Пойман с поличным - Чарльз Диккенс

Чарльз Диккенс

ПОЙМАН С ПОЛИЧНЫМ

I

Почти всем нам доводилось наблюдать романтические истории, происходившие в действительности. В качестве директора Конторы страхования жизни мне за последние тридцать лет пришлось, вероятно, чаще других людей наблюдать романтические истории, хотя на первый взгляд моя профессия, казалось бы, и не благоприятствует этому.

Теперь я удалился от дел, живу на покое и поэтому располагаю возможностью, которой был раньше лишен, обдумывать на досуге свои наблюдения. Должен заметить, что мое прошлое теперь кажется мне более интересным, чем в те времена, когда оно было для меня настоящим. Ведь я, можно сказать, вернулся домой после спектакля, и теперь, когда занавес опустился, могу спокойно вспоминать все эпизоды драмы, — мне не мешают яркий свет, толкотня и суета театра.

Позвольте мне рассказать одну такую романтическую историю из действительной жизни.

Ничто так правильно не отражает души человека, как его лицо в сочетании с манерой держать себя. Чтение той книги, где на каждой странице, волею предвечной мудрости, запечатлены неповторимые черты характера того или иного мужчины или женщины, — трудное искусство, и его не очень усердно изучают. Пожалуй, оно требует некоторых врожденных способностей и, несомненно, требует (как и все на свете) кое-какого терпения и прилежания. Но можно утверждать с почти полной уверенностью, что мало кто изучает его терпеливо и прилежно: большинство полагает, будто все великое разнообразие человеческих характеров отражается в нескольких самых обычных выражениях лица, и не только не замечает, но и не ищет тех трудноуловимых отличительных черт, которые важнее всего, гак что, если вы, например, с большой затратой времени и внимания учитесь чтению нот или греческих, латинских, французских, итальянских, древнееврейских книг, то вы даже не пытаетесь что-нибудь прочесть на лице учителя или учительницы, которые обучают вас этому, заглядывая через ваше плечо в тетрадь или книгу. Быть может, это объясняется известной самоуверенностью: вы считаете, что вам ни к чему изучать выражения человеческих лиц, ибо вы их достаточно хорошо знаете от природы, а следовательно, не ошибетесь.

Я, со своей стороны, признаюсь, что ошибался бесчисленное множество раз. Я ошибался в знакомых и (само собой разумеется) ошибался в друзьях, — гораздо чаще в друзьях, чем в других людях. Как же получилось, что я мог так обманываться? Разве я совсем неправильно читал в их лицах?

Нет. Верьте мне, мое первое впечатление от этих людей, внушенное мне их лицами и манерой держать себя, неизменно оказывалось правильным. Ошибка моя была в том, что я позволял этим людям сближаться со мной и самим говорить о себе.

II

Перегородка, отделявшая мой личный кабинет от нашей конторы в Сити, была из толстого зеркального стекла. Через нее я мог видеть все, что происходило в конторе, но не слышал ни единого слова. Этой перегородкой я распорядился заменить стену, стоявшую здесь много лет — с тех пор, как построили дом. Не важно, потому ли я сделал эту замену, что хотел получать первое впечатление о приходивших к нам по делу незнакомцах, только глядя на их лица, но отнюдь не позволяя этим людям влиять на меня своими речами, или еще почему-нибудь; достаточно сказать, что я пользовался стеклянной перегородкой для этой именно цели и что любая контора страхования жизни всегда находится под угрозой мошенничества со стороны самых ловких и жестоких негодяев. Через эту-то стеклянную перегородку я впервые и увидел человека, историю которого хочу рассказать.

Я не видел, как он вошел, видел только, что, положив на широкий прилавок шляпу и зонт, он перегнулся через этот прилавок, чтобы взять какие-то бумаги у клерка. Посетитель был человек лет сорока, черноволосый, весьма изысканно одетый, весь в черном — он был в трауре, — а его вежливо протянутую руку облегала черная лайковая перчатка. Волосы его, тщательно причесанные и напомаженные, были разделены прямым пробором, и незнакомец, наклонившись, обратил этот пробор к клерку с таким видом (казалось мне), словно хотел сказать: «Будьте добры, друг мой, принимайте меня за того, кем я хочу казаться. Следуйте прямо сюда, по песчаной дорожке; по траве не ходите — вторжений я не терплю».

Как только я увидел этого человека, я почувствовал к нему сильнейшую антипатию.

Он попросил несколько наших печатных бланков, и клерк, вручая ему бланки, стал давать объяснения. Признательная и любезная улыбка сияла на лице посетителя, а глаза его весело смотрели в глаза клерка. (Я слышал, сколько чепухи говорят о том, что скверные люди будто бы не могут прямо смотреть в лицо собеседнику. Не верьте этому предвзятому мнению. Нечестный человек всегда способен выдержать взгляд честного, если только этим можно что-нибудь выиграть.)

Я заметил, что он уголком глаза увидел, как я смотрю на него. Он сейчас же обратил свой пробор к стеклянной перегородке, как бы говоря мне с милой улыбкой: «Прямо сюда, будьте добры. Сойдите с травы!»

Немного погодя он надел шляпу, взял зонт и ушел.

Я вызвал клерка к себе в кабинет и спросил:

— Кто это приходил?

Клерк держал в руках визитную карточку посетителя.

— Мистер Юлиус Слинктон, проживающий в Мидл-Тэмпле[1].

— Он адвокат, мистер Адамc?

— Думаю, что нет, сэр.

— Мне показалось было, что он священник, но на карточке не написано «его преподобие», — сказал я.

— Судя по его наружности, сэр, — сказал мистер Адаме, — он готовится к посвящению в духовный сан.

Следует отметить, что посетитель носил изящный белый галстук и манишка у него была тоже очень изящная.

— Зачем он приходил, мистер Адаме?

— Только взять бланк для заявления, сэр, и бланк для поручительства.

— Ему кто-нибудь посоветовал обратиться к нам? Он сказал кто?

— Да, сэр, он объяснил, что пришел по совету одного из ваших друзей. Он видел вас, но сказал, что, не имея удовольствия быть с вами знакомым, не станет вас беспокоить.

— А он знает, как меня зовут?

— Да, сэр! Он сказал: «Я вижу, там сидит мистер Сэмсон!»

— Он, должно быть, выражается очень изысканно?

— Чрезвычайно изысканно, сэр.

— Манеры у него, должно быть, вкрадчивые?

— Совершенно верно, сэр, очень вкрадчивые.

— Так! — сказал я. — Мне пока больше ничего не нужно, мистер Адамc.

Спустя две недели я пришел на званый обед к одному своему другу, купцу, человеку со вкусом, собирателю картин и книг, и первый, кого я увидел среди гостей, был мистер Юлиус Слинктон. Он стоял перед камином, обратив к присутствующим свое честное, открытое лицо и глядя на них ласковыми большими глазами, но тем не менее (казалось мне) требуя, чтобы все подходили к нему по расчищенной и указанной им дорожке — никак не иначе.

Я услышал, как он попросил моего друга представить его мистеру Сэмсону, и мой друг познакомил нас. Мистер Слинктон был очень счастлив встретиться со мной. Не чрезмерно счастлив — он не перебарщивал; он был счастлив, как прекрасно воспитанный, вполне светский человек.

— Я думал, что вы уже знакомы, — заметил наш хозяин.

— Нет, — сказал мистер Слинктон. — Я, правда, заходил в контору мистера Сэмсона по вашему совету, но я просто не считал себя вправе беспокоить самого мистера Сэмсона по таким пустякам, с которыми мог справиться любой клерк.

Я заметил, что охотно оказал бы ему всяческое содействие, если бы знал, что его рекомендовал мой друг.

— Я в этом уверен, — отозвался он, — и очень вам признателен. В другой раз я, быть может, буду менее щепетильным. Но, конечно, только в том случае, если приду по более важному делу, — ведь я знаю, мистер Сэмсон, как драгоценно время делового человека и как много на свете навязчивых людей.

Я ответил на эти учтивые слова легким поклоном.

— Вы собирались застраховать свою жизнь? — спросил я.

— Нет, что вы! Я, к сожалению, вовсе не такой предусмотрительный человек, каким вы любезно считаете меня, мистер Сэмсон. Просто я наводил справки для одного своего приятеля. Но вы знаете, что такое приятели в подобных делах! Быть может, из всего этого ничего и не выйдет. Я очень не люблю беспокоить деловых людей справками для моих приятелей: ведь тысяча шансов против одного, что приятели так и не воспользуются этими справками. Люди так непостоянны, себялюбивы, беспечны! Не правда ли, мистер Сэмсон, вы каждый день убеждаетесь в этом по ходу своей работы?

Я хотел было ответить обстоятельно, но он обратил ко мне свой ровный белый пробор, как бы говоря: «Прямо сюда, прошу вас!» — и я ответил:

— Да.

— Я слышал, мистер Сэмсон, — заговорил он снова (потому что обед, против обыкновения, запаздывал, — повар у нашего хозяина был новый), — будто недавно вы и ваши собратья понесли большую потерю.

— В денежном отношении? — спросил я. Посмеиваясь над тем, что при слове «потеря» я так быстро вспомнил о деньгах, он сказал: