Синдром бездны (СИ) - Владимир Бочкин

Владимир Бочкин

СИНДРОМ БЕЗДНЫ

Воздушный патруль никогда не дремлет, но патрульные обычные люди. Я работаю в дневную смену. Мы просыпаемся очень рано, почти как школьники. И тем и другим, приходится ни свет, ни заря вставать с уютных кроватей и лететь по делам. Нам на службу, а школьникам успеть в школу до часа пик. Так требуют правила безопасности. Причём половина уроков как раз посвящена теории и практике полётов.

Когда учился в школе, я часто мечтал о днях, когда смогу поспать подольше, но выбрал именно ту профессию, где требуется рано вставать. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что я был одним из лучших в школе по лётному делу. Людям вроде меня всегда найдётся работа. И моё приглашение в академию воздушного патруля — закономерность, а не случайное стечение обстоятельств. Я не возражал. В полёте вся моя жизнь. Я не мыслю своего существования без крыльев. Так что работа патрульным хранителем, как раз для меня. Целый день в воздухе, что ещё нужно для счастья!

Сын весь в меня. Тот же талант к полётам и полное нежелание просыпаться по утрам.

Вот и сегодня, сквозь сон, чувствую как встаёт жена, чтобы приготовить завтрак и разбудить младшего соню. Второе труднее и требует большего героизма. К счастью, обоих качеств у жены с избытком и я искренне сочувствую отпрыску. У него нет ни малейшего шанса. Я оказался прав. Когда, наконец, просыпаюсь достаточно, чтобы встать с кровати и отнести бренное тело в душ, сын уже сидит за столом в кухне и с видом великомученика ковыряет кашу. При моём появлении бурчит, что-то напоминающее доброе утро и ехидно спрашивает маму.

— Почему ты меня каждый день будишь, а папу нет?

На традиционный вопрос следует привычный ответ.

— Потому что папа сам просыпается, а если тебя не разбудить, ты встанешь только к полудню (забавное слово, оставшееся от людей наверху, если кто не знает). Научись просыпаться по будильнику и нет проблем.

Хмыкаю. Я действительно просыпаюсь сам, но мне это не доставляет никакого удовольствия.

— Доброе утро, солнышко (очередной анахронизм, что такое солнце мы знаем только теоретически).

Я рассеянно чмокаю жену в щёку и отправляюсь в душ.

После утренних процедур и завтрака наступает пора лететь на работу. Сын направляется в ангар.

— Сынок, давай полетим вместе?

— Нет, я уже не маленький, — передёргивает плечами продолжатель моего славного рода, досадуя, что я не понимаю столь очевидных вещей.

Нет, я не считаю его маленьким. Я чувствую гордость, когда вижу, как он ловко управляется с крыльями. И он это знает. Может, когда-нибудь он пойдёт по моим стопам и станет хранителем. Не хочу загадывать. Давить на него не собираюсь, а навыки отличного летуна пригодятся в любой профессии. Не говоря уж о льготах и прибавке к жалованью.

Я останавливаюсь перед широким панорамным окном. Оно находится в конце коридорчика, слева от входа в ангар. Я всегда задерживаюсь на несколько мгновений, чтобы полюбоваться видом, который притягивает и манит меня с детства. Зовёт немедленно надеть крылья и пуститься в полёт.

Мне рассказывали, что наверху, на Земле, бывает день, когда всё заполняется солнечным светом. Понимаю, представить трудно. У нас день — всего лишь время суток. Всё это кажется странным. Что людям делать с таким количеством света? У нас всегда царит полумрак. Чем ближе к поверхности, тем больше света, но я предпочитаю наши средние ярусы. Глазам легче, не приходится привыкать к слишком резким переходам различных оттенков сумерек во время полёта.

Учёные говорят, что наше зрение приспособилось к жизни во тьме, поэтому мы теперь в темноте видим так же легко, как люди наверху при свете. Они называют это мутацией. Умничают. В своих выдолбленных в скалах квартирах, у нас тоже есть свет. Даже очень комфортная и оборудованная пещера, всё равно остаётся пещерой, а мы не летучие мыши. Но в свободном пространстве предпочтительнее родное зрение.

Я с удовольствием смотрю на россыпь огоньков, мечущихся в пространстве. Я патрульный хранитель из воздушной гвардии и призван наблюдать за спокойствием летунов.

Жена обвивает меня сзади руками и прижимается щекой к шее.

— Нам надо сменить ковровое покрытие, да и панели на стенах устарели.

Я поворачиваюсь к жене лицом и обнимаю в ответ.

— Хорошо, займись этим сегодня, подбери по цвету, прикинь что к чему. Придётся нанимать рабочих, составлять смету. Вечером, когда вернусь, посмотрим насколько нам по карману новая отделка.

— Я хочу в спальне синие панели, помнишь я показывала, как по телевизору. А деньги, — лёгкое пожатие плеч, — можем взять кредит.

Мне не хочется углубляться в подробности предстоящего ремонта, поэтому я, вместо ответа, целую жену и направляюсь в ангар.

Сын уже нацепил крылья или, точнее вдел себя в них, и сейчас нажимает пульт дистанционного управления. Ворота из толстенного ничемнепробиваемого стекла мягко раздвигаются. Сын улыбается мне и рыбкой уходит вниз. Через мгновение крылья раскрываются, и ещё одна большекрылая птица легко и уверенно вписывается в воздушный поток, скользит вниз к рою таких же летунов.

Я уже заканчиваю впрягаться в сбрую, когда включается аппарат внутренней связи.

— Лёша, залети по дороге в магазин. У нас заканчивается стиральный порошок, а хозяйственный как раз возле вашей Базы.

— Дорогая, у меня в конце смены инструктаж. Вызови доставку на дом.

Это тоже каждодневный обычай. Таня находит повод, чтобы проявить заботу и беспокойство по поводу моей службы. А все необходимые покупки делает сама и убьёт любого, кто лишит её удовольствия летать по магазинам. Специально так завуалировано. Считает, что не следует своей заботой давить на моё самолюбие. В чём-то она права и я ценю эту деликатность. Вот и сейчас.

— Хорошо, — и после паузы, как бы между прочим. — Милый, будь поосторожнее.

— Как всегда, — настроение улучшается, словно меня согрели в объятиях. Хочется пригласить жену в ресторан, а ночью показать в какой я отличной форме. Чтобы она за меня так не волновалась, разумеется.

В пространство я выпорхнул как птичка и включился в общий поток воздушного движения.

База находится на более низком ярусе, поэтому я остаюсь во внешнем потоке, который по спирали опускается вниз против часовой стрелки. Если бы мне нужно было подняться наверх, я бы вырулил во внутренний поток, где уже по часовой стрелке мог подняться на верхние ярусы или даже на поверхность, если бы такая блажь ударила мне в голову. Такое построение не прихоть, а особенность воздушных потоков. К тому же очень упрощает движение. Если бы летали все вместе, то количество аварий возросло бы неимоверно.

Полёт действует на меня бодряще. Полёт меня окрыляет.

Я скорее по привычке, чем по необходимости оглядываю окрестности. Сейчас людей мало, я ещё не на дежурстве, и час пик начнётся примерно через час. Крылья летунов сверкают в полутьме серебристым светом, общепринятой люминесцентной краской для обычных граждан. Другие цвета имеют право носить только специальные службы. Например, медики всегда чётко выделяются ярким золотом больших крыльев. Ну а мы, по традиции сверкаем красным светом, цветом опасности и тревоги.

Наши крылья больше и грузоподъёмнее, чем обычные, не говоря уж о скорости и маневренности. Совет как-то рассматривал вопрос о праве каждого купить подобные крылья, только без нашей расцветки, разумеется. Этот проект отклонили, что к лучшему. Если у нарушителей будут такие же крылья как у нас, то мы лишимся единственного преимущества. Потому что первый удар уже даёт преступникам фору. И как прикажете их догонять? У них появится прекрасный шанс оторваться от преследования и скрыться где-нибудь в безлюдных, заброшенных пещерах. Тогда наша служба окажется совсем невыносимой. Останется отстреливать преступников на месте, а не ловить.

Впрочем, это лирика. Впереди ждёт вполне реальная работа. После планёрки патрульные разлетятся по своим секторам и начнутся обыденные проблемы и сложности, решать которые предстоит нам.

Летуны уступают пространство, иногда качают крыльями в знак приветствия. Они расступаются перед моими красными могучими крыльями. В этом нет необходимости, если только патрульный не спешит на происшествие. Но таким образом люди выказывают уважение и это правильно. Если возникнут проблемы, кто как не мы встанем между тобой и бездной, не дадим упасть. Конечно, даже обычные летуны, могут замедлить твоё падение, но это риск для их собственных крыльев. Сетью ловить тоже опасно, обычные крылья не предназначены для тяжестей. Это временная мера, пока не придёт на помощь ближайший патрульный.

Сломанные крылья это кошмар для любого человека, ведь если не подхватит хранитель — тебя ждёт верная гибель. Или расшибёт о скалы, либо будешь падать всё ниже и ниже, мимо самых последних ярусов в пустоту, где чёрная бездна поглотит тебя навсегда. Никто не знает, что там внизу, потому что ещё ни один исследователь не вернулся обратно. С тех пор, как четверть века назад, в бездну ушла и не вернулась крупная экспедиция, запрещено опускаться ниже определённой отметки нижних ярусов. Если пересечёшь черту, хранитель не будет тебя спасать, потому что это верная смерть и потому что есть служебная инструкция. Жестоко, но управление заботится о своих людях.