Приключение в воздушном море - Джек Лондон

Джек Лондон

Приключение в воздушном море

Из сборника «Для храбрости»

Я отставной капитан воздушных морей. Иными словами, когда я был помоложе (а с тех пор прошло не так уж много лет), я был аэронавтом и плавал в воздушном океане, какой окружает нас и протекает над нашими головами. Конечно, это опасная профессия, и, разумеется, я пережил немало страшных приключений, и вот о самом жутком или, во всяком случае, самом мучительном я собираюсь сейчас рассказать.

Случилось это еще до того, как я стал работать с баллонами, наполнявшимися водородом, с двойной оболочкой из блестящего шелка с подшивкой, — баллонами, приспособленными для путешествия в несколько дней, а не часов. В те дни я поднимался на воздушном шаре «Маленький Нассау», названном так в память «Великого Нассау», который был у меня много лет назад. Шар был приличных размеров, наполнявшийся нагретым воздухом, с одной оболочкой. Он держался в воздухе около часу и мог подняться на высоту одной мили или больше. Это вполне отвечало моим целям, так как в те дни я занимался прыжками на парашютах с высоты полумили в увеселительных парках и на деревенских ярмарках. Я жил в Окленде, калифорнийском городе, заключив на лето контракт с городской железнодорожной компанией. Этой компании принадлежал большой загородный парк, и в их интересах было устроить там приманки для привлечения горожан, отправлявшихся подышать свежим воздухом. По контракту я должен был подниматься два раза в неделю, и мой номер служил главной приманкой; в дни полетов парк бывал набит битком.

Для того чтобы вам стали понятны дальнейшие события, я должен объяснить устройство шара, наполненного нагретым воздухом и употреблявшегося для прыжков с парашютом. Если когда-нибудь вам приходилось наблюдать такие прыжки, вы вспомните, что сейчас же после того, как парашют отрезан, шар переворачивается вверх дном, освобождается от дыма и нагретого воздуха, сплющивается и падает вниз, прямо на лежащий на земле парашют. Таким образом, не приходится покрывать мили в погоне за брошенным шаром — вы экономите время и избавляетесь от хлопот. Это достигается грузом, который привешивается на конце длинной веревки к верхушке шара. Аэронавт со своим парашютом и трапецией висит у дна шара и удерживает его в равновесии, так как перевешивает тяжесть груза. Когда же он прыгает, груз, привязанный к верхушке, немедленно тащит верхушку вниз, а дно, с открывшимся отверстием, поднимается вверх и извергает нагретый воздух. Для этой цели на «Маленьком Нассау» грузом служил мешок с песком.

В тот день, о каком я говорю, в парке собралось на редкость много народу, и полиции, удерживавшей напор людей, много пришлось поработать. Мужчины, женщины и дети протискивались вперед, толкались и напирали на веревки, служившие оградой. Выйдя из уборной, я заметил двух девочек лет четырнадцати и шестнадцати по ту сторону веревки, а внутри веревочного ограждения стоял мальчуган лет восьми или девяти. Они держали его за руки, а он, смеясь, отчаянно боролся, стараясь вырваться. Тогда я не обратил на это внимания — просто детская игра; и только в свете последующих событий эта сцена отчетливо мне вспомнилась.

— Прогони их отсюда, Джордж! — крикнул я своему помощнику. — Еще что-нибудь случится…

— Хорошо, — ответил он. — Все будет сделано, Чарли.

Джордж Геппи постоянно помогал мне при полетах; это был человек хладнокровный, рассудительный и заслуживающий полного доверия, и я привык слепо отдавать в его руки свою жизнь. В его обязанности входило следить за надуванием шара и за полной исправностью парашюта.

«Маленький Нассау» был уже наполнен воздухом и тянулся вверх, натягивая канаты. Парашют лежал на земле рядом с трапецией. Я бросил в сторону пальто, занял свое место и дал сигнал отпускать канаты. Как известно, первый толчок, отрывающий шар от земли, всегда бывает внезапным, а на этот раз шар, подхваченный ветром, резко накренился набок и выпрямлялся дольше обыкновенного. Я смотрел вниз, на хорошо знакомую картину, уплывавшую от меня. Я видел тысячи людей; все молчаливо глядели вверх. И это молчание удивило меня: казалось, прошло уже достаточно времени, чтобы они успели перевести дух и разразиться, по обыкновению, громом аплодисментов. Но сейчас не слышно было ни рукоплесканий, ни свистков, ни ободряющих возгласов — толпа молчала. И ясно и отчетливо, как звон колокола, без малейшей дрожи и трепета, донесся до меня голос Джорджа, кричавшего в рупор:

— Спустись с ним, Чарли! Спустись с шаром!

Что случилось? Я махнул рукой в знак того, что расслышал его слова, и стал размышлять. Может быть, что-нибудь неладное случилось с парашютом? Зачем мне спускаться с шаром, вместо того чтобы сделать прыжок, которого ждут тысячи людей? В чем дело? И пока я недоумевал, на меня свалилась еще одна неожиданность. Земля была внизу, на расстоянии тысячи футов, и однако я услыхал тихий плач ребенка, по-видимому хныкавшего совсем неподалеку от меня. И хотя «Маленький Нассау», как ракета, несся к небу, плач ничуть не ослабевал. Признаюсь, я совсем потерял голову, как вдруг, невольно взглянув туда, откуда доносился плач, я увидел над своей головой мальчика, сидевшего верхом на мешке с песком — на том самом мешке, какой должен был опустить «Маленького Нассау» на землю.

Это был тот самый мальчуган, который боролся с двумя девочками — его сестрами, как я впоследствии узнал.

Теперь он был тут, верхом на мешке, и крепко вцепился в веревку. Ветер слегка наклонил шар, и мальчик откачнулся вместе с шаром на десять-двенадцать футов в сторону, а затем с силой ударился в плотную оболочку аэростата; даже я, находившийся на тридцать пять футов ниже, почувствовал сотрясение. Я думал, что он от удара разжал руки, но он все еще держался и хныкал. После мне рассказали: в тот самый момент, когда отпускали канаты, мальчуган вырвался из рук сестер, подлез под веревку и преспокойно вскочил на мешок с песком. Мне всегда казалось чудом, что его не сбросило при первом толчке.

Я поглядел на него и почувствовал себя совсем скверно. Тут я понял, почему шар выпрямлялся дольше обыкновенного и почему Джордж крикнул мне, чтобы я спускался с шаром. Спустись я на парашюте, шар сейчас же перевернулся бы вверх дном, выпустил воздух и стремительно упал вниз. Единственная надежда заключалась в том, что я спущусь на нем, а мальчуган сумеет удержаться. У меня не было никакой возможности до него добраться. Ни один человек не смог бы влезть по легкому закрытому парашюту, а если бы даже ему и удалось добраться до отверстия шара — что делать дальше? Вверху, на расстоянии пятнадцати футов, мальчик раскачивался на своем неустойчивом насесте, и эти пятнадцать футов были непреодолимы.