Обитель Порока - Иван Мисюряев

Обитель Порока

Иван Мисюряев

© Иван Мисюряев, 2015

© Алина Александровна Ярченко, иллюстрации, 2015

Редактор Алина Александровна Ярченко

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть первая

Глава 1

А после прилетишь домой

И сам отыщешь свой покой…

Человек по своей натуре животное, слабое существо, часто поддающееся позывам бездуховного тела. Зачастую та небольшая частичка, что отделяет нас от животных, частичка, которая призвана стоять на страже, уничтожается прихотями тела или искривленного разума. Легкий способ доставить секундное расслабление, будь это алкоголь или другой стимулятор плоти, становится привычкой, и организм к нему прибегает ничуть не реже, чем ежесекундное моргание и набор воздуха в легкие. Только тот, кто способен бороться с соблазнами и утехами для грешного тела, может называться человеком. Титул, нужно заметить, не самый приятный, но что поделать, если материя из всех миллионов возможностей воплотиться во что-то думающее и созидающее выбрала именно такую форму существования. Мышление, без которого невозможно осознание существования, часто хитрит и вместо того, чтобы пользоваться самой главной прерогативой нашего вида – создание чего-то нового с помощью самой мысли – выполняет мелкие поручения телесных потребностей: еда, тепло, безопасность. Все это будет всегда важнее написания стихов или картин. Наш вид, поработив планету, ежедневно спешит на работу или учебу, даже не замечая разницы между жизнью и выживанием. Быт укрывает пеленой достатка наступление старости перед мозгом, поколение за поколением и так по замкнутому кругу.

Генри перестал замечать запах собственной усталости, смешенной с переизбытком алкоголя в крови. Головная боль сопроводила пятидесятилетнего разнорабочего до бутылки, стоявшей на единственном предмете мебели в обшарпанном сарае. Именно эта разъедающая мозг и душу жидкость двигала тело Генри, давно утратившего духовную составляющую своего существа. В минуты прозрения от алкогольного дурмана непутевый отец пытался понять, как он мог скатиться до такой жизни. Тесный барак приютил еще десятерых человек. В основном это были приезжие с других стран, не нашедшие счастья у себя на родине. К сожалению, в бутылке оставалось всего пару глотков, этого было не достаточно, чтобы угомонить душевную боль Генри.

Стэфан вновь почувствовал струю холодного ветра, бьющего его прямо в лицо. Короткий сон мог укрыть его от этого жесткого мира всего на пару часов. Молодой человек семнадцати лет крепко зажмурил глаза, его худощавое тело, сжимаясь, пыталось вовсе исчезнуть из этого барака, но в эти моменты отец Стэфана всегда замечал своего единственного сына, и в этот раз участь молодого человека была предрешена: помогать Генри на стройке заработать на кусок хлеба и бутылку сомнительного алкоголя.

Отец и сын практически не общались. Стэфан не видел другой жизни и с самого детства был обречен на нищету и постоянный голод. Алюминиевая чашка с крепкой заваркой согрела замерзшее тело Стэфана. Отыскав свое старое пальто, служившее этой холодной ночью соседу Стэфана одеялом, молодой парень сдернул свою собственность с сонного мексиканца и отправился на родную и в то же время ненавистную ему стройку.

Холодная пелена, укрывавшая на ночь маленькие лужицы, трескалась под тяжелыми сапогами Генри. Мужчина был полностью погружен в себя, но и в пустоте своих мыслей он искал ответ только на один вопрос, где поскорее достать выпивку. Стэфан мог нагнать отца за два быстрых шага, но он этого явно не хотел, в такие минуты холодного оцепенения молодой человек думал о возвращении в барак и целебном сне. И когда эта желанная мысль, переполняя его, заставляла ноги останавливаться, Стэфан, сжимая кулак, заставлял себя идти дальше, только так он мог прокормить себя.

Очередной мешок с цементом был доставлен на пятый этаж тонким и сухим телом Стэфана, его мраморная кожа побагровела на щеках, а пот, выступивший на лбу, выдавал четырехчасовую усталость, скопившуюся в душе молодого разнорабочего. Работы было еще много, и Генри должен был помогать своему сыну, но вместо этого он отыскал соратников по алкоголизму и отправился запивать тяжелую жизнь дешевым подобием вина. К обеду, когда ватные руки Стэфана дрожали от тяжести веса, уже перенесенного им, светлая и неожиданная мысль посетила юношу и принесла радость в потухшую и истерзанную душу: «Она должна была вернуться именно сегодня!» Радость от предвкушения встречи сменилась секундным укором: как мог забыть он о возвращении Бланш после продолжительного лечения от туберкулеза. Она была единственным человеком, который заботился о Стэфане с самого детства. После смерти матери от воспаления легких именно Бланш стала для маленького мальчика источником тепла и заботы. Генри ненавидел за это старую француженку и запрещал общаться Стэфану с ней. Пересчитав перенесенные мешки, Стэфан уверенным шагом направился домой. Спускаясь с пятого этажа, он наткнулся на прораба Дейва. Дейв окликнул отряхивавшегося от цементной пыли юношу:

– Ты куда это собрался? Там еще ровно половина мешков.

– Вот и именно, свою половину работы я выполнил, это часть за Генри.

– Мне наплевать, чьи это мешки и как вы там договаривались с ним. Уговор был простой, вас двое, сорок мешков на пятый этаж, по тридцать баксов каждому за всю работу.

– Я свое отработал и иду домой.

– Ладно. Я больше не хочу иметь с вами никаких дел. Вот твои деньги. Проваливай.

Стэфан пересчитал тридцать долларов и продолжил спускаться вниз. С каждым последующим шагом он все отчетливее представлял себе свирепость отца, когда тот узнает про их увольнение и отказ Стэфана перенести мешки Генри. Но это все было неважно, сейчас после работы молодой человек не обращал внимания на презрительные взгляды молодых девушек, идущих ему навстречу, хотя в обычный день эти взгляды его сильно задевали. Улавливая явное пренебрежение, Стэфан сильно хмурился и начинал ненавидеть весь мир за свою нищету. Грязный рабочий вид юноши совершенно не отображал внутренней красоты и желания жить.

Бланш встретила его на улице как обычно с сигаретой в руках. Стэфан увидел свою фактическую мать впервые за два года, она сильно сдала и похудела, и, несмотря на нетерпеливое ожидание этой минуты, встреча получилась довольно будничной. Подойдя к миниатюрной старушке, Стэфан быстрым движением руки выхватил сигарету из рук Бланш.

– Этим ты себе не помогаешь.

– Ты, наверное, забыл за эти долгие два года, что я забочусь о тебе, а не наоборот.

– Пообещай, что теперь ты будешь со мной всегда, – произнес Стэфан и наконец крепко обнял старушку.

Бланш ничего не ответила и лишь вновь попыталась достать сигарету. Стэфан помог Бланш подняться по гнилым ступенькам в барак и, усадив ее за стол, достал скудную пищу, которую удалось раздобыть ему за свое скромное жалование. Загоревшиеся глаза старушки говорили лучше слов, видимо, уже очень давно она не ела свежего хлеба с ветчиной.

После шести часов вечера Стэфан прислушивался к каждому скрипу, ожидая расправы от вернувшегося в ярости Генри, но его отец так и не появился и заночевал где-то у собутыльников.

Бланш тяжело кашляла всю ночь, не давая уснуть уставшим жителям сарая, Стэфан тоже не спал.

Он боялся потерять ее, а, когда она все-таки уснула, юноша подошел к ее сырому матрацу и проверил пульс. Убедившись, что она дышит, Стэфан заметил смятый листочек, лежавший около кружки пожилой дамы. Этот листок был единственной надеждой Бланш. Рецепт врача на дорогостоящие таблетки был своего рода приговором для пожилой нищей женщины. Юноша еще долго всматривался в стоимость и представлял, сколько мешков ему нужно перетаскать, чтобы купить хотя бы одну упаковку препарата. От осознания безысходности Стэфан невольно попятился назад, удаляясь от спящей в полумраке Бланш. Такая кончина дорогого Стэфану человека казалась сейчас логичной, а его судьба раскрылась перед ним во всей красе: после смерти Бланш, а потом и Генри Стэфан примет эстафету мученика и, спиваясь, будет винить весь мир за несправедливость его положения.

Стэфан тихо прошептал: «Нет, только не так, я так не хочу». Мозг принялся искать способы выхода, но выхода не было, и в самую обреченную минуту гнилая доска, скрипнувшая под ногами, обнаружила тайник в полу и в памяти Стэфана.

Когда-то давно, будучи маленьким мальчиком, Стэфан играл на полу двумя алюминиевыми вилками, а когда гонка двух воображаемых автомобилей дошла до странной доски в полу с небольшой леской, торчащей сверху, мальчик из любопытства потянул ее, и к его удивлению доска поднялась, открыв спрятанное в тайнике сокровище. Генри как раз вернулся с работы и, увидев, как главный секрет в его жизни был раскрыт, кинулся к сыну с криком: «Не трогай!». Еще долго после этого Генри вбивал в сына понимание, что чужое трогать нельзя. Стэфан не видел, что хранилось в свертке его отца, так бережно укрытого носовым платком. Изредка, пока все спали, Генри словно тень пробирался к своему тайнику и что-то туда подкладывал.