Требуется осечка... - Дмитрий Володихин

ДМИТРИЙ ВОЛОДИХИН

ТРЕБУЕТСЯ ОСЕЧКА...

БЛИЖАЙШЕЕ БУДУЩЕЕ РОССИИ В ЛИТЕРАТУРНОЙ ФАНТАСТИКЕ

Эта статья представляет собой сводку кар­тин будущего в повестях и романах, вы­шедших за последние лет 8-10. Когда я стал писать ее, меня попросили обосновать: зачем социологическому журналу обращаться к фанта­стике? В ответе содержится подвох. С одной сторо­ны, художественный текст становится популяр­ным только тогда, когда в писательском голосе, го­лосе одиночки, начинают звучать тысячи иных го­лосов, иными словами, когда автор произведения выражает чаяния множества современников и со­отечественников. С другой стороны, некоторые писатели-фантасты включены в сообщество политтехнологов; не знаю, случалось ли кому-нибудь из них написать роман на заказ, проекты подобно­го рода мне известны; попытки откорректировать общественное сознание с помощью романа, со­держащего футурсценарий и подгруженного характерными технологиями воздействия на умы, встречается сплошь и рядом [1]. И порой невозмож­но сказать, какое начало в книге преобладает: со­циологическое или политтехнологическое. Впро­чем, если идеи некоего “корректора умов” полу­чили популярность, значит, они тоже стали факто­ром влияния, интересующим социолога...

Так что речь пойдет не обо всех фантастиче­ских романах, выходящих в России, - ведь толь­ко “свежих” ежегодно появляется по 400! - а лишь о сколько-нибудь заметных, повлиявших на публику.

ВОЗРОЖДЕНИЕ ФУТУРОЛОГИЧЕСКОЙ ФАНТАСТИКИ

На мой взгляд, конец 90-х обозначил перелом в настроениях наших фантастов. Если в первой половине - середине 90-х главная магистраль фантастической литературы дышала западниче­ством и либерализмом, “освобождением от СССР” и относительно редко появлялись книги, уходя­щие в сторону от этой линии [2], то в 1998-2000 го­дах появился принципиально иной мотив: “Нам нужно что-то другое”. Иными словами, начался поиск альтернативы. И, соответственно, возро­дился интерес к созданию новых образов будущего [3]. Собственно, с середины XX столетия футурологическая фантастика в большинстве случаев была включена в “войну сценариев”: про­советские сценарии против проамериканских, более левые против менее левых, катастрофиче­ские против оптимистических и т. д. Утвержде­ние определенного образа будущего в головах читателей мыслилось как часть большой идеоло­гии. В начале 90-х Россия декларативно отказа­лась от какой бы то ни было общей идеологиче­ской системы [4]. По TV шли молодежные переда­чи, где бодрые шоумены выкрикивали: “Передо­вые технологии вместо идеологии!” Тем уникальнее ситуация в нашей фантастике по­следнего десятилетия: она активно выдает опи­сания будущего, отталкиваясь от несформули­рованной идеологической базы и при отсутствии поддержки со стороны государства или же влия­тельных общественных организаций.

Названный перелом нельзя связывать со сме­ной президента - он начался раньше и был ини­циирован сразу несколькими факторами: банков­ским кризисом 98-го, тяжкими обстоятельствами чеченской войны, и в частности Хасавюртом, а также неубывающей нищетой на фоне быстро­го обогащения относительно незначительной части общества. Не знаю, что тут сыграло главную роль, кажется, 98-й год. Страна наполнилась яро­стью. И государственный патриотизм путинских времен всего лишь закрепил уже существующую жажду “поменять декорации”, “добиться реванша”, “переобустроить Россию”. В идейном смыс­ле мощным катализатором возрождения фанта­стической литературы, содержащей моделирова­ние будущего, стало столкновение российского общества с идеями глобализации. С того момен­та как они перестали быть частью конспирологи­ческой “черной дыры” и прошли “популяриза­цию”, российская фантастика с необыкновенной энергией принялась формулировать “наш ответ”.

НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ

Современная Россия и даже - если брать шире - нынешний русскоязычный мир редко заявляет о себе на страницах современной отечественной фантастики. Фантастов мало интересует настоя­щее. Очень редко в их текстах появляется хоть что-то, напоминающее “портрет своего времени”. В лучшем случае там обнаруживаются “кусочки мозаики”. Отчасти такова особенность фантасти­ческой литературы в целом: для нее нормально чаще рисовать будущее, чем современность.

С другой стороны, в отличие от советского пе­риода [5] и даже от конца 80-х, когда находились ли­тераторы, благословлявшие “время перемен”, фантаст постдефолтного времени смотрит на ок­ружающую действительность либо как на серую, скучную, хищную среду, где у умного человека сравнительно немного возможностей реализо­ваться (Евгений Прошкин), либо как на “повсе­дневный кошмар”. Так, Михаил Тырин и Ярослав Веров создали два очень разных “гимна провин­ции”: “Синдикат «Громовержец»” и “Господин Чи­чиков” - но картина жизни в обоих романах очень неприглядная. В первом - мир, где жить еще мож­но: грубость нравов, уголовщина, нищета, кулач­ные бои на пустырях - некрасиво, небогато, но по большому счету показана всего лишь концентра­ция недостатков советской эпохи при отсутствии ее достоинств (город-прототип - Калуга). Во вто­ром романе предъявляется коллективный порт­рет региональной “элиты”, писанный однойкраской - черной (город-прототип - Донецк). Си­туация и впрямь гоголевская: галерея, где каждый экспонат является нравственным уродом и пре­ступником, готовым прыгнуть хоть бесу в пасть ради власти и денег. Как в “Мертвых душах” нет ни единого “положительного” героя, так и в “Госпо­дине Чичикове” они начисто отсутствуют.

Андрей Столяров - пожалуй, единственный, кто всерьез “коллекционирует” приметы совре­менности. При этом со времен повести “Монахи под луной”, написанной в советские годы, он до­вольно редко глобально критиковал действитель­ность. Бездуховность - да, стяжательство - да, криминал на расстоянии вытянутой руки - да; 90-е годы представлены Столяровым как выгреб­ная яма. Однако в последних романах (“Жаворо­нок” и “Не знает заката”) он, скорее, ищет выход из создавшейся ситуации, а заодно и набрасыва­ет штрихи к панораме нашего времени. Вот сует­ливая, корыстная, неглубокая Москва, а вот ее всегдашний оппонент - мистический город веч­ности, мудрый Санкт-Петербург. Зафиксирован­ная дихотомия двух столиц - очевидный факт об­щественного сознания, да и нарастающая нелю­бовь российского населения к столице - тоже, к сожалению, факт. Вот выборы в регионах: даже в лучшем своем варианте они отдают тухлятиной. Вот деятельность мелкого политтехнолога и его соприкосновение с властью. Высший админист­ративный эшелон охвачен деятельностью хаоти­ческой, малоосмысленной, беспорядочной.

Общий вывод: внизу скверно - наверху мерз­ко. Надо что-то менять. В отечественной литера­туре целые десятилетия истории СССР, да и Рос­сийской империи, называли “безвременьем”. Но в данном случае ни о каком безвременье говорить не приходится. На мой взгляд, в текстах современ­ных фантастов скрыто иное, довольно устойчи­вое ощущение: наше время представляется пред­дверием серьезных социально-политических ме­таморфоз. По незначительным деталям я мог бы эту рассеянную информацию собрать и предста­вить в особой статье. Здесь же имеет смысл пере­дать общее ощущение: лавине не хватает еще де­сятка снежинок, чтобы сорваться; все сидят и ждут, каким будет мир после того, как она по нам прокатится.

КУДА ИДЁМ?

Общественное и политическое состояние Рос­сии и мира на ближайшие 10-100 лет представ­лено в современной российской фантастике в виде “картинок”, которые рисовались именно с этой целью: создать у читателя устойчивый образ определенного будущего. Случайные “про­говорки” представляют собой, конечно, заман­чивый материал, но чаще всего они являются ча­стью фабульной конструкции, а потому при бли­жайшем рассмотрении оказываются неинфор­мативными.

Россия и мир

Прежде всего: судьба всего мира мало интересует наших фантастов - главным образом постольку, поскольку она становится продолжением судьбы России. Наша фантастика смотрит на грядущеене с высоты орбитальных станций, а с террито­рии страны, с Земли.

В советское время относительно близкое будущее мыслилось как переход от системы мно­жества государств к единому человечеству. И наи­более известные утопические “проекты” в фантастике (в том числе И.А. Ефремова и братьев Стру­гацких) предполагали существование объединен­ной Земли. Если даже речь не шла об этом прямо, все равно чувствовалось по нюансам: человечест­во преодолело наличие границ, разных языков, разных экономик и...

...И 91-й год.

В настоящее время мотив единого человече­ства встречается значительно реже, чем в 80-х. На порядок реже. Напротив, мотив “Россия - отдель­но. Россия - другое!” выражен намного более яв­но, чем во времена СССР.