Исповедь провинциального террориста - Борис Кригер

Борис Кригер

Исповедь провинциального террориста

В кои веки пригласили меня в приличное общество, столь редкое в канадской глубинке. Разумеется, я, почитав книжки о хорошем поведении, приготовился быть на высоте. Званый обед устраивал наш сотрудник, канадец до мозга костей. Он нашел себе невесту в провинции Альберта, и, как водится, она была крупна и впечатляюща (не провинция, а невеста), как и все, приходящее к нам с по-прежнему слегка диковатого Запада. Я твердо решил вести себя прилично и не возникать. Хотел, так сказать, показать дочери Альберты пример нашего утонченного воспитания. К сожалению, я переоценил свои возможности…

На полянке перед домом меня встретил брат помолвленного. Он по протекции брата когда-то проработал у нас пару дней, пока не уволился добровольно от щемящего чувства собственной бесполезности, но на этой полянке мы пришли в чарующее состояние шапочного знакомства. Ведь это так важно: в чужом доме, на званом обеде, среди человек сорока совершенно чужих индивидов – повстречать родную рожу. Братец был человеком творческим, артистом – со всеми вытекающими из этого недостатками. Он был алкоголик, наркоман, профессиональный стриптизер. В свое время престарелые девчонки из нашей конторы, сходив на его представление, почему-то были страшно разочарованы, хотя неприлично вздыхали даже тогда, когда я, распарившись, снимал в офисе свитер. А я ведь по комплекции весьма туго набитый мешок, уж не знаю с чем, тогда как братец помолвленного – весьма завидный мужчина… Короче, так и не понятно, чем этот братец так их разочаровал. Может быть, хронической нетрезвостью? Вот и в день помолвки он уже прилично набрался и с трудом стоял на ногах.

По традиции во всяком приличном канадском семействе непременно должен быть кто-нибудь, составляющий позор семьи, червоточину, неудачный выстрел папаши семейства… называйте, как хотите, и брат помолвленного вполне подходил на эту роль. Только не обвиняйте меня в остром приступе человеконедолюбия, – я просто сухо сообщаю, что видел, так сказать, созерцал, наблюдал, и пытаюсь сохранять холодную объективность. Тем более, что именно в тот день я твердо решил вести себя спокойно, а значит, пассивно и созерцательно.

Но не тут-то было.

Видите ли, размеренно поговорить о погоде мне еще ни разу не удавалось. Вечно из простого обмена ничего не значащими фразами у меня выходит какой-нибудь пренеприятный диспут.

– Сегодня теплый день, не правда ли? – приветливо прощупала меня щуплая старушка привычными, а потому ловкими щупальцами стандартного светского разговора. Этот тип разговора именуют «small talk», а я называю его «разговор по-маленькому».

– Да, погода замечательная – не то, что вчера… Вчера ведь была страшная жара! – охотно ответил я, вполне гордый тем, что вот же, могу вести приличный разговор, не вникая во всякие неудобства общения с незнакомцами, но тут же добавил: – Не иначе вчера было жарко из-за глобального потепления!

– Ну, нам это, пожалуй, не грозит, у нас очень суровые зимы…

– А я думаю, что зимы в этом году вообще не будет. Я ведь горячий сторонник глобального потепления!

Подобное заявление было воспринято как неслыханная бестактность, хотя, наверное, я просто пошутил.

– Но ведь тогда Нью-Йорк пойдет ко дну! – некстати вмешался абсолютно серый гражданин.

– Ну и фиг с ним… Пусть! – уже серьезно ответил я.

– Так вы террорист? – в свою очередь на полном серьезе пошутил тот же тип в сером.

Все оглянулись на его резкую обличающую фразу. Пьяненький брат помолвленного мгновенно протрезвел и выразительно икнул. Все смотрели на меня выжидающе, будто ждали, что я вот-вот примусь испускать истошные экстремистские возгласы и попытаюсь взорвать себя при всем честном народе.

– Мммм… – веско заметил я в свое оправдание, но эта реплика не удовлетворила собравшихся. Нужно было как-то пояснить мое заявление насчет допустимости утопления внеэпохального мегаполиса, коим является Большое Яблоко, – город, который никогда не спит, и проч., и проч., и проч.; город, на котором печати уже негде ставить; короче, наш грозный отец Нью-Йорк-на-Дону, наш Ростов-на-Гудзоне… Все смешалось в душе иммигранта…

– Дело в том, – промолвил я, закашлявшись и запинаясь. – Дело в том, – повторил я, смелея, – что я не люблю больших городов… Я вообще страдаю неврозом, меня охватывает паника при большом собрании народа…

– Неубедительно, – вздохнул серый человек, обводя взглядом собравшуюся толпу гостей – Мы не наблюдаем у вас никаких признаков паники! Скорее, паниковать следует нам!

Почему-то этой фразой мой серый судья слегка разрядил обстановку. Мама помолвленного, проходя мимо, бросила на меня испепеляющий взгляд и процедила:

– Вы никуда не торопитесь? Неужели даже на обед не останетесь?

Несмотря на то что супруга основательно подготовила меня к званому обеду, накормив пельменями, чтобы я в очередной раз не опозорился и не объел несчастных гостей, мне все же очень хотелось закусить, и я твердо успокоил мамашу, что обедать останусь пренепременно!

Обед меня разочаровал. Несколько тарелок с нарезанной тонкими ломтиками колбасой не могли именоваться гордым именем «званый обед». Уж не знаю, какие глубины врожденной цивилизованности помогли мне промолчать хотя бы по этому поводу. Видимо, конфуз с утоплением Нью-Йорка подействовал на меня облагораживающе, и я молча уединился со своей тарелкой, наполненной более чем скромной снедью. Усевшись по другую сторону бассейна, подальше от основного костяка гостей, я надеялся поклевать, что Бог послал, а там уж незаметно и простодушно ретироваться. Но тут ко мне снова подсел мой серый человек. Дело в том, что помолвленный сообщил ему, что я писатель и один из умнейших людей. Он часто восхищался моим умом, но я не расценивал это как комплимент, – во-первых, потому, что не считаю себя умным, во-вторых, потому, что по сравнению с местным населением и утюг может прослыть мудрецом… Между тем серый человек никак не мог успокоиться. Ему очень хотелось меня уличить в неумности и нахрапистом авантюризме. Он опять стал расспрашивать о моем роде занятий и о воззрениях на мир и прочую окружающую среду.

Я неохотно выдал все свои парадоксальные мысли, шокируя серого каждым новым постулатом.

– Федеральное правительство нужно упразднить, – заявил я, выплевывая косточку от маслины. – Вы знаете, я очень люблю маслины… И совершенно не люблю всякого рода правительства. Это странно, не правда ли?

– Так вы не только террорист, но и сепаратист?

От такого вывода я поперхнулся прохладительным напитком. Над нами вновь нависла вязкая туча непонимания.

– Ну, дело в том, что граф Петр Кропоткин, отец анархизма, заявлял…

– Так вы еще и анархист? – в ужасе залопотала откуда ни возьмись подсевшая к нам жена серого гражданина.

Почувствовав, что на меня завтра же донесут властям, я отставил тарелку и занудил свой обычный бредовый монолог, начав от печки, то есть от глобального потепления. Логика моих бредней заключалась в том, что бороться с глобальным изменением климата – это утопия, что ведь и на Марсе идет потепление, и это свидетельствует о том, что причины этих явлений лежат вне нашей досягаемости. Я говорил, что со временем нужно разукрупнять крупные города, что дистанционно жить, учиться и работать должен помочь человечеству Интернет, что не всем в обществе нужно работать, потому что автоматизация и компьютеризация приводят к тому, что дешевле основной массе людей платить пособия, чем пытаться создавать для них дорогостоящие и бесполезные для общества рабочие места…

– А что же будут делать бездельники? – не унимался серый.

– Их нужно воспитывать и занимать всякими искусствами…

– Утопия! От того, что мы имеем в настоящее время, к такому никогда нельзя прийти…

– Не спорю… Ну, нужно хотя бы выбрать направление…

Я еще много о чем говорил. Серый человек с супругой теперь слушали не перебивая. Их дыхание было по-прежнему неровным, но мне показалось, что теперь они не считают, что я опасный элемент, и, возможно, не пойдут доносить на меня властям, разве что потолкуют на мой счет с местным психиатром…

Поняв, какой эффект имеют мои проповеди, я снова заговорил о неврозе и своей неуравновешенности и попытался мягко смотать удочки затянувшегося разговора.

Обстановку помог разрядить к тому времени уже в доску пьяный братец помолвленного. Он дважды бросался в полном обмундировании в бассейн, делая внушительные пируэты, от чего несколько деток, ставших невольными свидетелями этой сцены, получили долгоиграющую душевную травму, и их матушки лет через десять будут удивляться – и отчего это наши повзрослевшие детки страдают водобоязнью?

Свое выступление пловец завершил третьим погружением в бассейн, на этот раз совершенным с целью извлечь со дна пластиковую черепаху. Но поскльку пьяный дядя нырнул с зажженной сигаретой, младенец, для которого, по всей видимости, и предназначался улов, очень разволновался, и когда чародей вынырнул (опять же с сигаретой в зубах) и предложил малышу трофейную черепаху, карапуз строго стукнул его по руке и убежал к маме, а черепаха осталась никчемно обсыхать у кромки вдрызг прохлорированной воды.