Загадка тринадцатой камеры - Жак Фатрелл

ЖАК ФАТРЕЛЛ

Жак Фатрелл

ЗАГАДКА ТРИНАДЦАТОЙ КАМЕРЫ

По-моему, все буквы алфавита, оставшиеся после того, как профессор Аугустус С.-Ф.-К. Ван Дузен получил свое имя, перешли в его владение за годы блестящей ученой карьеры и, будучи приобретены столь достойным образом, гордо выстроились в ряд. Он был и Ph.D., и LL.D., и F.R.S., и M.D., и M.D.S.[1]. Был он и еще кем-то там — этого уж он и сам не мог сказать наверняка — благодаря признанию его заслуг многочисленными научными и образовательными учреждениями за рубежом.

Внешность его была не менее поразительна, чем имя. Он был худ, узкоплеч и сутул, с чисто выбритым, бледным от долгих лет затворнической жизни лицом. Глаза его все время недружелюбно щурились, — сказывалась привычка человека, изучающего мелкие предметы, — словно две прозрачно-голубые льдинки сверкали из-за толстых стекол очков. Но не глаза поражали больше всего в его лице, а крупный, высокий, почти неестественной высоты и ширины лоб, увенчанный тяжелой копной густых желтых волос. Все это вместе придавало ученому странный, почти фантастический вид.

Кажется, дальние предки Ван Дузена были выходцами из Германии. Веками они славились как ученые, так что профессор с его необычайным умом был закономерным продуктом многих поколений интеллектуалов. Прежде всего он был, конечно, логиком. По крайней мере тридцать пять из пятидесяти лет своего существования он посвятил доказательству того, что два и два дают четыре, за исключением редких случаев, когда они дают пять или три. Он явно держался убеждения, что каждая вещь имеет свою причину, и способен был сосредоточить всю мыслительную силу, доставшуюся ему от предков, для разрешения стоящей перед ним задачи. Кстати замечу, что он носил шляпу восьмого размера.

Профессор Ван Дузен был известен миру как Мыслящая Машина. Этим громким именем его наградили газеты во время знаменитого шахматного турнира; тогда он доказал, что даже незнакомый с игрой человек может, с помощью неумолимой логики, выиграть у чемпиона, целую жизнь посвятившего шахматной премудрости. Мыслящая Машина! Возможно, эта фраза давала о нем понятие более полное, чем все его ученые степени и звания, ибо неделю за неделей, месяц за месяцем проводил он, уединившись, в своей тесной лаборатории, где рождались идеи, которые ошеломляли ученых и будоражили умы всего мира. Вскоре внушительная коллекция почетных аббревиатур Аугустуса С.-Ф.-К. Ван Дузена пополнилась еще одной: Мыслящая Машина, или ММ, — так называли профессора во всем мире, так будем именовать его и мы.

Гости посещали Мыслящую Машину лишь изредка; чаще всего это тоже были ученые, которые заходили к нему поспорить и, может быть, убедиться в его правоте. Двое из них, доктор Чарльз Рэнсом и Альфред Филдинг, заглянули к профессору как-то вечером, чтобы обсудить некую теорию, которую мы не будем здесь излагать.

— Это невозможно! — решительно заявил доктор Рэнсом в разгар беседы.

— Нет ничего невозможного! — не менее решительно возразил ММ. Он вообще легко раздражался. — Разум может все. Когда наука наконец-то поймет это, мы шагнем далеко вперед.

— А летательный аппарат? — спросил доктор Рэнсом.

— И это вполне возможно, — настаивал ММ. — Однажды он будет изобретен. Я бы и сам этим занялся, но у меня нет времени.

Доктор Рэнсом снисходительно рассмеялся.

— Я уже слыхал от вас нечто подобное, — сказал он, — но это чепуха. Вы говорите, что дух, или разум — господин материи? Но даже если это так, разум пока что не научился управлять материей. Есть на свете вещи, которые существуют и будут существовать и не поддаются никакому разуму, сколько ты о них ни раздумывай.

— Что, например? — спросил профессор.

Доктор Рэнсом задумался и некоторое время молча курил.

— Ну, скажем, тюремные стены, — наконец ответил он. — Никто не может освободиться из тюрьмы силой мысли. Будь это возможно, на свете не было бы заключенных.

— Но человек с помощью ума и изобретательности может сбежать из тюрьмы, а это одно и то же, — парировал ММ.

Доктор Рэнсом был слегка удивлен.

— Представим себе, — сказал он, помолчав минуту, — камеру, где содержат приговоренных к смертной казни, — людей отчаянных и обезумевших от страха, готовых воспользоваться даже самой ничтожной возможностью для побега. Представьте, что вы заперты в такой камере. Удалось бы вам бежать?

— Бесспорно! — отвечал ММ.

— Ну хорошо, — сказал мистер Филдинг, присоединяясь к беседе. —

Положим, вы могли бы разрушить стены с помощью взрывчатки. Но если вы заперты там, внутри, откуда вам ее достать?

— Ничего этого и не нужно. Если бы меня содержали совершенно так же, как и прочих приговоренных к смерти, я смог бы бежать.

— Нет, разве что войдете в камеру со всем, что нужно для побега, — возразил доктор Рэнсом.

ММ был явно раздражен, и взгляд его прозрачно-голубых глаз сделался колючим.

— Заприте меня в любую камеру, в любую тюрьму, где угодно и когда угодно, оставив только самое необходимое, — и я выйду оттуда через неделю, — решительно заявил он.

Доктор Рэнсом, заинтересованный, выпрямился в кресле. Мистер Филдинг закурил очередную сигару.

— Вы хотите сказать, что действительно смогли бы освободиться силой мысли? — с любопытством спросил доктор Рэнсом.

— Я смог бы бежать, — последовал ответ.

— Вы серьезно?

— Абсолютно серьезно.

Доктор Рэнсом и мистер Филдинг надолго замолчали.

— А согласитесь ли вы доказать это? — спросил наконец мистер Филдинг.

— Непременно! — ответил профессор Ван Дузен не без иронии в голосе. — Мне приходилось совершать куда более абсурдные поступки, чтобы доказать куда менее важные истины.

Это было сказано язвительным тоном, скрытое раздражение нарастало с обеих сторон. Конечно, затевалось безумство, но профессор Ван Дузен подтвердил, что готов подвергнуться испытанию, и решение было принято.

— Мы начнем прямо сейчас, — заявил доктор Рэнсом.

— Я бы предпочел, чтобы мы начали завтра, — возразил ММ, — потому что…

— Нет, сейчас, — решительно прервал его мистер Филдинг. — Вас арестовывают — фигурально, разумеется, — без предупреждения заключают в камеру, лишив всякой возможности общаться с внешним миром, и обращаются с вами как с любым другим преступником, приговоренным к смертной казни. Вы готовы?

— Ну что ж, значит, сейчас, — произнес ММ и встал.

— Скажем, камера смертников в Чизхолмской тюрьме.

— Камера смертников в Чизхолме.

— И что на вас будет надето?

— Только самое необходимое, — сказал ММ, — ботинки, носки, брюки и рубашка.

— Вы, конечно, позволите себя обыскать?

— Со мной должны обращаться в точности так же, как с другими заключенными, — ответил профессор.

Оставалось еще решить предварительно несколько вопросов, чтобы получить разрешение на опыт, но трое ученых были людьми влиятельными, так что все было вскоре улажено по телефону. Однако тюремное начальство пребывало в печальной растерянности: профессор Ван Дузен был самым почетным гостем, которого им когда-либо приходилось принимать под своей крышей.

Облачившись в ту одежду, которую ему предстояло носить во время своего заключения, ММ вызвал маленькую старушку, служившую ему экономкой, кухаркой и горничной в одном лице.

— Марта, — сказал он, — сейчас девять часов двадцать семь минут, и я ухожу. Ровно через неделю, в полдесятого, вот эти джентльмены и еще один или, может быть, двое будут ужинать здесь со мной. Не забудьте, что доктор Рэнсом — большой поклонник артишоков.

Три джентльмена подъехали к Чизхолму, где их уже ожидал тюремный начальник, предупрежденный обо всем по телефону. Он понял лишь, что прославленный профессор Ван Дузен должен находиться под его надзором как заключенный в течение недели (если удастся), что он не совершал преступления, но что с ним должно обращаться так же, как с остальными арестантами.

— Обыщите его, — приказал доктор Рэнсом.

Профессора обыскали. При нем не нашли ничего; карманы брюк были пусты, белая накрахмаленная рубашка была вообще без карманов. Ботинки и носки были сняты, осмотрены и вновь возвращены владельцу. Наблюдая всю эту процедуру строгого обыска и видя слабое, по-детски тщедушное тело знаменитого ученого, доктор Рэнсом почти пожалел о том, что участвует в этой затее.

— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он ММ.

— А если я откажусь, поверите ли вы, что разум может все? — задал встречный вопрос профессор.

— Нет.

— Прекрасно. Я докажу вам это.

Тон, каким были сказаны эти слова, уничтожил всякое сочувствие в душе доктора Рэнсома. Уязвленный, он решил до конца досмотреть эксперимент, который мог обернуться чувствительным ударом по самолюбию профессора.