Понедельник не начинается - Александр Данковский

Александр Данковский

Понедельник не начинается

Спасибо всем ребятам с формума www.figvam.net и особенно Пессимистке и Яну Валетову. Это Ян меня подбил взяться за перо. Так что половину претензий – к нему. И половину похвал – тоже.

А еще спасибо Вове Хомякову – как одному из самых отзывчивых читателей.

И моему семейству, которое терпело папу, сидящего за компом вместо того, чтобы посвящать время жене и детям.

Часть первая

Пролог

Подстаканник снова пополз по вытертому пластику к исцарапанному алюминиевому бортику столешницы. Колеса стучали неторопливо, поезд брал небольшой подъем, настраиваясь на штурм Уральского хребта. Я снова сдвинул недопитый чай в центр стола и уставился на пробегающий мимо ельник – матерый и мрачный, вестник приближающейся тайги. И снова спросил себя: и на кой черт я еду в эту Сибирь, вторые сутки трясусь один в пустом купе и собираюсь выручать людей, которых даже не могу назвать друзьями? Они уехали по своей воле – или все-таки не по своей? – не сказали, куда, щедро заплатили за работу, позволили взять кое-чего из барахла…

Глава 1

Последним уходил Игорь – парень чуть старше меня… Хотя какой парень – здоровенный толстый мужик, наделенный неслабым интеллектом и воистину ослиным упрямством. «Понимаешь, – сказал он мне тогда, – все, чем мы тут занимались – детский сад, штаны на лямках. Ни методики, ни теории, ни даже понимания того, кому и зачем это нужно. А тут, понимаешь, возможность мир перевернуть…».

До этого «переворачивать мир» отправился Володя – добрый, умный розовощекий «поросеночек», всегда спокойный и лучше всех умевший ладить с государственными органами. Самый молодой из нас и не получивший ни инженерного, ни физико-математического образования (то ли экономист, то ли вообще «общий менеджер») – и лучше всех разбиравшийся в компьютерах.

Ушла Элла – единственная барышня в нашем кругу.

Ушел Леша – черноглазый, быстрый, с примесью не то армянской, не то грузинской крови, прекрасный стилист и великолепный боец. Именно он был нашим инструктором-рукопашником, когда мы совместно решили, что нам таки надо изучить и этот аспект бытия (и бития).

Ушел Димка – смуглый, кудрявый («дитя свободной Африки», как называли его родственники – всё казаки со Ставрополья). Только с ним меня со студенческих времен связывало что-то вроде дружбы.

А первым бросил все и уехал Григорий Владимирович – наш шеф, отец-основатель и вдохновитель. В прошлом – доцент физфака, не ставший профессором только потому, что лень было писать докторскую. Отличный преподаватель и, говорят, талантливый ученый (судить не берусь, потому что занимался он совершенно зубодробительными вопросами мироздания). Студенты называли его Лорд Винтер – наверное, из-за странной фамилии Зимка. К слову, и внешность у него была какая-то зимняя – волосы пегие из-за неровной седины, словно припорошенные снегом камни; мощные длинные руки (дядя легко крутил стул за ножку), могучий бочкообразный торс и голос, словно из бочки, да еще с налеганием на «О»: «Где-то по большому счету ясно, что вам ничего не ясно». На первый взгляд, Лорд Винтер напоминал кроманьонца с картинки по истории древнего мира. Но за внушительными надбровными дугами прятался невероятно мощный интеллект: взять измором его на экзамене или зачете не удавалось никому: начав в девять утра, к восьмому часу вечера ГВ, казалось, без всякого напряга разбирал хитросплетения интегралов, векторов и прочих тензоров, не желая отпускать студентов с миром и тройкой. При всем при этом на факультете его любили.

Тот же интеллект подсказал ему бросить физику и заняться тем, ради чего мы все и собрались пару лет назад. Точнее, собрались они, а меня пригласили «за компанию».

Потому что занялись они магией. Если угодно, чародейством и волшебством. Да-да, именно «НИИЧаВо» пришло мне в голову, когда я впервые об этом услыхал. Услыхал все от того же Лорда Винтера, который меня и позвал. Оказалось, запомнил мою скромную персону еще во времена моего студенчества, хотя с тех пор минуло шесть лет, отыскал (наверное, в деканате) координаты и позвонил в один не слишком прекрасный вечер. Не слишком прекрасный – потому что тогда у меня на пятках висели милиция с армией, желавшей упечь вашего покорного слугу на два года охранять новую «нэзалэжную» родину непонятно от кого. Так что от стражей порядка я хоронился и у родителей не жил. В этот вечер только зашел проведать предков – и надо же, Григорий Владимирович меня вызвонил. И предложил заняться «кое-чем потусторонним, но интересным».

Настроение было ни к черту (я ко всему прочему как раз понял, что коммерсанта из меня не выйдет, а жить на что-то надо), поэтому ответ мой прозвучал не слишком вежливо: «Стругацких обчитались или решили лохов по-лекгому разводить?» А что еще я должен был подумать? Лорд Винтер не обиделся и предложил на следующий день приехать в почти родные Бабаи, где с конца пятидесятых квартировали и харьковский физфак, и НИИФТИ, куда большинство выпускников факультета отправлялись работать во времена Союза и Холодной войны – как раз во благо последней укрепляли обороноспособность первого, двигая вперед науку и технику. А между делом, «только для себя» – занимались теоретической и экспериментальной физикой в самых разных отраслях – от сверхтекучего гелия до космических лучей. А теперь, если верить Зимке, увлеклись теоретической и экспериментальной магией. «Умклайдет, транслятор на быстрых нейтронах, «Корнеев груб»…

Когда я на следующий день трясся по знакомой дороге (только на сей раз – не в дребезжащем набитом ЛАЗике, как в конце восьмидесятых, а в ГАЗели, не столь дребезжащей, но столь же набитой), версий у меня не прибавилось. Либо Зимка сбрендил (но представить его сумасшедшим не получалось), либо таки решил «разводить лохов», используя малоизвестные физические явления. Но тут больше бы подошел экспериментатор, а не знаток элементарных частиц и теории суперструн. «Может, впрямь что-то такое есть?» Квантовую механику вкупе с релятивистской полностью я забыть не успел, а там вполне логично и без мистики доказывалось, что на результаты эксперимента влияет факт наблюдения. Возможно, Зимка в своих суперструнах докопался до чего-то подобного, увидал взаимодействие материи мыслящей с материей безмозглой…

Про чародеев, знахарей, астрологию и прочую хиромантию в те времена не писали только ленивые журналисты. То Глоба, то Джуна, то Ванга… И даже писатели переквалифицировались с «сайенс фикшн» на «дневники экстрасенсов». Я готов был признать, что не все это – полная фигня. Один раз при мне девушке действительно сняли зубную боль, помахав руками. Что, впрочем, вполне могло быть списано на самовнушение или, если угодно, гипноз (хотя кто его знает, что за этим словом стоит). В общем, «пока он меня не переедет, пока грузовик на себе не почувствую…»

Я и почувствовал в первый же день. Зимка обитал все в том же тесном прокуренном кабинетике между аудиторией 312 и спортзалом. И после обычного своего «Доброго здоровья, Сергей Сергеевич» вместо объяснений протянул мне гаечный ключ 10 на 12. Рожковый. С надписью выпуклыми буквами «Chrom wanadium» с одной стороны и «Made in India» – с другой. Совсем бы обычный ключ, если бы не одно «но» – сделан он был из тяжелого желтого металла.

Рядом лег еще один такой же, но, как и положено, серебристый и вполне обычного веса.

Затем на столе появилась колба с желтоватой жидкостью. «Аш хлор» – пробасил лучший на факультете знаток математического анализа и аналитической геометрии даже среди преподавателей.

Другая скляночка, как и следовало ожидать, содержала «Аш Эн О Три». Далее у меня на глазах Лорд Винтер скрутил желтый ключ винтом, продемонстрировал, что с белым он такого фокуса проделать не может, хотя чуть-чуть погнуть инструмент ему удалось (см. выше про недюжинные физические данные доцента). Макнул желтый поочередно в каждую из баночек, дабы я убедился, что с ним ничего не происходит. Затем смешал две жидкости в пропорции три к одному.

– Достаточно. Можно не пытаться растворить в ней ключик, я верю, что он золотой. Но зачем все это представление?

– А теперь возьми вот этот, беленький, и нацарапай на нем что хочешь. Хоть слово из тех букв, хоть соотношение неопределенности Гейзенберга, – Григорий Владимирович протянул мне стержень из какого-то твердосплава.

Пожав плечами, я выцарапал около двенадцатимиллиметрового «уха» кривую пятиконечную звездочку.

– А теперь посиди тут с полчасика. Вон, Фихтенгольца полистай по старой памяти.

Зимка вышел, и я действительно со скуки принялся перелистывать затрепанный зеленый томик. Всегда любил матан.[1] Хоть и не пришлось его применять в жизни, все равно наука красивая.

Я как раз добрался до леммы Бореля-Лебега, когда дверь снова открылась. Только на сей раз это был не Григорий Владимирович, а Димка Бородаев, с которым мы сиживали за одной партой, занимались карате и собирали яблоки в колхозе. После универа встречались, но все реже и реже. Потом он, говорят, подался на родину на заработки. И вот на тебе – тут.