Я — дверной проем - Стивен Кинг

Стивен Кинг

Я — дверной проем

Ричард и я сидели на веранде моего небольшого домика на берегу моря и молчаливо наблюдали за прибоем. Дым от наших сигар был густым и душистым, что в некоторой степени спасало нас от роящихся кругом комаров, не подпуская их ближе определенного расстояния. Вода была прохладного голубовато-зеленоватого цвета, а небо — бездонным и сочно-синим. Очень красивое сочетание.

— Так значит, «дверной проем»… — задумчиво повторил Ричард. — Откуда у тебя такая уверенность в том, что мальчика убил именно ты? Может, тебе это, все-таки, просто приснилось?

— Да не приснилось мне это! Но и убил его не я — я же говорил тебе уже! Убили его они! Я был только дверным проемом…

Ричард вздохнул.

— Ты похоронил его?

— Да.

— Помнишь, где?

— Конечно, — мрачно ответил я, доставая из нагрудного кармана сигарету. Кисти рук, из-за наложенных на них повязок, были очень неуклюжими и, к тому же, отвратительно зудели. — Если хочешь посмотреть на это место, то лучше поехать туда на твоем багги. На этом, — я кивнул на кресло-каталку, — ты не дотолкаешь меня туда по песку.

Для езды по глубокому зыбкому песку у Ричарда была специально приспособленная для этого машина выпуска, кажется, 1959 года и совершенно непонятного происхождения — Ричард своими усовершенствованиями и нововведениями изменил ее внешний вид до неузнаваемости: он поснимал с нее крылья, крышу и чуть-ли не все, что только можно было снять, а вместо обычных колес приспособил огромные дутые шины — специально предназначенные для езды по любому песку. На этом чуде техники он разъезжал вдоль береговой черты и собирал принесенные прибоем доски, ветви и прочий деревянный хлам, из которого делал потом очень красивые и совершенно фантастические скульптуры. Скульптуры эти он продавал потом по дешевке, за чисто-символическую плату, зимним туристам. Вообще, Ричард был моим другом и появился здесь, в Ки-Кэрэлайн, лет пять назад, выйдя в отставку и переехав сюда из Мэрилэнда.

Задумчиво глядя на прибой, он выпустил густой клуб сигарного дыма.

— Мне не все понятно. Расскажи-ка мне еще раз обо всем с самого начала.

Я вздохнул и попытался прикурить свою сигарету. Ричард взял коробок из моих неуклюжих рук и зажег спичку сам. Прикурив, я сделал две глубоких затяжки и попытался сосредоточиться. Зуд в пальцах стал уже совсем невыносимым.

— Ну хорошо, — начал я. — Прошлым вечером, часов в семь, я сидел, точно так же, как сейчас, здесь на веранде, любовался прибоем и курил…

— Не с этого места, раньше, — мягко перебил меня Ричард.

— Раньше?

— Расскажи мне о полете.

— Ричард, я же рассказывал тебе о нем уже много-много раз! — устало затряс я головой.

Напряженно вслушиваясь в каждое мое слово, Ричард морщил лоб и был похож на какую-нибудь из своих необычных скульптур.

— Да, рассказывал. Но, может быть, ты не все вспомнил тогда, что-то упустил. А сейчас, может быть, вспомнишь — попытайся. Мне кажется, сейчас у тебя может что-нибудь получиться.

— Ты так думаешь?

— Ну а почему бы нет? А потом, когда ты закончишь, мы можем поехать поискать могилу.

— Могилу… — машинально повторил я. В моем воображении возникло огромное, пустотелое и ужасно-черное кольцо. Ничто не могло сравниться с ним в черноте… Такой непередаваемо-ужасной тьмы не видел я даже тогда, когда мы с Кори, пять лет назад, плыли по бесконечному космическому океану далеко-далеко от нашей планеты. Это была тьма… Настоящая тьма, тьма, тьма…

Пальцы под бинтами — мои новые глаза — слепо таращились в эту тьму и зудели, зудели, зудели…

Кори и я были выведены на орбиту Земли на ракете-носителе Сатурн 16. Ракета была настолько огромной, что все журналисты и теле-радио-комментаторы называли ее не иначе, как Эмпайр Стейт Билдинг. Она действительно была просто фантастически-огромна. Старый носитель, Сатурн 1Б, выглядел бы по сравнению с ней просто игрушкой. Огромная пусковая площадка, выстроенная специально для Сатурна 16 на мысе Кеннеди, имела фундамент, уходящий на шестьдесят с лишним метров в землю!

Мы сделали несколько витков вокруг Земли, чтобы еще раз проверить все бортовые системы, сошли с земной орбиты и легли на рассчитанный курс — на Венеру. В сенате не утихали бурные споры по поводу дальнейших программ исследования космического пространства, люди из НАСА молились о том, чтобы наш полет не прошел даром, чтобы мы нашли хоть что-нибудь, а мы тем временем уплывали в открытый космос.

«Не важно, что! — любил повторять Дон Ловинджер, руководитель программы „Зеус“, по которой мы тогда работали. — Ваш корабль просто напичкан различными новейшими техническими приспособлениями наблюдения и поиска, включая пять телевизионных камер повышенной мощности и разрешающей способности, а также принципиально новый телескоп с уникальной системой линз и радио-электронных фильтров. Найдите с их помощью золото и платину! Еще лучше будет, если вы найдете каких-нибудь разумных существ, этаких маленьких синеньких человечков. Найдите хоть что-нибудь! Хоть дух Хауди Дуди для начала…» Такой вот был веселый человек.

Эти напутствия были, однако, излишни — мы с Кори и сами были готовы и очень сильно хотели сделать все, что от нас зависело и что мы могли сделать. Тем более, что за последние несколько лет в программах космических исследований практически не было достигнуто сколько-нибудь существенных, кардинальных результатов. Начиная с Бормана, Андерса и Ловелла, которые высадились на поверхность луны в 68-м и нашли там только холодный, безжизненный и грязный песок. Перечень этот можно продолжить упоминанием об экспедиции на Марс Макхэна и Джекса одиннадцать лет спустя — там они тоже нашли только бескрайние пустыни холодного безжизненного песка и единственными организмами на них были лишь очень редкие и немногочисленные лишайники, не представляющие практически никакого интереса. Стоимость же исследований более глубокого космического пространства была, да и остается очень-очень высокой. Были и полеты, заканчивавшиеся просто трагически. На борту второго и последнего корабля Аполлон, например, с астронавтами Педерсеном и Лендерером, маршрут которого пролегал уже через несколько планет солнечной системы, при загадочных обстоятельствах вышли вдруг из строя все системы жизнедеятельности и управления полетом и корабль никогда уже больше не вернулся на Землю. А орбитальная обсерватория Джона Дэвиса была задета метеоритом… Одним словом, космические программы продвигались очень медленно и не очень успешно. Возможно, наш выход на орбиту Венеры был одной из последних попыток человечества изменить это положение вещей, по крайней мере в ближайшем обозримом будущем.