Вечные темы - Олег Корабельников

Корабельников Олег

Вечные темы

Олег Корабельников

Вечные темы

Повесть в рассказах

Сначала я навещал его по долгу участкового врача, потом придумывал причины, чтобы постучаться в дверь на первом этаже старого дома, а впоследствии заходил в любое время уже не как доктор, а как собеседник и чуть ли не близкий друг.

До этого я не встречал людей, с которыми можно было говорить часами о самых разных вещах, и беседы эти не наскучивали, не утомляли, а наоборот, будили новые мысли, будоражили воображение и заставляли лихорадочно листать умные книги, чтобы разыскать достойный довод в нашем очередном споре.

Это были хорошие времена. Мы беседовали в его спальне, он лежал на кровати, вытянув поверх одеяла худые руки с длинными красивыми пальцами, я сидел в кресле, на столике дымился чай, за вечер я выпивал чашек пять, ему же позволял только одну. Это была моя маленькая шуточная месть за проигранные споры, потому что на каждый мой аргумент он приводил два более веских, и мне не помогали ни изощренные софизмы, ни с трудом выисканные цитаты из авторитетных источников.

Звали его Геннадием Николаевичем, фамилия была Шубин, всю жизнь он проработал учителем истории, прошел войну, а на седьмом десятке грянула большая беда. После кровоизлияния в мозг отнялись ноги и левая рука, только правая могла еще двигаться, но уже не так, как раньше. Он стойко переносил несчастье, и я ни разу не слышал ни одной жалобы, да и семья у него была замечательная. Жена с любовью ухаживала за ним, сын смастерил пюпитр над кроватью, Геннадий Николаевич мог читать, писать и пользовался этим в пол ной мере. Что именно он писал, я узнал уже после его смерти.

Жена Шубина пришла ко мне и принесла тонкую папку, на которой было написано мое имя.

"Геннадий Николаевич никому не показывал свои рассказы, - сказала она, - да и сочинять он начал во время болезни, перед смертью просил передать это вам. Он сказал, что вы лучше всех поймете, для чего они написаны".

Я развязал папку, прочитал рассказы, и в моей памяти сразу же ожили наши бесконечные беседы. Это были не просто рассказы, а поиски и доказательства новых решений вечных проблем, стоящих перед человеком: здоровье и болезнь, жизнь и смерть, свобода и рабство.

Именно на эти темы мы беседовали с ним, и неудивительно, что сюжеты рассказов показались мне знакомыми, хотя и были не совсем обычными. Я плохо разбираюсь в литературе, в конце концов, я обыкновенный участковый врач и не берусь судить о достоинствах и недостатках рассказов Шубина, но считаю своим долгом снабдить их своими комментариями, ибо я был свидетелем и, если хотите, соавтором их.

Я хорошо помню тот давний разговор с Геннадием Николаевичем о современной медицине. Безнадежно больной, он напряженно думал о новых путях лечения неизлечимых болезней. И не беда, что он был дилетантом, собственный опыт заставлял смотреть на обычные вещи другими глазами. Я представляю, например, как писался первый маленький рассказ о мальчике, разбитом параличом. Ведь сам Геннадий Николаевич мог в полной мере ощутить себя на месте своего героя.

"Современная медицина в поиске, - сказал он тогда, - но вы изучаете отдельные кирпичи, а стены не видите". - "Вы не правы, - горячился я. - Мы уже многое знаем и умеем и скоро не останется ни одной непобежденной болезни. И я убежден, что ваш недуг будет излечим". - "Возможно, усмехнулся он, - но не подумайте, что я сетую на личную судьбу. Как я понимаю, у меня перегорели центры, управляющие движением рук и ног. Как же вы представляете себе способ излечения? Ведь человек не машина, детали не заменишь. И много ли вы знаете о работе человеческого мозга?" "Регенерация, - уверенно говорил я, - введение лекарств, стимулирующих регенерацию поврежденных нейронов". - "Даже дети знают, что нервные клетки не восстанавливаются", - улыбался он. "А мы научимся! - самонадеянно изрекал я, развивая свою мысль. - Проникновение в мозг, точное нахождение поврежденного центра, вживление электродов, стимуляция. Мозг гибок, мы сумеем развивать взаимозаменяемость различных его областей". - "К сожалению, хирургия - это вынужденная тактика, - говорил Шубин. - Думаю, что любой врач предпочтет обойтись без ножа, а больной и тем более. Сама операция наносит тяжелую травму. А наркоз? А возможные осложнения?" "Пока у нас нет другого выхода, - смело отвечал я за всю медицину, - но он будет, непременно будет". - "Я не ретроград, - говорил Геннадий Николаевич, - я тоже верю в прогресс науки, просто мне кажется, что необходима коренная ломка традиционного мышления в медицине. Не анализ отдельных частей, а синтез противоположностей. И согласитесь, что ваши предположения о медицине будущего лишь развивают существующие тенденции, но никак не выходят на новые рубежи. Вы не пытаетесь взглянуть на проблему со стороны, для этого вы слишком врач". - "Что же вы предлагаете? язвительно спрашивал я, - чудесное исцеление? Оперативное вмешательство без нарушения здоровых тканей? Но как? Все это совершенно не научно". "Как знать, - отвечал Шубин, - быть может, то, что мы сейчас считаем лженаукой, в будущем будет таким же естественным, как кибернетика и операция на открытом сердце сегодня".

Собственно говоря, два первых рассказа и посвящены этому нашему спору. Идеи, высказанные Шубиным, наверное, не новы, он пытался развить свои мысли, раскрасить их подробностями и деталями, и кто знает, покажутся ли они такими уж фантастичными через пару десятков лет...

ЛЕНИВЫЙ ЧУДОТВОРЕЦ

Он пришел вместе с дождем. Когда хлынули первые струи, туго сплетенные в прозрачные жгутики, и первая молния отразилась на беленом потолке, одновременно с раскатом грома, словно джинн из бутылки, явился он и встал в проеме двери. Встал и стоял, как портрет в раме из темного дерева. Со своей кровати Слава видел только силуэт, большой и малоподвижный, заслонивший собой свет.

- Ну, что стоишь? - спросил Слава. - Проходи, а то промокнешь.

Человек шевельнулся, переступил порог и, пройдя несколько шагов в глубь веранды, уселся прямо на полу, скрестив ноги по-турецки. Из одежды на нем было что-то вроде набедренной повязки, но Слава не слишком удивился такому виду. Поселок дачный, и мало ли как ходят дачники в жаркие дни. Этого человека Слава раньше не видел, лицо оставалось в тени, и неподвижность его и странная поза не располагали к радушному приему.

- Садись на стул, - предложил Слава. - Все равно ты на турка не похож. Турков курносых не бывает.

Человек и в самом деле был курносым, приземистым, мускулистым и вдобавок с бритой головой, на которой явственно пробивалась рыжая щетина.

- Дождь на улице? - спросил Слава, хотя и так ясно было, что дождь. Ты к соседям пришел или к маме? Она скоро придет.