Последнее слово - Лариса Соболева

Лариса Соболева

Последнее слово

Он встречал праздник живым, значит, вдвойне счастливым. В минуты, когда косая строила ехидные рожи, он видел глазенки шестилетней дочки Дуни и говорил себе: не смей умирать. Выжил ради нее и старшей дочери Насти, ради внуков, ради жены, да и ради себя тоже. Надо было очутиться перед костлявой, чтобы понять, как любит он близких и этот мир, как мало отпущено времени, как не ценил счастливые минуты, как стремительно пронеслась жизнь. Нет, еще чуть-чуть, хотя бы несколько месяцев вырвать у косой… Почему месяцев? Лет! Да, Борис Львович собрался пожить. Но теперь будет именно жить, а не биться над черт-те чем. Все, баста! Наука – молодым, а ему – мир, покой, счастье.

Напевая, в гостиную впорхнула Яна с двумя блюдами в руках, осмотрела стол в поисках свободного места. Это она сидела ночами у его постели до и после операции, это она выхаживала его с жертвенной самоотдачей, она боролась вместе с ним. Он залюбовался женой – молодой, стройной, прекрасной, как весна. Ей тридцать пять, а ему… страшно подумать, сколько ему лет. Нисколько! Он молод, в нем просыпаются новые силы, способные горы свернуть.

– Боря, телефон, – бросила Яна.

Он очнулся, трубка лежала на коленях и трезвонила.

– Настя? – улыбнулся Борис Львович. Дочь звонила уже пятый раз за вечер. – Отлично чувствую, как новый. Честное слово. Перестань…

– Дай мне, – забрала трубку Яна. – Он сидит в коляске, не встает, ничего не делает, я не разрешаю. Встречайте Новый год спокойно, завтра приедете…

Когда отец объявил, что женится на Янке, дочь пришла в ярость: папа сошел с ума. Иногда ему тоже так казалось, но Яна была не единственная влюбленная в него юная особа. Бориса Львовича никогда не обходили вниманием женщины, внешне он до сих пор хоть куда. Не худой, а стройный, не седой, а блондин, немножко приболел, ну, так с кем не бывает? Семьдесят? Ха, будет в марте. Он придет в норму. Восемь лет женитьбы опровергли прогнозы, мол, молодуха тебя в гроб вгонит раньше срока, рога вырастут до облаков и т. д. Родилась Дуня, потом дочь Настя смирилась, а внезапная операция – шунтирование – сделала жену и дочь закадычными подругами.

Борис Львович посмотрел в окно. Хлопья снега клубились под фонарями, остальное – земля и деревья – закуталось в голубоватый плед, делающий ночь светлой. Прожить почти семьдесят лет и ни разу не заметить, что снег бывает голубым, а под фонарями бледно-желтым. Куда ушла жизнь?

– Яна, твои гости, – сказал он, увидев, как по аллее осторожно движутся к дому две фигуры. Жена убежала встречать гостей.

Поскольку выписали его неделю назад, Яна отменила встречу Нового года у них, как бывало раньше. Настя поддержала ее, одна семья старшей дочери насчитывает шесть человек, а папе нужен покой. Но как оставить Янку без любимого праздника? Он уговаривал жену пригласить хотя бы кого-то из подруг, она не соглашалась. С друзьями жены не было времени познакомиться: работал, работа и довела его… но это в прошлом. Только сегодня, по привычке готовя на большое число гостей, жена расстроилась: кто же это съест?

– Тебе некого позвать? – спросил он.

– Есть одна подруга, у них с мужем тридцать первое – доходный день, работают до упора, может, и согласятся. А вдруг они тебе не понравятся? Это простые люди…

– Звони. Не хочу, чтоб ты скучала со мной.

Подруга и ее муж дали согласие, ведь из-за напряженных дней уходящего года не позаботились о том, как будут сами встречать Новый год. В гостиную вошел видный, высокий мужчина и славная, пухленькая женщина со смешливыми глазами, оба примерно того же возраста, что и Яна, которая светилась от радости, значит, радостно стало и Борису Львовичу.

– Это Лора и Родион, – знакомила жена. – А это Борис Львович.

– Еще кто-нибудь придет? – спросил Родион, вручая цветы Яне.

– Нет, – ответила она, забирая букет. – Нас будет четверо.

– А кто по двору шастал? Кажется, мужчина. Дворник?

– Не знаю… – озадачилась Яна, растерянно посмотрев на мужа. – Мы не держим дворника. Может, сосед елку решил спилить? У нас противный сосед.

– Где Дуня? – спросила Лора, вынув из пакета обезьянку.

– Дуню забрала моя мама, – ответила Яна. – Боре сейчас нужен покой, а Дуняшка у нас как ураган. Давай игрушку, передам ей. Садитесь за стол, а я поставлю в духовку гуся.

– Ничего себе, галерея! – произнес Родион, выставляя на стол бутылки и рассматривая стены, увешанные живописными работами.

– Вы бывали у нас? – осведомился Борис Львович.

– Не доводилось. Жена бывала, говорила, у вас картин море, но чтоб столько… И все-все настоящие?

– Нет, Борис Львович сам рисовал, – съязвила Лора, присев у камина и протянув к огню руки. – Обожаю живой огонь. А дом какой, а? Чудо из чудес. Уютный и красивый.

– Ну, дом, положим, старый, к тому же деревянный, – усмехнулся Борис Львович. – Его начал строить мой дед, тогда это место было пустым и почти ничего здесь не росло, а называлось загородной дачей. Теперь это черта города и даже не окраина. Отец продолжил строительство, а я только ремонтировал.

– Жена рассказывала, вы академик. Над чем работаете?

– Над новыми технологиями, – кратко ответил он.

Не хотелось говорить на эту тему. Ну академик, ну публиковался в иностранных журналах, получал награды, ездил на симпозиумы, работал за рубежом. Ему везло, как никому, удача просто баловала. А настоящая ценность вот – вошла в розовом воздушном платье до пят с вазой в руке и улыбкой, она вытащила его с того света. Еще Дунька, Настя, внуки, да и сама жизнь, каждое ее мгновение – истинная ценность. Тем временем Родион, изучая одну из стен, поинтересовался:

– Это кто?

– Врубель, – подойдя к нему, ответила Яна. – Дедушка Бориса был знаком с ним лично. Это Крамской, Рокотов… эскиз Бенуа… Репин. На этой стене русская живопись, а на той западноевропейская. Есть два рисунка Дюрера, голландцы.

– Я в живописи ни бум-бум… – Родион был потрясен, имена-то художников на слуху. – Но это же сокровище. Вы не боитесь жить в доме одни?

– У нас крепкие замки и решетки на окнах, – пошутила Яна. – За стол, ребята, уже одиннадцать! Мы придерживаемся традиции провожать старый год.

Борис Львович подъехал к столу на инвалидной коляске, хотя прекрасно может обходиться без нее, но Янка запретила ходить. Стоило ослушаться, она ревела в три ручья, звонила Насте, ябедничала, дочь приезжала и… ужасные девчонки! Ему, привыкшему к непоседливости, невозможно усидеть. Да это ладно, можно потерпеть, а без сигаретки жизнь просто не мила. Однажды он втихую решил выкурить сигареточку – Янка застукала, словно специально следила. Ух, и скандал устроила! Зарекся курить, пока не разрешат выходить на воздух, уж там-то он найдет местечко, где его не поймают.

Родион налил женщинам шампанского, себе коньяк и хотел налить в рюмку Бориса Львовича, но Яна отвела горлышко, коньяк пролился на скатерть, а она строго предупредила гостя:

– Боря пьет сок. Апельсиновый, свежеотжатый.

– Янушка, в честь праздника… – попробовал возразить Борис Львович.

– Ни-ни, – упрямо тряхнула головой жена. – Я говорю тост. Трудный год был, особенно последние месяцы, но закончился он благополучно. Спасибо ему.

– И тебе, родная, спасибо, – ограничился короткой фразой Борис Львович, а хотелось сказать жене много добрых слов, которых мало говорил. Да при чужих как-то неловко.

Ему понравились друзья жены, они другие, чем он и его окружение, а все равно славные, земные. Борис Львович немного устал, но, глядя на счастливую жену, не жалел, что настоял пригласить друзей. Час промчался, как минута, послушали поздравление президента, загадали желания… Все, двенадцать! Наступил Новый год, вдохнувший новые надежды. Вдруг Яна подскочила:

– Ой, гусь!

– Гусь лишний, не суетись!

Лора не успела задержать хозяйку дома, та убежала. Родион встал из-за стола и разглядывал миниатюрные скульптуры у стен с картинами. Несмотря на то, что Лору смущал хозяин, по слухам очень уважаемый человек в научных кругах, она спросила, чтоб не сидеть дурой:

– Борис Львович, а вон тот мужчина с тигром кто?

– Библейский герой Самсон, раздирающий пасть льва, – ответил Борис Львович. – Он символизировал мощь России. Это бронзовая копия самого Козловского. В Петергофе были? (Лора отрицательно мотнула головой.) Побывайте. Там увидите эту скульптуру во всей красе, из пасти льва бьет фонтан.

Он рассказывал гостям о скульптуре «Поцелуй» Родена, мраморную копию которой сделал его ученик, и о варианте картины «Поцелуй» Густава Климта. Одинаково названы, а сколько разнообразия, таинства, непостижимого вдохновения! Рассказал о танцовщице Лои Фуллер и тех художниках, кого вдохновил ее танец на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Одну из картин, запечатлевшую словно летящую в прыжке танцовщицу, приобрел дед. Рассуждал о красоте, без которой жизнь была бы неполной, скудной… В сущности, он говорил не потому, что следовало занять гостей, открывал новизну и для себя в том, к чему привык и не замечал, а теперь многое видел по-новому.