Свадьба Кречинского (сборник) - Александр Сухово-Кобылин

Александр Васильевич Сухово-Кобылин

Свадьба Кречинского. Пьесы

Свадьба Кречинского

Петр Константиныч Муромский – зажиточный ярославский помещик, деревенский житель, человек лет под шестьдесят.

Лидочка – его дочь.

Анна Антоновна Атуева – ее тетка, пожилая женщина.

Владимир Дмитрич Нелькин – помещик, близкий сосед Муромских, молодой человек, служивший в военной службе. Носит усы.

Михаил Васильич Кречинский – видный мужчина, правильная и недюжинная физиономия, густые бакенбарды; усов не носит; лет под сорок.

Иван Антоныч Расплюев – маленький, но плотненький человечек; лет под пятьдесят.

Никанор Савич Бек – ростовщик.

Щебнев – купец.

Федор – камердинер Кречинского.

Тишка – швейцар в доме Муромских.

Полицейский чиновник.

Слуги.

Действие происходит в Москве.

Утро. Гостиная в доме Муромских. Прямо против зрителя большая дверь на парадную лестницу; направо дверь в покои Муромского, налево – в покои Атуевой и Лидочки. На столе, у дивана, накрыт чай.

Атуева (выходит из левой двери, осматривает комнату и отворяет дверь на парадную лестницу). Тишка! эй, Тишка!

Тишка (за кулисами). Сейчас-с. (Входит в ливрее, с широкой желтой перевязью, нечесаный и несколько выпивши.) [1]

Атуева (долго на него смотрит). Какая рожа!..

Молчание.

Отчего головы не чесал?

Тишка. Никак-с нет, Анна Антоновна, я чесал.

Атуева. И рожи не мыл?..

Тишка. Никак нет, мыл; как есть мыл. Как изволили приказать, чтоб мыть, так завсегда и мою.

Атуева. Колокольчик немец принес?

Тишка. Принес, сударыня; он его принес.

Атуева. Подай сюда да принеси лестницу.

Тишка несет колокольчик и лестницу.

Ну, теперь слушай. Да ведь ты глуп: ты ничего не поймешь.

Тишка. Помилуйте, сударыня, отчего же не понять? Я милости вашей все понимаю.

Атуева. Коли приедет дама, ты звони два раза.

Тишка. Слушаю-с.

Атуева. Коли господин, ударь один раз.

Тишка. Слушаю-с.

Атуева. Коли так, какая-нибудь дама или женщина – не звонить.

Тишка. Можно-с.

Атуева. Коли магазинщик или купец какой, тоже не звонить.

Тишка. И это, Анна Антоновна, можно.

Атуева. Понял?

Тишка. Я понял, сударыня, я оченно понял… А докладывать ходить уж не прикажете?

Атуева. Как не докладывать? непременно докладывать.

Тишка. Так перво прикажете звон сделать, а потом уж доложить?

Атуева. Этакий дурак! Вот дурак-то! Ну как же можно, глупая рожа, чтобы сперва звонить, а потом доложить!

Тишка. Слушаю-с.

Атуева. Ну, лезь прибивай.

Тишка с молотком и колокольчиком

лезет по лестнице.

Стой… так!

Тишка (наставив гвоздь с колокольчиком). Так-с?

Атуева. Повыше.

Тишка (подымаясь еще). Так-с?

Атуева. Повыше, тебе говорю.

Тишка (вздергивает руку кверху). Так-с?

Атуева (торопливо). Стой, стой… куда?.. ниже!

Тишка (опускает руку вниз). Так-с?

Атуева (начинает сердиться). Теперь выше! Ниже!! Выше!!! Ниже!! Ах ты, боже мой! А, да что ты, дурак, русского языка не понимаешь?..

Тишка. Помилуйте, как не понимать!.. Я понимаю-с, я оченно, сударыня, понимаю.

Атуева (нетерпеливо). Что́ ты там болтаешь?..

Тишка (снимает колокольчик вовсе с места и поворачивается к Атуевой). Я, сударыня, на тот счет, как вы изволите говорить, что я не понимаю, то я, сударыня, очень, очень понимаю.

Атуева. Что́ ж, ты прибьешь или нет?

Тишка. Как, матушка, приказать изволите.

Атуева (теряет терпение). Аааа-ах ты, боже мой!.. Да тут никакого терпенья не хватит! ты пьян!!!

Тишка. Помилосердуйте. Я только, сударыня, о том докладываю, что вы изволите говорить, что я не понимаю, а я оченно, сударыня, милости вашей понимаю.

Атуева (складывая крестом руки). А! ты, разбойник, со мною шутку шутишь, что ли?.. Что ж, ты нарочно туда влез разговоры вести? Прибивай!..

Тишка. Где милости вашей…

Атуева (выходит совершенно из себя и топает ногою). Прибивай, разбойник, куда хочешь прибивай… ну постой, постой, пьяная бутылка, дай мне срок: это тебе даром не пройдет.

Тишка (немедленно наставляет гвоздь в первое попавшееся место и колотит его со всей мочи). Я понимаю… я оченно… Матушка… барын… ту, ту, ту… ууух!!! (Свертывается с лестницы; она падает .)

Шум. Вбегают слуги.

Атуева (кричит). Боже мой!.. Батюшки!.. Он себе шею сломит.

Тишка (очутившийся на ногах, улыбается). Никак нет-с, помилуйте.

Слуги подставляют лестницу

и устраивают колокольчик.

Те же и Муромский, в халате, с трубкою, показывается из двери направо.

Муромский. Что это? что вы делаете?

Атуева. Ничего не делаем. Вот Тишка опять пьян.

Муромский. Пьян?

Атуева. Да! Воля ваша, Петр Константиныч: ведь он с кругу спился.

Тишка. Помилуйте, батюшка Петр Константиныч! Изволят говорить: пьян. Чем я пьян? Когда б я был пьян, где б мне с этакой махинницы свалиться да вот на ноги стать?.. Стал, сударь, гвоздь вгонять, обмахнулся, меня эдаким манером и вернуло.

Муромский (смотрит на него и качает головою). Вернуло, тебя вернуло?.. Пошел, болван, в свое место.

Тишка выходит с крайнею осторожностию;

слуги выносят лестницу.

Муромский и Атуева.

Муромский (смотря вслед уходящему Тишке). Разумеется, пьян… Да что тут за возня у вас?

Атуева. Колокольчик навешивали.

Муромский (с беспокойством). Еще колокольчик? Где? что такое?.. (Увидев навешенный колокольчик .) Что́ это? здесь? в гостиной!..

Атуева. Да.

Муромский. Да что́ ж, здесь в набат бить?..

Атуева. Нынче везде так.

Муромский. Да помилуйте, ведь это глупость! ведь это черт знает что такое!.. А, да что и говорить!.. (Ходит.) Тут человеческого смысла нет… Ведь это всякий раз себе язык прикусишь!..

Атуева. И, полноте, батюшка, пустяки выдумывать! Отчего же тут язык прикусить?.. Пожалуйста, уж оставьте меня: я лучше вас знаю, как дом поставить.

Молчание. Муромский ходит по комнате.

Атуева пьет чай.

Петр Константиныч! Надо будет вечеринку дать.

Муромский (остановясь против Атуевой). Вечеринку? какую вечеринку? О какой вы вечеринке говорите?

Атуева. Обыкновенно о какой. Будто не знаете! ну балик, что ли… вот как намедни было.

Муромский. Да ведь вы мне говорили, что вот последняя будет, уж больше не будет.

Атуева. Нельзя, Петр Константиныч, совсем нельзя: приличия, свет того требуют.

Муромский. Хорош ваш сахар – свет требует!.. Да, как же, провались он в преисподнюю… требует!.. у кого? у меня, что ли, требует?.. Полно вам, сударыня, егозить! Что вы это как умом рехнулись?

Атуева. Я умом рехнулась?..

Муромский. Да! Вытащили меня в Москву, пошли затеи, балы да балы, денежная трата всякая, знакомство… суетня, стукотня!.. Дом мой поставили вверх дном; моего казачка Петрушку – мальчик хороший был – сорокой одели. Вот этого дурака Тишку, башмачника, произвели в швейцары, надели на него епанчу какую-то; вот (указывает на колокольчик) колоколов навесили, звон такой идет по всему дому!..

Атуева. Разумеется, звон. Я вам говорю, сударь: у всех людей так…

Муромский. Матушка! ведь у людей дури много – всего не переймете!.. Ну что вы тут наставили! (показывает на вазу с карточками) какую кружку? какое благо собираете?

Атуева. Это?.. Визитные карточки.

Муромский (покачав головою). Поголовный список тараторок, болтунов…

Атуева. Визитные-то карточки?

Муромский. Праздношатаек, подбродяг всесветных, людей, которые, как бухарцы какие, слоняются день-деньской из дому в дом и таскают сор всякий, да не на сапогах, а на языке.

Атуева. Это светские люди?

Муромский. Да!

Атуева. Ха, ха, ха! и смех и горе!..

Муромский. Нет! горе.

Атуева. Ну что вы, Петр Константиныч, судите да рядите: ведь вы свету не знаете?

Муромский. И знать его не хочу!

Атуева. Ведь вы век целый торчали у себя в Стрешневе.

Муромский. Торчал, сударыня, торчал. Не вам жаловаться; на мое торчанье балики-то даете.

Атуева. Это, сударь, ваш долг.

Муромский. Балы-то давать?

Атуева. Ваша обязанность.

Муромский. Балы-то давать?!!

Атуева. У вас дочь невеста!

Муромский. Сзывать людей. (Машет руками .) Сюда! Сюда!.. И они же, благодетели, наедут, объедят, обопьют да нас же на смех подымут!..

Атуева. Так с мужиками толковать лучше?

Муромский. Лучше. Когда с мужиком толкуешь, так или мне польза, или ему, а иное дело – обоим. А от вашего звону кому польза?

Атуева. Нельзя же все для пользы жить.

Муромский. Нельзя?.. Надо!

Атуева. Мы не нищие.

Муромский. Так будем нищие… (Махнув рукой .) Да что с вами говорить!