромной чинары, растущей у самой границы, и стали взбираться по тропе в гору, где стояла центральная вышка. Там им предстояло нести службу до наступления темноты. На склоне горы, в зарослях, мерно позвякивали бубенчики. Это паслись коровы, еле заметные в кустах и травах. Пастуха нигде не было видно.

- А зачем у них бубенчики? - спросил Пушкарь.

Клевакин усмехнулся:

- Ясно-понятно! Чтобы не спутать ночью, человеки это шубуршатся в кустах или колхозные коровы.

- А-а...

- Бе-е!.. - передразнил Клевакин.

Он был раздражен и срывал свое раздражение на товарище.

По деревянной скрипучей лестнице Пушкарь поднимался сильно волнуясь: впервые в жизни ему предстояло вести наблюдение с вышки. Была вышка и на морском пограничном посту, где он полгода служил до назначения на эту заставу. Но там разве граница? Куда ни глянь - море и курортные пляжи. А тут - как на фронте.

Впервые он видел так близко от себя и проволочные заграждения, и притихшую деревню на той стороне, и диковинную высокую мечеть, и военный пост, возле которого прохаживался часовой. То, что для всех нас было давно привычным, Пушкарю казалось таинственным и враждебным.

- Вот это да-а!.. - вырвалось у него.

- Что да-а? - переспросил Клевакин, хотя мог бы и не переспрашивать.

- Да все это... - Пушкарь умолк. Пространнее он не умел выражать свои чувства.

- Да, брат, это тебе не Суздаль, - покровительственно произнес Клевакин.

- Не Суздаль, - согласился Пушкарь.

Он было подсел к стереотрубе, укрепленной на голенастой треноге, но Клевакин и не думал уступать ему свое место. Он был старшим в наряде, и Пушкарь покорно, с виноватой улыбкой отошел от треноги. С полчаса он топтался рядом, сотрясая помост и довольствуясь обыкновенным биноклем.

- На, посмотри немного, - наконец разрешил Клевакин.

- Спасибо! - обрадованно сказал Пушкарь.

Ефрейтор опять усмехнулся и стал смотреть в тыл, вдоль Кривого ущелья, где виднелся седьмой поворот дороги, ведущей из отряда к заставе.

А то, что увидел Пушкарь при помощи многократного увеличения, изумило его еще больше:

- Смотри-ка, на мечети леса строительные и штукатурка еще не просохла.

- Угу, леса и штукатурка, - не то раздраженно, не то насмешливо подтвердил Клевакин.

- А часовой зевнул...

- И поскреб затылок, - язвительно подхватил Клевакин и сокрушенно вздохнул: - Пропадем мы, братцы, ох пропадем!..

- Почему пропадем? - не понял Пушкарь.

Клевакин снисходительно помахал рукой:

- Ну, ладно, валяй, валяй, суздальский богомаз...

- Я не богомаз, я в огородной бригаде работал.

Клевакин рассмеялся, но тут же замолк, не отрывая глаз от седьмого поворота дороги.

2

Через минуту на заставе дежурный позвал капитана Баринова к телефону:

- Вас ефрейтор Клевакин, сообщить что-то хочет.

- А что?

- Не знаю, - нахмурился дежурный. - Вас требует.

Клевакин имел скверную привычку докладывать обо всем не дежурному, как это положено, а офицеру. Что ни заметит подозрительное - требует Баринова или его заместителя. Мы недолюбливали его за это, но помалкивали, зная, что начальник прощает ефрейтору многое за верный и меткий глаз. Это он, Клевакин, сумел заметить в темном и узком окошке мечети наблюдателя, который готовился к переходу границы. И если бы не Клевакин, мы, пожалуй, не схватили бы того голубчика на первом метре советской земли.

- Ну, что у вас там? - спросил Баринов, взяв трубку.

- Товарищ капитан, на седьмом повороте прошла легковая машина! возбужденно проговорил Клевакин. - Наверное, этот... корреспондент едет.

Через десять минут машина въехала в ворота.

Фотокорреспондент оказался высоким человеком с мужичьим рябоватым лицом. Прихрамывая на левую ногу, он шагнул к Баринову и зычно представился;

- Бурмистров!

Мы стояли в сторонке, с любопытством поглядывая на гостя.

Бурмистров даже не счел нужным объяснить, где и почему задержался в дороге, а сразу же выложил цель своего приезда: нужен портрет солдата-пограничника на цветную обложку журнала. Пусть ему дадут передового хорошего парня с хорошим открытым лицом. Лучше всего снимок сделать на фоне границы. Вот все. Говоря, он пристально всматривался в наши лица, словно искал среди нас убийцу.

- Так есть у вас хороший парень?

- У нас все хорошие, - дипломатично ответил Баринов. Он был явно разочарован, что требуется только один человек, для обложки, и втайне надеялся соблазнить корреспондента сделать еще несколько снимков. Но договориться с ним не было никакой возможности. Корреспондент пропустил мимо ушей намек капитана и потребовал уточнить, кто же все-таки самый подходящий для обложки солдат?

Наступил весьма ответственный момент. Мы деликатно отвернулись, наблюдая, как заставский кот Васька лениво пересекает волейбольную площадку.

А капитан, не задумываясь, назвал имя своего любимчика ефрейтора Клевакина. Клевакина?.. Кот Васька мгновенно потерял для нас всякий интерес. Вообще-то подходящая кандидатура, но... Мы с любопытством слушали, как капитан расписывал достоинства знаменитого ефрейтора: и отличный наблюдатель, и задержал нарушителя границы, и награжден медалью, и главное - красавец парень. То, что нужно журналу.

Бурмистров как-то странно хмыкнул, но согласился:

- Хоп!

Дескать, хорошо, договорились. От обеда он отказался. На вымытые полы не взглянул. Наши надраенные пуговицы не заметил. Он хотел до наступления темноты попасть на вышку.