Продается дом - Жан Рэй

Жан РЭЙ

ПРОДАЕТСЯ ДОМ

Напрасно те, кто судит людей, взывают к божественному милосердию. Они встретят лишь ужас и неотвратимость наказания.

Конфуций. Книга мудрости.

Я не стал бы придавать большое значение этой истории о привидениях, если бы ее не рассказал мне Данстейбл.

Дело в том, что Мейпл Данстейбл считается одним из наиболее ком­петентных демоноведов нашего века; а демоноведением, этой страшной, но значительно обесценившейся в наше время наукой, занимаются очень немногочисленные посвященные. Да и слава Богу!

Он сам назвал эту историю «историей о привидениях наоборот»; это выражение приводит меня в растерянность. Поэтому я оставляю ее в том виде, в котором услышал. Она также интересует меня в некоторой степени потому, что в ней упоминается, хотя и очень бегло, гримуар Штайна.

Но кто же является автором этого жуткого, подтвержденного доказа­тельствами колдовского манускрипта, ставшего, благодаря содержащимся в нем заклятиям и формулам, общим достоянием? Обычно приводят три или четыре таинственных имени, которые ничего не сказали бы читателю, приведи я их здесь. Все, что известно, или, скорее, все, что является обще­принятым, так это сведения о том, что он появился в XVIII веке в Штайне, небольшом швейцарском городке в кантоне Аппенцелль. Именно там доку­мент был гораздо позднее обнаружен Симоном Роуледжем, последователем загадочного доктора Джона Ди, создателя черного зеркала, ставшего гор­достью и несчастьем семьи Уолполов в минувшие столетия.

Послушаем, что говорит Данстейбл о гримуаре Штайна:

«Автор в известной степени переработал труды Альберта Великого, «Ключ» царя Соломона и «Книгу Каббалы», отбросив, как бесполезный остаток, их герметизм, туманность языка, даже их фантастичность, придя в итоге к ясной, четкой и жуткой квинтэссенции. Он приводит формулиров­ки, четкие, словно алгебраические или химические формулы, не оставляя места для разночтений и ошибок. Кому принадлежал этот гримуар? Можно назвать несколько великих имен, ставших известными в истории Француз­ской революции и наполеоновской эпопеи, а также прославившихся позд­нее, вплоть до нашего времени.

Окажись этот гримуар в моих руках, я не колеблясь уничтожил бы его, почувствовав приближение смерти, так как эта необычная рукопись может привести человечество к жуткому концу, причем с гораздо большим успе­хом, чем обычные конфликты.

Случилось так, что я знаю — в общих чертах, — о чем говорится в гримуаре. Этого для меня оказалось достаточно, чтобы лишиться покоя и душевного спокойствия, качеств, так необходимых тому, кто сталкивается с неведомым. Самым жутким разделом манускрипта следует, несомненно, считать ту его часть, в которой автор осмеливается посягнуть на высо­чайшую справедливость, побуждая человека и открыто советуя отобрать у Всевышнего божественный промысел. Речь идет о наказании умерших!

Это именно то, что сделал Меррик.

И Меррик, человек в высшей степени обыкновенный, не смог бы поступить таким образом, не познакомься он с гримуаром Штайна.

Впрочем, я не очень удивляюсь этому.

Флавиан Меррик был вором. Его богатство сделало из него — разу­меется, совершенно незаслуженно — честного человека, но в душе он всегда оставался вором, бандитом. Упрямый, скорее хитрый, чем умный, но обладающий определенным культурным уровнем и весьма злопамят­ный, он оказался человеком, способным завладеть гримуаром Штайна и использовать его.

Случилось так, что я тоже был знаком с Флавианом Мерриком; могу добавить, что мнение об этом человеке знаменитого демоноведа приводит меня в замешательство.

Меррик в те времена, когда я знал его, хотя и не часто с ним встречал­ся, был обычным человеком, авантюристом без особого размаха, тайным биржевым маклером, мелким жуликом, существом, не представлявшим особой опасности для окружающих.

Тем не менее, правосудие заинтересовалось им в связи с одним делом о подлоге и чеках без обеспечения и на несколько месяцев вывело его из обо­рота. Суд состоялся в небольшом городке на севере Франции, где главным президентом суда был господин Ларривьер.

В Париже или любом другом большом городе Флавиан Меррик отде­лался бы условным осуждением; вполне реальным могло быть и полное оправдание, настолько расплывчатые и хлипкие доказательства приводила сторона обвинения. Но нужно учитывать ментальность президента суда Ларривьера. Это был судья старой благородной школы, прямой и непод­купный, применявший закон с исключительной суровостью, для которого смягчающие обстоятельства были пустым звуком. Он исходил из принци­па, согласно которому у любого обвиняемого шансы на невиновность едва достигали жалкой цифры в один процент. Он с гордостью заявлял, что за всю свою карьеру оправдал всего пятерых подсудимых, основываясь на совершенно неопровержимых доказательствах их невиновности.

Тем не менее, Флавиан Меррик со спокойной душой предстал перед строгим судьей. Он считал, что у него имеются некоторые права на благо­дарность с его стороны.

Президент Ларривьер, закоренелый холостяк, жил в предместье, в большом старинном доме со своими книгами и единственным горячо любимым существом: это был Фрам, старый ньюфаундленд. Однажды судья прогуливался со своим постоянным спутником вдоль канала с откры­тым шлюзом, по которому катился стремительный водный поток.

Фрам, гонявшийся на берегу за крысой, оступился и упал в воду. Если для любого другого пса это происшествие было бы обычным непродол­жительным купаньем, то для старого Фрама оно могло закончиться траги­чески. Бедняга страдал ревматизмом, и задние ноги у него были частично парализованы. Попав в водоворот, он мог утонуть самым жалким образом, когда на сцене появился Меррик. Конечно, он был не слишком хорошим человеком, но любил животных и не был трусом.

Решительно бросившись в воду, он спас Фрама.

Признательный господин Ларривьер рыдал от счастья, и Меррик, не будучи простаком, отказался от денежного вознаграждения, несмотря на его солидные размеры.

Поэтому Меррик с горькой и разочарованной улыбкой покинул зал суда в сопровождении двух жандармов после того, как Ларривьер наградил его максимальным сроком в двадцать месяцев тюрьмы.

В тюрьме он с высокомерием отказывался от сигарет и лакомств, присылаемых ему Ларривьером, удивляя и разочаровывая таким образом судью, для которого благодарность и справедливость были совершенно разными понятиями. До него не доходило, что преступник Меррик и Мер- рик — спаситель Фрама были одной и той же личностью.

Выйдя на свободу, Меррик уехал из города, тогда как Ларривьер еще десять лет продолжал выносить приговоры, не отличавшиеся мягкостью, пока ему самому не пришлось предстать перед высшим судьей.

Старый дом на бульваре, принадлежавший Ларивьеру, был выстав­лен на продажу, но покупателя на это мрачное и неудобное строение на нашлось. Впрочем, в этом виноваты и наследники судьи, запросившие за дом слишком высокую цену. Дом уже начал понемногу разрушаться, когда в городе появился Меррик.

Никто не знает, из каких далеких краев он вернулся, но очень скоро выяснилось, что фортуна в последние годы ему благоприятствовала, что, конечно, не могло не вызывать возмущения у честных граждан. Тем не менее, все быстро забыли старые обиды; город торжественно отпраздновал появление нового набоба; радость достигла еще более высокого градуса, когда выяснилось, что блудный сын Меррик собирается обосноваться в городе. Правда, некоторое удивление вызвал выбор Мерриком жилья, тогда как он мог позволить себе купить самое роскошное строение.

Но он приобрел старый дом на бульваре.

Дом был приведен в порядок, хотя и без существенной перестройки.

Другим предметом удивления горожан стала странная прислуга Мер- рика. В один из дней с поезда сошли двое или трое приезжих с кожей цвета кофе с молоком и тут же были приняты на работу в угрюмый дом на бульва­ре. Это были люди молчаливые и необщительные, свирепо противящиеся любому вторжению в жизнь хозяина.

Любопытные соседи рассказывали, что слуги ходят по владениям Мер- рика в богатых экзотических нарядах, обмотав голову огромными тюрба­нами, украшенными золотом и драгоценными камнями. Время от времени можно было наблюдать, как они совершали в саду непонятные церемонии, вероятно, имеющие отношение к восточным традициям. Но это были обычные для небольшого городка слухи, и их правдивость остается крайне сомнительной.

Однажды Меррик неожиданно покинул город вместе со своими слуга­ми, и его дом снова был выставлен для аренды, о чем позаботился живший по соседству нотариус. Стоимость аренды была весьма невысокой, поэто­му ждать нового хозяина дома долго не пришлось. Им оказался господин Лантельм, преподаватель коммунального лицея.