А путь и далек, и долог - Юрий Латыпов

Юрий Латыпов

А путь и далек, и долог (воспоминания геолога)

От автора

«Жизнь во время путешествия – это мечта в чистом виде», – сказала Агата Кристи. Мне повезло необыкновенно: путешествовать практически всю жизнь – это стало интересом и смыслом жизни. Перефразируя известную песню можно сказать: я по свету немало хаживал, жил в палатках, отелях, в зимовьях, тайге. Тяга, а может, и страсть к путешествиям зародилась во мне, наверное, еще в чреве матери, неотступно следовавшей вслед за мужем и моим отцом-пограничником по всему Приморью и значительной части Дальнего Востока. Одиннадцатилетним мальчишкой я пошел в трехдневный поход по Приамурью. В 16 лет подался на все лето в экспедицию с геологами. И пошло-поехало. Все последующие летние каникулы проходили в геологических экспедициях по бескрайним просторам Колымы, Чукотки и Якутии. В армии мне нравились длительные марш-броски и выезды на учения из Забайкалья в заволжский Кап Яр или Казахстан.

После армии я вернулся в геологию, продолжал вышагивать, ездить, плавать и летать по необъятной родине – Советскому Союзу. К завершению геологической карьеры мне удалось побывать в многочисленных экспедициях, исколесив вдоль и поперек всю эту шестую часть планеты. Началось мое путешествие с освоения ее северо-восточной оконечности на Чукотке и продолжилось до западных эстонских островов и юга Таджикистана.

Интересная работа на необыкновенной по своей красоте и богатству природе в окружении трудолюбивых, дружелюбных и любознательных людей, подчас в непростых условиях, и полученные впечатления прочно застряли в памяти на всю оставшуюся жизнь. В общей сложности я провел в поле 15 сезонов, в целом около четырех лет жизни. Мне удалось проехать на автомобиле от Байкала до Кавказа. Посетить и исследовать заполярье от крайнего северо-востока Чукотки через Колыму, Якутию и Сибирь до Игарки. Побывать в тематических экспедициях в Прибалтике, Подолии и на Кавказе.

Делиться воспоминаниями, с одной стороны, интересно, а с другой – совсем не просто. И не только потому, что нужно растрясать архивную память, восстанавливать старые записи, уточнять какие-то даты, эпизоды, но и потому, что в ходе этих поисков особенно остро чувствуешь быстротечность времени. При взгляде на старые фотографии, на потускневшие записи в дневниках, сознание обязательно возвращает тебя в прошлое. Невольно думается о том, что многое из сделанного со временем переоценивается и воспринимается совсем по-иному. Такие мысли возникли у меня раньше, когда я начал писать заметки о давних днях и моей нынешней работе во Вьетнаме. После чего появились размышления, что события прошлого объективно не существуют, а сохраняются только в записанных документах и в человеческих воспоминаниях.

Прошлое есть то, что согласуется с записями и воспоминаниями. Каждая прошлая секунда со всем тем, что в ней, было, исчезает и остается только память. И теперь, надо признаться, ворошить свое геологическое прошлое не менее приятно, чем вспоминать о вьетнамских приключениях и экзотике. Это были мое взрослеющее детство, молодость и становление в профессии (призвание) в зрелом возрасте. Я намеренно не стал особенно выделять никакие моменты в своей «геологической» жизни из массы фактов, эпизодов, встреч и дел, кроме тех, которые, по моему мнению, стали судьбоносными. Записки носят повествовательный характер о заметных и малозаметных событиях, которые в своей взаимосвязи и составляют суть нашего бытия. Остается надеяться, что главное в этом повествовании о геологии и людях, ее исследующих, с некоторыми смещениям в хронологических рамках, будут интересными и не бесполезными читателям и смогут пробудить у них лучшие воспоминания и душевные волнения об их собственных самых удачных или курьезных жизненных ситуациях.

Автор искренне признателен своей жене Марине Лободе – первому читателю и редактору рукописи. Два профильных тушевых рисунка сделаны Лёней Цветковым, остальные рисунки и фотографии – из моего архива.

Глава I

Характер и упорство

Так получается, что, благодаря природному инстинкту, осуществляется продолжение рода, при этом будущих потомков никто не спрашивает, хотят ли они появляться на белом свете и на кой ляд это им нужно. И вот, совершенно случайно встречаются Он и Она и то ли подвластные этому инстинкту, то ли лишь исполняя сексуальную прихоть, и, даже если их действия намеренно запланированы, зачинают очередное живое существо, коему это совершено неведомо. Ему через вполне определенное время при стечении благоприятных обстоятельств ничего не остается, кроме как известить своим первым криком о появлении на планете Земля. И вот эти Они, подчас не обладая никаким житейским опытом, полагают, что знают обо всем необходимом в жизни нового создания и почти уже решили, кто должен из него вырасти. А еще есть астрологи, которые могут расписать его будущую жизнь чуть ли не по часам. Деревенская бабушка, посмотрев на череп новорожденного младенца, может изречь: «Головка тыквой – генералом будет». А оно – это порождение племени человеческого – опять и еще долгое время остается как бы ни при чём.

Что будет с этим человечком, в какую личность он превратится и превратится ли вообще во что-то или кого-то?! Что приготовила ему судьба и чего добьется сам, да даже проживет ли хотя бы неделю на этом свете – не ведает никто. Нам не дано знать, что откроем, подарим мы миру даже через мгновение; и никогда мы не сможем предугадать со всей точностью и полнотой, чем ответит нам мир через то же мгновение. В целом никто, абсолютно никто не может дать гарантии, что следующее мгновение вообще наступит.

На далёкой приморской приграничной с Китаем станции немногим больше, чем за полгода до Великой Отечественной войны, в год Дракона родился пацанёнок, которому расклад звёзд предписывал долгую неординарную жизнь с преуспеванием в различных делах. Нарекли этого человечка Юрием, а фамилия его отца уходит корнями к одному из имен Аллаха – Аль-Латып. Стечение этих знаков и обстоятельств сделают жизнь рождённого отрока очень и очень непростой, но весьма интересной и богатой самыми различными и часто непредсказуемыми событиями.

Малыш-здоровяк почти двух лет отроду вдруг заболел желудочным расстройством и стал на глазах таять. Не помогали никакие лекарства, травяные и рисовые отвары. Ребёнок уже почти не плакал, слабо дышал и тихо попискивал. Мать же плакала и билась в отчаянии. Тогда отец – один из потомков страны Голубого Керулена и ее владыки Чингисхана, отчаянный кавалерист-рубака и пограничник – взял две чистые пеленки и понес своего еле дышащего сына на берег озера Ханка. Говорят, что он там что-то припевал и пришептывал на родном языке, опрыскивая свое немощное чадо ханкайской водой. В этих припеваниях изредка проскакивали русские слова «гавна», «какая шайтан», «твоя мать» с хорошим татарским акцентом. На следующий день ребенок попросил есть. Он стал стремительно поправляться и с тех пор не имеет проблем ни в еде, ни в питье – во всем том, что дает матушка Земля. Это была, по сути, единственная хворь на грани жизни и смерти, но далеко не последнее испытание в моей жизни. Вторую серьезную болезнь, когда пришлось бороться за жизнь не только мне, но и отряду спасателей ВМФ США, я самостоятельно «обеспечил» спустя почти полвека.

Полученное имя предписало мне с самого рождения быть живым и непоседливым ребенком, которому было сложно удержаться на месте и надо было все проверить и испытать. Вскоре жизнь приготовила первый сюрприз и серьёзное испытание юному пограничнику. Этому пострелу необходимо было постоянное действо и проникновение в неизведанное. В те далекие времена, к тому же в закрытых небольших гарнизонах, почти все бытовые проблемы решались собственными силами и уменьем военнослужащих. Ремонт обуви производился так же самостоятельно. Для этого практически в каждом доме имелся необходимый инструмент и дратва – просмоленная и провощённая крепкая нить. Так вот, этот неуёмный ребенок как-то добрался до хозяйства отца и очень заинтересовался этой самой липкой дратвой. Каким именно образом она оказалась туго намотанной в несколько рядов на моей шее – никто выяснять не стал. Необходимо было срочно спасать уже синеющего и еле дышащего экспериментатора… Под тугие слои дратвы на шее невозможно было подсунуть даже маникюрные ножницы… Однако «операция» прошла без последствий, и через час я уже гонял козу.

Этот крепкий и любознательный ребенок появлялся на различных участках жилой зоны заставы. Он, ничем не смущенный и не проявляющий и тени страха, мог запросто оказаться у питомника пограничных овчарок, откуда незамедлительно удалялся бдительным погранцом. В руках у него всегда был какой-нибудь предмет: колесико от сломанной игрушки, подковный гвоздик или шуруп, прядь волос из конского хвоста и, конечно же, как у большинства послевоенной ребятни, несколько гильз и пуль. Выходило так, что человечек самостоятельно формировал начальные этапы своей мужской жизни, однако эта самостоятельность не могла быть полной. Она появлялась на короткие промежутки его познавательной жизни, когда ему каким-то образом удавалось улизнуть из-под бдительного ока матери или ординарца отца, иногда присматривающего за ним.