Тварь - Юрий Юлов

Юрий ЮЛОВ

ТВАРЬ

Номенклатурная фантазия

Жил на большой (и уж лет двадцать, как чужой) планете человек.

...Очень просится стереотип «маленький человек», но мастерство рассказчика не в самовозвышении за счет личностей героев или мелкомасштабности событий, не в снисходительной иронии, не в знании нехитрых приемов, способных спро­воцировать прогнозируемые чувства. И уж, естественно, не в том, чтобы вместо повествования мудрствовать, отвлекаясь на темы, не имеющие прямого отноше­ния к рассказу.

Большинство людей уходит после того, как исчезнут следы их активной дея­тельности. И почти всегда память о нас стирается через два-три поколения. Не­сколько тысяч разновеликих людей планеты, поразброску выдернутых из разных наций, - вот и весь потенциал цивилизации, которая в свою очередь не вечна. Наши известность и могущество ограничены временем и кругами, к которым принадлежим. Наши взлеты - толкотня мошкары перед закатом, а звездопад - брызги от сварки, соединяющей прошлое и будущее пылающей электрической дугой настоящего. Это не хорошо и не плохо - это так. Мудр тот, кто это понима­ет, и счастлив тот, кто об этом не задумывается.

Можно считать, что вышесказанное - успешно пройденный читателем тест на умение складывать буквы в слоги, слоги - в слова, слова - в предложения, пред­ложения - в абзацы. А значит, есть большой шанс, что абзацы сложатся в рассказ, а если повезет, то выяснится, что рассказ состоит не из вышеперечисленных ком­понентов, а из мыслей, которые, в зависимости от глубины и скорости их воспри­ятия, близости к личному житейскому опыту, дадут эмоции. Различные по форме, размеру, цвету, звучанию, аромату и прочим характеристикам, позволяющим человеку отличить одно от другого и создавать собственную шкалу ценностей.

А человек некогда был ого-го какой большой и значимый! Чтоб было понятно: самому ему пригибаться перед вышестоящими приходилось приблизительно раз в месяц. Остальное время перед ним у всего города коленки тряслись. За исклю­чением, конечно, тех, кого он и в упор разглядеть не мог. У мурашек и букашек своя жизнь.

Известно, что образ чиновника у граждан ни в одной стране, мягко говоря, к иконе не приравнен. А номенклатурного - тем более. Но так уж сложилось у лю­дей: чтобы возвыситься, стать во главе, а самое главное - удержаться, необходимо иметь жесткость. Иначе завалишь дело и будешь опять сидеть у обочины жизни и уныло блабланить за рюмочкой о несовершенстве миропорядка.

И добро бы шанса не представилось, ан нет: вызывают на высокий ковер, пред­лагают взять вожжи в руки, дают сутки подумать. Откажешься - второй раз ни­когда не предложат: слух по Системе разнесется, что слабак. А то и в личное дело попадет - тогда уж с гарантией. Таскайся на службу, протирай штаны, переклады­вай бумажки. Вместо решения вопросов указывай пальцем на потолок и разводи руками, пока не поблагодарят «за многолетний добросовестный труд» и не укажут ладонью на дверь в никуда.

Любого нормального мужчину от подобной перспективы трясет, ибо задуман он Господом как рисковый экспериментатор, боец и победитель, что в жизни реа­лизуется карьерой - термином, который традиционно носит негативно-ханжеский оттенок.

Но ведь зачастую карьерный рост и даже взлет происходит не подло и даже не инициативно, а вполне эволюционно: вызвали, предложили, дали сутки на раз­думье. Как ночь перед расстрелом.

Конечно, солдату генералом стать невозможно, а вот среди штабных майоров встречаются личности, которые вполне успешно могут возглавить дивизию.

А если ко времени принятия судьбоносного решения семья по толку не сло­жилась или нелепо распалась, а если детей не было или выросли и живут своей жизнью, то кто ты есть в этом нестабильном мире?

Так Георгий Константинович занял высокий и ответственный пост. Пришлось, понятно, и тех, кто называл Жорой по-старинке или «Жуковым» в шутку, при­струнить, и тех, кто мог с бутылочкой коньяка вечерком нагрянуть, отшить. Чтоб имидж не портили, точнее, чтоб не трепались по коридорам и подворотням: «Да я с самим. Ну вот как с тобой! И даже.»

За пятнадцать лет много воды утекает - даже Земля больше пяти тысяч раз вокруг себя крутнулась, что о людях говорить? За это время и супруга надежная появилась. Тоже работала в Системе, куда перешла из проектного института. Почти случайно познакомились - на объекте. И бытовые проблемы так прочно и качественно решились, что можно было на них не отвлекаться и днями напро­лет заниматься делом. Ибо даже отдых заменили торжественные мероприятия, на которых, в зависимости от расклада и статуса участников, нужно было правильно себя позиционировать, чтобы гнуть свою линию.

Жена Екатерина Павловна была младше на семнадцать лет и боготворила Геор­гия Константиновича. Есть такие женщины - и сама не пустышка, а всю себя от­даст, всем пожертвует, чтоб поддержать мужа, обеспечить ему, так сказать, проч­ный тыл. Нередко советы молодой супруги давали Георгию Константиновичу возможность разрулить сложную ситуацию. И женское чутье помогало, и знание Системы, а больше то, что в волчьей яме кроме сырых обсыпающихся земляных стен да клочка неба над головой ничего не видно. Не то что со стороны. Честно говоря, Георгий Константинович и в грош поддержку супруги не ставил: позво­лишь себе сентиментальную слабинку в быту, она размазней на работе проявится. А молодая жена на жесткость мужа не обижалась - государственный человек!

Время шло, работа кипела. Сменилось поколение. Все чаще Георгий Констан­тинович слышал в свой адрес лестные с придыханием слова, чаще стали при­глашать в почетные президиумы, брать интервью, печатать, награждать. Уже и вышестоящие не грохали, как некогда, кулаком по столу карельской березы, обшитой бархатом, а мягко указывали, чуть не просили учесть. Чувствовал он, что не к добру это, что надежнее быть конем на переправе и комбайном в поле, чем правильным лозунгом на ярком полотнище или живой легендой.

Сменится лозунг - и ткань пойдет на ветошь, а от живой легенды до ходячего анекдота - полшага.

А куда попрешь против естественного хода событий? Поэтому, понятно, взбе­сился Георгий Константинович, когда впервые публично услышал о себе от за­рвавшегося выскочки как о руководителе «старой формации». Даже стёр этого умника в порошок, хоть за ним и серьезные по тем временам люди стояли. Однако тенденция углублялась, мнение формировалось, слухи о возможной отставке ши­рились.

Какая, на хрен, «новая формация», когда каждое предприятие, магазин, школа, дом, памятник, аллея, газон, плитка на тротуаре по твоей воле полтора десятиле­тия строились, модернизировались, ремонтировались, благоустраивались?! Что, Земля квадратной стала, деньги отменили, у людей третья рука выросла, марсиане технологиями поделились, гусаки яйца нести стали?! Мы работаем - спина со­гнута, руки заняты, в голове формулы не из учебников. А вы нас, не прикрытых ничем, кроме дела, промеж крыльев - колом?!

В одночасье выдернули Георгия Константиновича из номенклатурной обоймы, как хозяйка вареное яйцо выкладывает из кипящей кастрюльки под холодную воду. И самое подлое, что решилось это во время гипертонического криза, с кото­рым и полежал-то всего две недели. А перед этим пятнадцать лет ни одного раза в отпуске не был.

Внешне, конечно, все пристойно: и регалии, и квартира в элитном доме, и пер­сональная пенсия, и президиумы, и билеты на любые мероприятия. Но как пусто сразу стало!

Навещали поначалу Георгия Константиновича бывшие сослуживцы из серед­нячков. Он сразу - приветливо, а потом не сдержится и выскажется: ты, мол, никто и звать тебя никак. Кому нужно унижаться, тем более перед бывшим авто­ритетным человеком? Мы к тебе - со всем уважением и пониманием, а ты. Вот этого-то «понимания», в котором притаилось сочувствие, Георгий Константино­вич и не мог терпеть. В общем, перестали ходить-докучать.

Публичные мероприятия, куда приглашали как почетного жителя города, по­началу посещал, а потом надоело - не хотел быть свадебным генералом. Видел он таких, которые, чтобы смягчить падение с большой высоты, после отставки и общественные организации возглавляли, и в политику лезли. А некоторые чуда­ки начинали любительские стишки писать или на дачном участке морковку оку­чивать. Относился Георгий Константинович к ним без презрения, однако самому таким стать гордость не позволяла.

Иногда звонили нынешние козырные тузы. Перед праздниками, а то и напря­мую: как, мол, дела, не нужно ли чего? И общими фразами, как по бумажке: ваш опыт очень ценен для нас, углубляя и расширяя созданное вами. Георгий Кон­стантинович, бывало, и сам разговор прерывал - будто разъединили. Хотя ждал этих звонков с надеждой. Только знал, что с подобными эквилибрами дела, по крайней мере, серьезного, никто не предлагает. Даже толкового совета никто не спрашивал, хотя поделиться ох как было чем! И по газетам, и вживую с болью наблюдал, как нещадно, а зачастую и бездарно перестраивается и сносится то, во что не так давно вкладывал ум, энергию и душу. Да еще видеть эти рожи, которые ради своей игры его, будто пешку, сдали.