Междусоние. сборник рассказов - Татьяна Помысова

Междусоние

сборник рассказов

Татьяна Евгеньевна Помысова

© Татьяна Евгеньевна Помысова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День со Львом Дуровым

Я отношу себя к касте гримеров. Почему к касте? Ну, а как еще можно назвать эту прослойку специалистов в мире театра и кино?

Конечно, каста. Каста прикасаемых. Мы прикасаемся к лицам. Мы прикасаемся к душам людским так плотно, как они могут позволить нам и как мы этого сами хотим. Я хочу.

Поэтому, я гримирую актеров молча и много слушаю. Накладываю грим слой за слоем, обнажая их души.

Я стараюсь, чтобы руки мои были всегда ласковыми и теплыми, а настроение – хорошим.

И тогда начинается чудесное перевоплощение актера в героя, а гримера – в творца и собеседника, которому открывают душу.

Сегодня мне посчастливилось гримировать Льва Константиновича Дурова, в студии снимали поздравление мужчинам ко Дню Российской Армии. Нет необходимости представлять вам этого человека. Звезда Льва Константиновича Дурова горит ярко и мощно.

На съемочную площадку он приехал в сопровождении дочери Екатерины – все таки восемьдесят четыре года актеру… Не грех и опереться на руку дочери… Удивительное тепло идет от прикосновения к этому человеку…

Никаких капризов, никакой звездной болезни… Высшая степень профессионализма – доверие и уважение профессионализма партнера. В этом процессе мы партнеры. Он доверяет мне, я делаю свою работу максимально быстро и качественно. И слушаю… Детство Льва Константиновича выпало на тяжелые военные годы. Когда началась война мальчику было десять лет. Как понять ребенку, что война – это не игра. Не художественный фильм, не сцена из спектакля.

Что врезалось в память? Налеты немецких бомбардировщиков. Их научились быстро отличать по звуку: эти короткие и обрывисто тяжелые «у-у-у».

«О! На Сокольники полетел! А этот – летит бомбить Лефортово»… Даже к этому – привыкаешь…

А вы знаете, как гасить зажигательные бомбы, в просторечии «зажигалки»? Я вот тоже – нет, подумала, что водой. Нет. Температура упавшего снаряда около двух тысяч градусов. Зальешь его водой – ошпаришь парами лицо, руки шею… Гасить – только песком. А когда остынет – вот вам и трофей…

У Льва Константиновича их семнадцать. Так и хранятся на даче. Смертельные сувениры на память о войне.

Спросила, какое самое сильное воспоминание о фашистах… Услышала в ответ на свой вопрос невероятную историю: дежурил во время обстрела на крыше, а немецкий самолет пролетел так низко, что глаза в глаза мальчик взглядом столкнулся с фашистским летчиком, разглядел его кресты на мундире и холодную стальную усмешку… Боль. Стыд. За невозможность расстрелять этого гада в упор… Он много ночей снился в кошмарных снах. И вот, военный парад и толпы пленных фашистов идущих по Красной Площади. И вдруг, уколом взгляд одного пленного – он!

Он! Он! Он! Что же ты, гад, теперь не смеешься??? И радость, радость, затопившая мальчишечье сердце, удовлетворенное местью!

А вы знаете, какое самое тяжелое воспоминание о войне? Это госпитали. Мальчик, повзрослевший так скоропостижно, как сотни тысяч его военных сверстников, работал санитаром в военном госпитале. Страшно нести из операционной таз с

внутренностями раненных и прооперированных солдат и офицеров, и опускать все это в кислоту… Страшно помогать при операциях, держа ногу, которую ампутируют… И

вот, ее отпилили и она становится такой тяжелой и падает на пол. А потому, что силы земного притяжения действуют по другому, когда она часть тела. К этому невозможно привыкнуть…

– Танечка, а вы знаете, как делали наркоз в условиях военного дефицита медикаментов?

– Нет, Лев Константинович, но, наверное, стакан спирта? Что-то подобное мне попадалось в книгах о войне…

– Не угадали. Спирт был только на линии фронта… А в тыловых госпиталях не было и его.

Брали рукав фуфайки и, если была под руками, деревянную киянку, такой деревянный молоток, а если не было, то чугунную сковородку. И били раненного по затылку. Кратковременная потеря сознания позволяла прооперировать раненного и спасти его от верной смерти от болевого шока…

– ……..! Я выдохнула с трудом…

Надо сказать, что гримировать я уже закончила к этому моменту и съемочная группа уже с нетерпением ждала, когда я отпущу легендарного актера на площадку.

Я сидела в оцепенении около Льва Константиновича, опустив руки с кистью и пудрой….

Но спасительное и мобилизующее слово «Мотор!» быстро привело нас в рабочее настроение.

Мариины миллионы

Марии очень нужны были деньги. И ведь не то чтобы у нее вообще не было денег, но ей нужны были миллионы – квартиру купить. Да, дом стал стар, и в нем жить уже страшно: валится все, крыша течет, печь перестала печь, трубы проржавели.

Сыновьям все не с руки помочь, у каждого своя жизнь, спасибо – придут печь протопить да дров натаскают со двора.

Пришло как-то письмо – купишь, дескать, сапожки, станешь почетным покупателем, – пригласим на пароходе прокатиться, Москву посмотреть, да вручим тебе полтора миллиона рублей.

Мария купила сапожки, да вот только прислали вместо 36 размера 33. Но самое главное, ей прислали сообщение, что она выиграла эти полтора миллиона! Именно она! И теперь должна приехать в Москву, чтобы получить их. Все один к одному…

Тут ей пришло еще несколько писем с подобными предложениями. Уже от других, – видимо, им всем срочно понадобилось пристроить куда-то миллионы, вот они и выбрали ее; а что, ей, как никому другому, были нужны деньги.

И она покупала, покупала что-то по интернету, чтобы стать привилегированным покупателем и получить эти вожделенные миллионы… Сапог и красивых конвертов с обещаниями миллионов в доме становилось все больше. Сыновья и невестки пытались ее отговорить, но как же отговоришь одержимого?

И пробил час. Собрала она свои нехитрые пожитки и купила билет на самолет, чтобы лететь в Москву к указанной дате на обещанный банкет на корабле, на вручение аж семи миллионов! Выбрала самое красивое платье, чтобы не ударить в грязь лицом.

Расстраивало лишь то, что видимо в спешке не указали ни в одном письме адрес. Но Мария решила, что уж найдет в Москве этот корабль. Чай, Москва – не порт. Невестка, узнав о прилете свекрови, срочно вызвонила в Москву мужа, чтобы встретил мать в аэропорту и не дал ей поехать на поиски одной, в ее 81 год-то. Он тоже не смог отговорить ее, но только сумел найти адрес этой компании. Единственное, что смогли они сделать – это заменить сапоги 33-го размера на 36-ой. И то, и мех оказался искусственным, и кожа.

Встретили они у дверей конторы обиженных и обманутых покупателей, которым тоже повезло с миллионами – прилетели аж из Ханты-Мансийска…

Мария уже сама поняла, что обманули ее. Пообещала, что больше не будет верить письмам.

И без истерик и обмороков отметила в московском ресторане вместе с сыном и невесткой свой 82-й день рождения…

Виртуальная среда

– И все-таки расскажи, что тогда ты сделала с Катей…

– А что я с ней сделала? Катя замужем и счастлива. Значит, все, что я с ней сделала, все пошло ей во благо.

– Ну-ну…

– Не хочу я ничего рассказывать. У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу.

***

Катя… А кто такая Катя?

Когда ты, как мне показалось, забыл о моем существовании и отдалился, я решила зайти на твою страницу в «Одноклассниках» и посмотреть, с кем ты общаешься из девушек. Да, не самое изящное решение, тем не менее, наблюдение мое оказалось верным. Два дня «слежки» показали, что в твоем онлайне находится всегда один и тот же объект – Катя.

И не надо упрекать меня в ревности. Да кто ты такой, чтобы я тебя ревновала? Да кто я такая, чтобы тебя ревновать?

Это была охота. Выследить дичь, но не убивать, чтобы съесть, я ведь сыта. По самое горло. Накинула на себя овечью шкурку и притворилась ягненком. Впрочем, овца же я. Чего уж там притворяться?

Зашла к Кате на страничку и начала с ней дружить, в облике агнца.

Как начать дружить с человеком одного пола с тобой и моложе тебя лет на семнадцать, к которому ты ревнуешь своего друга?

А просто нужно стать интереснее этого друга. И стать одного пола с этим другом. Вот так я и стала ягненком. Катя делилась со мной своими тайнами и планами.

Рассказала мне, что гуляла с тобой по Арбату и сказала, что ты хорошо целуешься. Немного странно, пока я вживалась в образ ягненка, я потеряла интерес к тебе. Вернее, я потеряла интерес к тебе именно после Катиного рассказа. Именно ее рассказ вылечил меня. В знак благодарности за исцеление я написала ее портрет. Шкурка ягненка мне стала больше не нужна. Я призналась Кате, что я – женщина. Сначала, она обижалась на меня, потом поняла, что у меня не было цели что-то выяснять, ведь я не лезла в душу и ничего не выспрашивала у нее, но выслушивала ее и, большей частью, была ее отзывчивой собеседницей. Портрет, я передала Кате через ее друга Артема…